Эрл Гарднер - Дело о туфельке магазинной воровки

– Вы можете вспомнить, что было найдено в карманах Остина Куленса? – продолжал Мейсон.

– Могу, если загляну в свои записи, которые я тогда сделал, – ответил сержант и вытащил записную книжку.

– Будьте так любезны, – сказал адвокат. – Что вы нашли в верхнем левом кармане костюма Остина Куленса?

– Перьевую ручку и блокнот.

– А в левом нижнем кармане?

– Платок и перочинный нож.

– Что было в правом нижнем кармане?

– Ничего.

– Ничего?

– Именно. Вы же слышали, что я сказал. Ни-че-го.

– Совсем ничего?

– Я не знаю, как еще вам это объяснить. Когда я говорю «ничего», мистер Мейсон, я имею в виду ничего.

– Хорошо. Сержант, вы присутствовали на вскрытии тела Остина Куленса, которое проводил доктор Франкель, а сразу же после этого – на вскрытии тела Джорджа Трента, верно? – спросил адвокат.

– Да, это так.

– Вы не покидали комнату, где проводилось вскрытие, с того момента, как доктор Франкель занялся телом Остина Куленса, и до того момента, как он закончил с Джорджем Трентом?

– Да.

– Доктор Франкель передал вам пулю, которую он извлек из тела Остина Куленса?

– Да, сэр.

– А теперь, чтобы нам было удобнее, сержант, давайте будем называть пулю, которую извлекли из тела Остина Куленса, пулей Куленса. А револьвер 38-го калибра, который, по словам свидетеля Дигерса, он нашел в сумочке Сары Брил, обвиняемой по этому делу, револьвером Брил. Вам все понятно?

– Да, сэр.

– Итак, что вы сделали с пулей Куленса?

– Я положил ее в левый карман, своего костюма.

– Через несколько минут вы получили от доктора Франкеля еще одну пулю, которую он извлек из тела Джорджа Трента, не так ли?

– Да, сэр.

– Для удобства будем называть эту пулю пулей Трента. И поскольку уже было сказано, что эта пуля была выпущена из револьвера, найденного в ящике стола в офисе Трента, будем называть это оружие револьвером Трента. Вам понятно, сержант?

– Конечно.

– Замечательно. Итак, что вы сделали с пулей Трента?

– Я положил ее в правый карман костюма.

– Что вы сделали потом?

– Потом я сразу же отправился в отдел баллистических экспертиз, где мистер Хоган сделал проверочные выстрелы из револьверов.

– А как получилось, что вы перепутали пули? – спросил Мейсон.

– Что я сделал? – взревел Голкомб, привстав с кресла. – Ничего я не перепутал!

– А я думала, перепутали, – спокойно сказал адвокат. – Разве вы не передали Хогану пулю Трента для идентификации с револьвером Брил?

– Я ничего подобного не делал.

– Если не ошибаюсь, Хоган сказал, что вы сделали именно так.

– Значит, вы ошибаетесь, – буркнул сержант Голкомб, заерзав на кресле. – Все это грязные инсинуации, – добавил он, покраснев. – Это ваши…

– Достаточно, сержант! – оборвал его Сэмпсон, вскакивая со своего кресла. – Я прекрасно понимаю, что вы сейчас чувствуете, но прошу вас помнить о том, что вы здесь выступаете в роли свидетеля. Все, что вы думаете по поводу хитростей и уловок адвоката, не касается дела. Я прошу вас быть вежливым в ответах на вопросы мистера Мейсона.

– Свидетель – офицер полиции, – заговорил судья Барнс, – и он, без сомнения, знаком с порядком проведения слушаний в суде. Он будет отвечать на вопросы, воздерживаясь от комментариев и замечаний.

Сержант Голкомб сжал кулаки, глаза его сверкали от злости.

– Продолжайте, мистер Мейсон, – кивнул судья адвокату.

– Вы передали мистеру Хогану пулю Трента и попросили сравнить ее с пулей, которую он выпустил из револьвера Брил, не так ли, сержант?

– Я не делал ничего подобного, – ответил Голкомб.

– А что же вы сделали?

– Я достал из кармана пулю Трента и передал Хогану с просьбой идентифицировать ее. Я не сказал, с каким револьвером. Хоган вначале сравнил ее с пулей из револьвера Брил. Конечно же пули не были идентичны. Он сказал мне об этом, и я ответил: «Ну, разумеется. Это не пуля Куленса, это пуля Трента». Тогда он сравнил пулю Трента с пулей, выпущенной из револьвера Трента, и они оказались идентичными. Затем я передал Хогану пулю Куленса, и он сравнил ее с пулей из револьвера Брил. И они оказались идентичны. Вот вам голые факты, и вы не сможете меня подловить, Перри Мейсон, так-то!

– Довольно, сержант Голкомб, – грозно посмотрел на него судья Барнс.

– А разве не факт, сержант, что вы перепутали пули? – не отступался Мейсон. – Разве вы не передали мистеру Хогану пулю Трента как пулю Куленса?

– Нет, сэр, – заявил Голкомб. – Я уже сказал вам один раз и могу тысячу раз повторить, что я положил пулю Куленса в левый карман, а пулю Трента – в правый.

– Но когда вы передавали пули эксперту, вы сначала достали пулю из своего правого кармана, не так ли?

– Да.

– Почему?

– Это же естественно для правши, – пожал плечами сержант.

– Но если следовать вашей логике, – усмехнулся Мейсон, – для правши было бы естественно положить предмет, который ему дали первым, в правый карман, а второй предмет – в левый, не так ли?

Сержант Голкомб вновь покраснел. На какое-то время он словно лишился дара речи.

– Я не думал о том, что естественно или неестественно, когда клал в карманы эти пули, – произнес он наконец. – Я знаю, куда их положил. Я положил пулю Куленса в свой левый карман, а пулю Трента – в правый.

– Несмотря на то что сначала вы получили пулю Куленса и, по своему обыкновению, должны были бы положить ее в правый карман, вы все-таки положили ее в левый?

– Несмотря ни на что и несмотря на то, что вы пытаетесь ввести присяжных в заблуждение относительно того, что я…

– Сержант Голкомб! – Судья Барнс стукнул молотком по столу. – Еще одно нарушение порядка в суде с вашей стороны, и я наложу на вас штраф. Вы будете отвечать на вопросы и делать замечания, относящиеся только к делу. А теперь отвечайте на вопрос мистера Мейсона.

– Я положил пулю Куленса в левый карман, а пулю Трента – в правый, – насупившись, ответил Голкомб. – Я их не путал.

– А вы не могли ошибиться? – спросил адвокат.

– Ни в коем случае.

– Даже ни в едином случае из миллиона?

– Ни в едином случае из десяти сотен тысяч миллионов, – процедил сквозь зубы сержант.

– У меня больше нет вопросов к свидетелю, – развел руками Мейсон.

Сэмпсон улыбнулся присяжным.

– Вызывается Ева Танис, – сказал он.

Женщина заняла место свидетеля и тихим голосом начала отвечать на вопросы прокурора. Она в точности повторила все, о чем уже успел рассказать Билл Голдинг.

– Свидетель ваш, – сказал наконец Сэмпсон, обращаясь к адвокату.

Прокурор думал, что сейчас Мейсон начнет говорить о том, что когда-то Ева Танис называла себя миссис Голдинг. Но он вновь ошибся.

– У меня нет вопросов, – сообщил адвокат. – У меня нет к вам никаких вопросов, мисс Танис, спасибо.

Судья объявил короткий перерыв. Мейсона сразу же окружили репортеры, надеясь получить от нею заявление в отношении Голкомба.

– Я просто хотел выяснить все факты, – сказал им адвокат. – Вот и все.

После перерыва Сэмпсон заявил, что обвинение оставляет иск без изменений.

Мейсон поднял руку:

– Я хочу сделать короткое обращение к присяжным. – Он встал со своего места и подошел ближе к скамье присяжных. – Леди и джентльмены, – начал он спокойным тоном, будто беседовал со своими друзьями, – я хочу напомнить вам о том, что обвиняемая не обязана доказывать свою невиновность. У нее не было ни времени, ни возможности провести расследование, чтобы выяснить, кто на самом деле убил Остина Куленса. Прокурор должен доказать виновность подсудимой. И пока в отношении ее виновности сохраняется хотя бы малейшее сомнение, она считается невиновной. Итак, леди и джентльмены… Обвинение основывается на том, что пуля, убившая Остина Куленса, была выпущена из револьвера, который Дигерс нашел в сумочке Сары Брил и который мы договорились называть револьвером Брил. Мы намерены доказать абсолютную невозможность того, что Остина Куленса убили из этого револьвера. Мы намерены доказать с математической точностью, что из этого револьвера убили Джорджа Трента. И, леди и джентльмены, мы также намерены доказать, что Остина Куленса убили из револьвера Трента. – Мейсон повернулся к прокурору: – Вы признаете, мистер Сэмпсон, что Джордж Трент был убит в субботу, где-то между двумя и семью часами вечера, а еще точнее, он встретил смерть примерно в пять часов, как предположил патологоанатом?

Сэмпсон медлил, хоть и знал, что присяжные сейчас смотрят на него. Он знал, что медлить ему нельзя. Он должен был показать, что честен во всем и добивается правосудия. И все-таки он чувствовал подвох. У него заныло под ложечкой. В конце концов, сержант Голкомб вполне мог…

– Потому что, – вновь заговорил Мейсон, – если вы не признаете этого, я вызову ваших собственных свидетелей, одного за другим, как свидетелей со стороны защиты, и докажу, что Джордж Трент был убит из револьвера 38-го калибра примерно в пять часов вечера в субботу.