Агата Кристи - Убийство Роджера Экройда

– А телефонный звонок? – спросил я, не сдаваясь. – Вероятно, и для него вы подобрали правдоподобное объяснение?

– Когда я узнал, что вам и вправду звонили со станции, это меня, признаться, порядком смутило. Я ведь думал, что вы просто сочинили звонок. Это было очень хитро, поскольку давало вам предлог для появления в «Папоротниках» и возможность спрятать диктофон, от которого зависело ваше алиби. Когда я расспрашивал вашу сестру о пациентах, приходивших к вам в пятницу утром, у меня были лишь смутные подозрения о том, как вы устроили этот звонок. Я вовсе не думал о мисс Рассел. Ее посещение было счастливым совпадением, отвлекшим ваше внимание от истинной цели моих расспросов. Я нашел то, что искал. Среди ваших пациентов в то утро был стюард трансатлантического парохода, уезжавший в Ливерпуль с вечерним экспрессом. Что могло быть удобнее? Позвонит, а через несколько часов будет далеко в море – ищи его. В субботу отплывал «Орион». Я узнал имя стюарда, послал ему радиограмму. Вы видели, как сегодня я получил от него ответ.

Он протянул мне телеграмму. Я прочел: «Правильно. Доктор Шеппард просил меня занести записку пациенту и позвонить с вокзала об ответе. Я позвонил и сказал, как было поручено: „Ответа не будет“».

– Неплохо задумано, – сказал Пуаро. – Звонок действительно был, и ваша сестра слышала его и видела, как вы подошли к телефону. Но о том, что именно было сказано, сообщил только один человек – вы сами.

Я зевнул.

– Все это очень интересно, но лежит в сфере фантазии, а не подлинной жизни.

– Вы думаете? Помните, что я сказал: утром инспектор Рэглан узнает правду. Но ради вашей сестры я готов предоставить вам возможность другого выхода. Большая доза снотворного, например. Вы понимаете? Но капитан Ральф Пейтен должен быть оправдан, за va sans dire[48]. Для этого вы могли бы закончить вашу весьма интересную рукопись, отказавшись от прежней скрытности и умолчаний.

– Ваши предположения просто неисчерпаемы. Вы кончили?

– Нет, пожалуй, вы мне напомнили еще об одном. С вашей стороны было бы крайне неумно попытаться заставить меня замолчать тем способом, какой вы применили к мистеру Экройду. Имейте в виду, что такие штучки бессильны против Эркюля Пуаро.

– Мой дорогой Пуаро, – сказал я с легкой улыбкой, – кто бы я ни был, я не дурак. Ну что ж, – добавил я, слегка зевнув, – мне пора домой. Благодарю вас за чрезвычайно интересный и поучительный вечер.

Пуаро тоже встал и проводил меня своим обычным вежливым поклоном.

Пять часов утра. Я очень устал, закончил мою работу. У меня болит рука – так долго я писал. Неожиданный конец для моей рукописи. Я думал опубликовать ее как историю одной из неудач Пуаро. Странный оборот принимают иногда обстоятельства.

С той минуты, когда я увидел взволнованно беседующих миссис Феррар и Ральфа Пейтена, у меня появилось ощущение надвигающейся катастрофы. Я решил, что она рассказала ему все. Я ошибся, но эта мысль не оставляла меня до тех пор, пока Экройд в кабинете в тот вечер не открыл мне правды.

Бедняга Экройд. Я рад, что пытался дать ему возможность избежать такого конца, – я даже уговаривал его прочесть письмо, пока еще не поздно. Впрочем, нет, буду честен: ведь подсознательно я понимал, что с таким упрямым человеком, как он, это лучший способ заставить его не прочесть письма. Интересно другое, в тот вечер он смутно ощущал опасность, но я у него никаких подозрений не вызывал.

Кинжал был неожиданным озарением. Я принес с собой одну подходящую штучку, но, увидев кинжал в витрине, решил, что лучше использовать оружие, которое никак со мной не связано.

Наверное, я сразу решил убить его. Лишь только я услышал о смерти миссис Феррар, как тут же почувствовал уверенность, что она ему все рассказала перед смертью. Найдя его в таком волнении, я подумал, что, возможно, он знает правду, но не верит, хочет дать мне возможность оправдаться. Поэтому я вернулся домой и принял меры предосторожности. Если его волнение оказалось бы связанным только с Ральфом, что ж, они ничему бы не помешали. Диктофон он отдал мне за два дня перед этим для регулировки. В нем что-то не ладилось, и я убедил его не отсылать аппарат назад, а дать мне для починки. Я добавил к нему свое приспособленьице и захватил с собой в чемоданчике. В общем, я доволен собой как писателем. Можно ли придумать что-нибудь более изящное: «Было без двадцати минут девять, когда Паркер принес письма. И когда я ушел от Экройда без десяти девять, письмо все еще оставалось непрочитанным. У двери меня охватило сомнение, и я оглянулся – все ли я сделал, что мог?»

Ни слова лжи, как вы видите. А поставь я многоточие после первой фразы? Заинтересовало бы кого-нибудь, что произошло за эти десять минут?

Когда, уже стоя у двери, я обернулся и в последний раз окинул все взглядом, осмотр удовлетворил меня. Все было готово. И на круглом столике стоял диктофон, заведенный на девять тридцать. (Приспособление, которое я сделал для этого, было довольно хитроумным, построенным по принципу будильника.) А кресло я поставил так, что диктофон не был виден от двери.

Должен признаться, что встреча с Паркером у самых дверей напугала меня, что я честно и записал. А потом, когда тело было найдено и я послал Паркера звонить в полицию, – какой точный выбор слов: «Я сделал то немногое, что требовалось». А требовались совсем пустяки – сунуть диктофон в чемоданчик и поставить кресло на место. Мне и в голову не приходило, что Паркер заметит эту перестановку. В состоянии такого волнения логически он не должен был видеть ничего, кроме трупа. Но вот что значит глаз квалифицированного слуги! Этого я не учел.

Жаль, не знал я заранее, что Флора будет утверждать, будто видела своего дядю живым без четверти десять. Это привело меня в крайнее недоумение. Впрочем, мне на протяжении всего этого дела не раз приходилось недоумевать. Ведь создавалось впечатление, что все так или иначе приложили к нему руку.

Больше всего я боялся Каролины. Мне все казалось, что кто-кто, а она догадается. Как странно, что она в тот день заговорила о моей «слабохарактерности».

Но она никогда не узнает правды. Как сказал Пуаро, остается один выход… Я могу положиться на него. Он и инспектор Рэглан сумеют сохранить все в тайне. Мне не хотелось бы, чтобы Каролина узнала. Она любит меня, и, кроме того, она горда… Моя смерть будет ударом для нее, но любое горе утихает…

Когда я кончу писать, мне останется запечатать рукопись и адресовать ее Пуаро… А затем – что выбрать? Веронал? Это было бы своего рода возмездием. Хотя за смерть миссис Феррар я не считаю себя ответственным. Она была прямым следствием ее поступков. Мне не жаль ее.

Себя мне тоже не жаль. Значит, пусть будет веронал.

Досадно только – зачем понадобилось Эркюлю Пуаро, уйдя на покой, поселиться здесь выращивать тыквы?

Панки – Мэдж Уоттс, сестра Агаты Кристи.

Киплинг Джозеф Редьярд (1865–1936) – английский поэт, прозаик и новеллист. Лауреат Нобелевской премии.

Веронал – сильнодействующее снотворное средство.

Сквайр – один из низших дворянских титулов.

Кураре – сильный растительный яд. При попадании в кровь оказывает нервно-паралитическое действие. Использовался туземцами Южной Америки для отравления стрел.

Поркьюпайн – река на севере Канады и США (Аляска).

В Англии окна поднимаются и опускаются.

Карл Первый (1600–1649) – английский король с 1625 года, из династии Стюартов. В ходе Английской буржуазной революции XVII века низложен и казнен.

Элиот Джордж (1819–1880) – английская писательница, предвестница натурализма. Наиболее значительное произведение – роман «Мельница на Флоссе».

Этого молодого человека (фр.).

Вот это любопытно (фр.).

Ливерпуль – город и порт на западном побережье Великобритании.

Или они оба (фр.).

Спорт (фр.).

Крокет – игра, в которой шар ударами деревянного молотка проводится через расположенные в определенном порядке проволочные ворота.

Прекрасное имение! (фр.)

Бесполезно! (фр.)

Мафусаил – библейский персонаж, проживший 969 лет. В переносном смысле мафусаилов век – символ долголетия.

Имеется в виду опера Шарля Гуно «Фауст», где главный герой вступает в союз с дьяволом с целью обретения молодости.

Имеется в виду опера Клода Дебюсси на сюжет пьесы Метерлинка.