Лилиан Браун - Кот, который жил роскошно

– Ничего страшного. У мисс Бессингер был перс, да у меня и у самой кот, хотя его лучшие деньки скоро отойдут в прошлое. Видели, наверное, Наполеона, вот это он. Мы живем на первом этаже. Наполеон – известный драчун.

Она отправилась в галерею с пылесосом и приспособлениями, которые Квиллер вызвался нести. Её манера речи напомнила ему говор старожилов Мускаунти.

– Миссис Джаспер, могу я спросить, откуда вы родом? Вы ведь не городская?

– Да где там, приехала из крохотного северного городка под названием Чипмунк. У моего папаши была картофельная ферма.

– Я очень хорошо знаю Чипмунк. Потому что сам живу в Пикаксе.

– Ой ты, Пикакс! Папаша, бывало, ездил туда в своем фургоне за едой да семенами. А по воскресеньям рыбачили в Перпл-Пойнте. Как-то раз мы видели певческое представление в Содаст-сити. Если где и хорошо, жить, так это там. Спокойно. А то сегодня по радио передали: в Пеннимановой гостинице трое застрелены насмерть, а ещё какой-то на шоссе убил другого водителя, застрелил. Да, в Чипмунке всё иначе!

– И когда же вы уехали из Мускаунти? – спросил Квиллер, втыкая вилку пылесоса в розетку.

– Мне тогда было лет пятнадцать. А на следующий год мне исполнится семьдесят шесть, но по силе и бодрости я многим молодым фору дам. На ферме приходилось и картошку сажать, и кур разводить, и корову доить, и овощи выращивать к столу – и всё это начиная лет с восьми.

– Зачем же вы уехали?

– Хотелось большой город посмотреть. Папаша позволил мне поехать пожить к тете Флорри. Она работала поварихой у каких-то здешних постояльцев и подрабатывала прислугой. Потом я сама здесь проработала семь лет, потом вышла замуж за Эндрю, создала семью. Он был почтальоном. Три мальчика и девочка родились у нас. Один – мётвенький. Я готовила прибирала, стирала, гладила и шила, а потом подошла пора – и все разлетелись. Тогда я снова стала прибирать в квартирах, а когда Эндрю помер – земля ему пухом! – переехала сюда, на первый этаж, да так и работаю.

– Вам нравилось работать у мисс Бессингер?

– Ещё бы, она была такая чистюля. Некоторые такие замарахи, но только не она. Какая жалость, что всё так произошло.

– А в соседней квартире вы тоже прибирались?

– Ага. Вот у него был настоящий кавардак, но человек он был добрый. Из деревни приехал, он-то. Выращивал даже на террасе помидоры, кукурузу, бобы, а вертолёт всё кружил и кружил над ней, покоя не давал: горожане ведь не знают, что такое кукурузные стебли, не понимают.

– Вы, наверное, испугались, узнав, что он убил мисс Бессингер?

– Ой как! Я в ту ночь допоздна не ложилась, смотрела телевизор и вдруг услышала с улицы страшный крик и громкий удар. Это когда он свалился на машину. Выглянула, но было так темно, хоть глаза выколи. Затем приехала полиция, "скорая", и я вышла в вестибюль. Постояльцы все стояли в ночной одёже, а миссис Таттл уговаривала всех разойтись. Какой ужас! Никто тогда не знал, что она лежит там, наверху.

Миссис Джаспер замолчала и включила пылесос, Квиллер отправился искать сиамцев. Юм-Юм лежала на водяном матраце, уставившись в одну точку. Коко нервно выхаживал, разговаривая сам с собой, издавая утробные звуки и закручивая хвост штопором, чего раньше никогда не делал. Квиллер позвонил вниз узнать насчёт ветеринарной лечебницы.

– Кошечки заболели? – спросила миссис Таттл.

– Нет, просто ведут себя вяло. Хочу свозить их провериться.

– Ближайшая лечебница на Речной, в восьми милях отсюда. – Она назвала номер дома и название клиники. – Вам придётся договориться о приеме заранее. Как справляется миссис Джаспер?

– Для своих лет – отлично.

– Не понимаю, откуда у неё берётся энергия. Кстати, если вы ей дадите повод, она заговорит вас до смерти. Надеюсь, с кисками всё в порядке.

Квиллер позвонил в лечебницу и сказал, что хотел бы проверить двух сиамцев.

– А в чём, собственно, дело? – спросила регистраторша.

– Мы приехали из северного городка, и, пока живём здесь, кошки ведут себя странно. Я хочу, чтобы их посмотрели, послушали… Они мне очень дороги.

– Если так, то мы сможем втиснуть вас в сегодняшний дневной график, скажем, в четыре часа. Как их зовут?

– Коко и Юм-Юм. Меня – Квиллер. Живу в «Касабланке».

– У нас множество пациентов из этого дома.

– До четырех.

Но это обещание он не сдержал.

Прежде чем отправиться на завтрак, он включил радио – не только затем, чтобы узнать о погоде, но и затем, чтобы ему подтвердили сообщение миссис Джаспер о трёх убийствах в гостинице Пенниманов. Странно: упомянули об убийстве на шоссе, но о тройном убийстве в «Плазе» – ни слова. Непомерно возросшее любопытство заставило Квиллера отправиться завтракать именно в эту гостиницу. По пути он купил номер «Утренней зыби» – газета об убийствах молчала. Конечно в большом городе пресса сообщает не обо всех убийствах – это он прекрасно знал, – но убийство трёх человек в гостинице с претензиями на роскошь – подобное должно было быть на первых полосах всех газет.

В кафе он заказал комбинацию стейка, яиц и картошки, что в Мускаунти называлось «завтраком охотников на уток», а в «Плазе» – «энергетическим завтрако-обедом». Подождав, пока официантка нальёт ему третью чашку кофе, Квиллер наконец спросил о тройном убийстве. Но она не поняла, о чём он говорит.

Тогда Квиллер направился в бар. Он открывался в одиннадцать, и Рэнди Юпитер как раз готовился к приёму посетителей. Квиллер уселся на высокий табурет.

– Слышал, Рэнди, у вас тут было веселье послеуикенда.

– У нас? Я с субботнего вечера не работал.

– В гостинице произошло тройное убийство. Неужели не слышали?

Бармен покачал головой.

– По радио сообщили.

– Уверены? Может быть, в какой-нибудь другой гостинице? – Юпитер огляделся по сторонам и быстро нацарапал на салфетке: «Не могу говорить». – Кофе закипел. Налить чашечку?

– Нет, благодарю, я уже выпил три в кафе. – Он соскользнул с табурета. – Если всё ещё заинтересованы в джаз-сейшне, приходите сегодня вечерком?

– Отлично! Какие-нибудь пожелания?

– Ваш выбор, только давайте обойдемся без вопящих труб. От них кошки в штопор входят. Я лично предпочитаю саксофон. Давайте часиков в восемь, идёт?

Перед тем как выйти на эскалатор, Квиллер огляделся в поисках возможных неприятностей, затем съехал вниз, размышляя над тем, что радиостанция, на которую настроен его приёмник, как и «Зыбь», принадлежит Пенниманам. Чтобы узнать о тройном убийстве, следовало подождать выхода «Прибоя», визита бармена с джазовыми пластинками или возвращения Хеймса.

Вернувшись в 14-А, он увидел миссис Джаспер на кухне, где за каждым её движением наблюдал Коко.

– Кажется, он мне указывает, что и как делать, – сказала она. – Я сейчас понесу полотенца и бельё в прачечную и, прежде чем вернусь, перекушу.

Квиллер направился в библиотеку просмотреть заметки, которые он сделал, разглядывая фотографии в публичной библиотеке. Коко отправился следом и, запрыгнув на стол, занял обычный пост на альбоме репродукций Ван Гога. Он мог бы сесть на альбомы Сезанна, Рембрандта или любого другого гения, но предпочитал сидеть на Ван Гоге, самодовольно умываясь. Квиллеру пришло в голову, что Винсент, перс Бессингер, наверное, тоже сидел на этом альбоме, выжидая время, для того чтобы стырить фишку от скрэбла.

Из своих заметок он смог восстановить романтическое прошлое «Пальмового павильона». Харрисон Пламб праздновал день рождения дочери, устроив концерт, на котором выступал струнный квартет из Пеннимановской консерватории. Уилбертоны приглашали на лекции профессора антропологии из университета. Пенниманы – французского посла. Мистер и миссис Дьюксбери давали обед в честь губернатора. Никакой реставрацией и никакими вложениями средств Клингеншоеновский фонд никогда не сможет возродить былое волшебство «Касабланки» первой четверти века. Это волшебство может проявиться только в книге со снимками и текстом: эта мысль напомнила ему о фотографе. Квиллер позвонил Соргу Бутре, и ему сообщили, что фотограф на выезде. Квиллер оставил послание, с тем чтобы Бутра ему перезвонил.

Этого звонка ему не суждено было дождаться.

Когда миссис Джаспер вернулась с корзиной белья, он пригласил её в библиотеку и спросил:

– Миссис Джаспер, когда вы впервые пришли работать в «Касабланку»?

– Прямо перед кризисом двадцать девятого года. Тогда многие с крыш попрыгали. Жуть что творилось.

– Идите сюда, присядьте. Вы не вспомните фамилий людей, на которых вы тогда работали?

Она с пылающими щеками села на краешек стула, поставив корзину на колени.

– Только на одну семью я работала тогда, их было двое: отец и дочь. Он был милым человеком с небольшими усиками. Мистер Пламб – вот как его звали.

– Его дочь всё ещё здесь живет!

– Ага, на двенадцатом, мисс Аделаида. Мы с ней одного возраста.

– Дайте-ка сюда эту корзину. Устраивайтесь поудобнее, – проговорил он с внезапным порывом гостеприимства. – Хотите кофе?