Агата Кристи - Смерть лорда Эджвера

Понимаете? Да-да, вы правы. Карлотта Адамс написала не «он», а «она». Розыгрыш придумала женщина!

Я составил список всех женщин, которые имели какое-либо отношение к этому делу. Помимо Сильвии Уилкинсон их оказалось четверо: Адела Марш, мисс Кэррол, мисс Драйвер и герцогиня Мертонская.

Из этих четверых меня больше всего интересовала мисс Кэррол. Она носит пенсне, она находилась в ту ночь в доме лорда Эджвера, и она дала неточные показания, стремясь очернить леди Эджвер. Кроме того, она чрезвычайно энергична, собранна и способна на решительный поступок. Повод был мне неясен, по, в конце концов, она работала у лорда Эджвера не один год, и у нее мог быть повод, о котором нам ничего не известно.

Я также не мог исключить из этого списка и мисс Аделу Марш. Она сама призналась мне, что ненавидела отца. Она нервная, импульсивная девушка. Что, если в тот вечер она, очутившись в доме, заколола отца, а затем хладнокровно отправилась в свою комнату за жемчугом? Представляете, в какой она пришла ужас, когда обнаружила в холле горячо любимого кузена, который последовал за ней, вместо того, чтобы оставаться на улице?

Этим легко объяснить ее волнение в последующие дни, но его так же легко объяснить ее невиновностью и страхом, что убийство все-таки совершил ее кузен. Кроме того, я обратил внимание на одну мелочь. Как вы помните, на золотой шкатулке, найденной у мисс Адамс, стоял инициал Д., а я слышал, как кузен мисс Марш называл ее «Делла». В ноябре прошлого года она еще жила в Париже и могла встретиться там с Карлоттой Адамс.

Вы можете сказать, что нелепо было включить в этот список герцогиню Мертонскую. Но когда она приходила ко мне, я понял, что имею дело с человеком фанатического склада. Для нее вся жизнь сосредоточилась в сыне, и она вполне могла возненавидеть женщину, которая вознамерилась «погубить» его, до такой степени, чтобы организовать против нее заговор.

Теперь мисс Мэри Драйвер…

Он замолчал и посмотрел на Мэри. Она не отвела взгляда.

— Что у вас против меня? — спросила она.

— Ничего, мадемуазель, кроме того, что вы — друг Брайана Мартина и что ваша фамилия начинается с Д.

— Маловато.

— Но это не все. Вы обладаете умом и силой воли, которых хватило бы на то, чтобы совершить преступление. Остальные слабее вас.

Мэри закурила сигарету.

— Продолжайте! — весело сказала она.

— Действительно ли у Брайана Мартина было алиби или нет — вот что меня занимало. Если да, кто тогда вошел в дом, как утверждает Рональд Марш? И тут я вспомнил, что дворецкий лорда Эджвера очень похож на мистера Мартина. Его-то и видел капитан Марш. Я подумал, что, возможно, дело обстояло так: дворецкий обнаруживает, что его хозяин убит. На столе у него он находит конверт с французскими банкнотами на сумму, соответствующую ста фунтам. Он забирает деньги, выскальзывает из дома, оставляет их на хранение какому-нибудь дружку и возвращается назад, открыв дверь ключом лорда Эджвера. На следующий день труп обнаруживает служанка. Дворецкий считает, что ему ничто не грозит, поскольку убежден, что хозяина убила леди Эджвер, а деньги его дружок наверняка поменял на фунты еще до того, как их пропажа была обнаружена. Однако, когда выясняется, что у леди Эджвер алиби и Скотленд-Ярд начинает интересоваться его биографией, он предпочитает исчезнуть.

Джепп одобрительно кивнул.

— Но что касается пенсне, ясности у меня по-прежнему не было. Если его владелицей была мисс Кэррол, то тогда все сходилось. Она могла перехватить письмо, а обсуждая детали розыгрыша с Карлоттой Адамс или встретившись с ней в вечер убийства, могла случайно или в волнении обронить пенсне, а та могла его подобрать.

Но пенсне, как я выяснил, не принадлежало мисс Кэррол. Мы с Гастингсом возвращались домой, я был расстроен неудачей и пытался привести в порядок свои мысли. И вот тогда случилось чудо.

Сначала Гастингс стал вспоминать происшедшее в определенной последовательности. Он обратил мое внимание на то, что Дональд Росс, один из тринадцати ужинавших у сэра Монтегю гостей, встал из-за стола первым. Я был слишком занят своими размышлениями и не обратил на слова Гастингса особого внимания, хотя и отметил механически, что, строго говоря, первой из-за стола поднялась леди Эджвер, которую позвали к телефону. Росс же встал первым из-за стола, когда окончился ужин. Подумав о леди Эджвер, я вспомнил детскую загадку, которая, как мне казалось, понравилась бы леди Эджвер — это был ее уровень. В шутку я загадал ее Гастингсу, но ему, как и королеве Виктории[77], было не смешно. Потом я стал думать, кто бы мог рассказать мне об отношениях Брайана Мартина и Сильвии Уилкинсон. От нее я бы, разумеется, ничего не узнал. И тут, когда мы переходили дорогу, оказавшийся рядом прохожий сказал простую фразу.

Он сказал своей спутнице, что кто-то там должен был «сразу же расспросить Эллис». И мне все стало ясно.

Он оглядел нас.

— Да-да, пенсне, телефонный звонок, низенькая дама, забравшая шкатулку из парижского магазина. Ну конечно же Эллис, горничная мисс Уилкинсон. Я быстро сложил в уме все остальное: свечи — тусклое освещение — миссис Ван Дузен — и я понял!

Пуаро снова оглядел нас.

— Итак, друзья, — тихо сказал он, — позвольте мне рассказать вам, что же на самом деле произошло в ту ночь.

Карлотта Адамс уходит из дома в семь часов. Она садится в такси и едет в «Пикадилли Палас».

— Что? — вырвалось у меня.

— В «Пикадилли Палас». Несколькими часами раньше она, назвавшись миссис Ван Дузен, сняла там номер. На ней очки с толстыми стеклами, которые, как мы все знаем, сильно меняют внешность. Как я сказал, она снимает помер и говорит, что едет вечерним поездом к пароходу в Ливерпуль и что багаж ее уже ушел. В восемь тридцать в гостиницу прибывает леди Эджвер. Ее проводят в номер «миссис Ван Дузен», где они меняются платьями, и Карлотта Адамс — а не леди Эджвер! — в светлом парике, платье из белой тафты и горностаевой накидке отбывает в Чизвик. Да-да, это возможно! Я был в доме сэра Монтегю вечером. Обеденный стол освещается только свечами, лампы притушены, Сильвию Уилкинсон никто близко не знает. Все видят золотые кудри, слышат знаменитый голос… О, это было совсем нетрудно! А если бы затея не удалась и кто-нибудь заметил бы «подмену» — что ж, это леди Эджвер тоже предусмотрела. Надев темный парик, пенсне и платье Карлотты, она берет портфель, платит по счету, садится в такси и едет на Юстонский вокзал. В туалете она снимает парик и сдает портфель в камеру хранения.

Прежде чем отправиться на Риджент-гейт, она звонит в Чизвик и просит позвать к телефону леди Эджвер. Так они договорились с Карлоттой. Если все в порядке и «подмену» не обнаружили, Карлотта должна просто сказать: «Да, это леди Эджвер». Стоит ли говорить, что мисс Адамс ни о чем не подозревала. Слова эти для Сильвии Уилкинсон означали, что ее путь свободен. Услыхав их, она едет на Риджент-гейт. Там она сообщает дворецкому свое имя, проходит в библиотеку и совершает первое убийство. Разумеется, ей неизвестно, что с лестничной площадки ее видит мисс Кэррол. Она полагает, что единственным обвинением против нее станут показания дворецкого (который, как вы помните, никогда не видел ее, и к тому же на ней шляпа, закрывающая часть лица), а они будут опровергнуты показаниями двенадцати известных, имеющих вес в обществе людей.

Выйдя из дома, она возвращается на Юстонский вокзал, забирает портфель и снова превращается в шатенку. Теперь ей нужно скоротать время до возвращения Карлотты Адамс из Чизвика. Они договорились встретиться в определенное время. Леди Эджвер отправляется в «Корнер-хаус», сидит там, поглядывая на часы, поскольку время тянется медленно, и готовится ко второму убийству; Она кладет в сумочку Карлотты, которую та тоже отдала ей, золотую шкатулку, изготовленную в Париже. Возможно, она находит письмо Карлотты к сестре именно тогда. Возможно, это произошло раньше. Как бы то ни было, она видит на конверте адрес, и у нее возникают подозрения. Она вскрывает конверт и убеждается, что ее подозрения оправданны.

Возможно, первое ее побуждение — уничтожить письмо. Но почти сразу же она понимает, что может распорядиться им значительно лучше. Если оторвать у письма одну страницу, то оно читается как обвинение против Рональда Марша, человека, у которого был веский повод желать смерти лорда Эджвера. Даже если бы у Рональда было неоспоримое алиби, письмо все равно оставалось бы обвинением против мужчины — для этого нужно было оторвать всего одну букву в слове «она». Она так и поступает, затем кладет письмо обратно в конверт и прячет его в сумочку.

Наконец ей пора уходить, и она направляется к «Савою». Как только она видит, что к гостинице подъезжает ее машина, в которой сидит Карлотта Адамс, она ускоряет шаг, входит в вестибюль одновременно с Карлоттой и поднимается по лестнице наверх. Она скромно одета, и ее вряд ли кто замечает.