Артур Дойль - Встать на четвереньки

В дикой злобе, с какими-то странными ужимками, он обрушил на нас потоки брани. Уверен, что нам только силой удалось бы пробиться к выходу, не вмешайся мистер Беннет.

— Дорогой профессор, — закричал он, — подумайте о своем положении в обществе! Что скажут о вас в университете! Мистер Холмс — человек, пользующийся в Лондоне доброй славой. Нельзя так вести себя с ним из-за какого-то недоразумения!

Наш слишком неприветливый хозяин угрюмо сделал шаг в сторону. После всего, что сопутствовало этой встрече, было большим облегчением снова очутиться в тени университетской аллеи. Но Холмса это происшествие, по-видимому, лишь позабавило.

— У нашего маститого ученого явно не в порядке нервы, — заметил он. — Допускаю, что, вторгаясь к нему, мы были не очень тактичны, однако же смогли понаблюдать за ним в непосредственной близости. Что и требовалось. Но слышите, Ватсон, — он пустился в погоню за нами! Как видите, ярость действительно не давала ему оставить нас в покое.

К моей радости, вместо взбешенного профессора из-за поворота аллеи выбежал его ассистент. С трудом переведя дух, он остановился напротив нас:

— Мне так тяжело было наблюдать за этой сценой, мистер Холмс! Я должен извиниться перед вами.

— Не волнуйтесь, юноша! Человек моего рода занятий привык сталкиваться и с худшим.

— Но я в самом деле никогда не видел профессора в таком возбужденном состоянии! С ним просто боязно находиться рядом. Вы понимаете теперь, почему мы с его дочерью так беспокоимся? При этом о помрачении ума речь не идет: его рассудок совершенно ясен!

— Даже слишком! — кивнул Холмс. — В этом и состоит моя ошибка. Как видим, память у него существенно крепче, чем я ожидал. Между прочим, нельзя ли, раз уж мы здесь, взглянуть на окно комнаты мисс Пресбери?

— Вот оно, посмотрите. Второе слева, — показал мистер Беннет, когда мы, пробравшись через кусты, вышли на участок, откуда был хорошо виден весь особняк.

— Ого, туда совсем не просто залезть. Хотя… Посмотрите: снизу тянется плющ, а над ним, вон там, водосточная труба. Все это, что ни говори, точки опоры.

— Честно говоря, я не смог бы туда влезть, — признался мистер Беннет.

— Разумеется! Для обычного человека это, безусловно, будет крайне рискованным делом.

— Мистер Холмс, я должен сделать вам еще одно признание. Мне удалось добыть координаты того господина, которому профессор отправляет письма по лондонскому адресу. Сегодня утром я сумел скопировать адрес. Поступок, позорящий честь личного секретаря, — но что мне еще оставалось!

Холмс взглянул на адрес — и спрятал бумажку в карман.

— Дорак? Интересное имя! Славянское, надо думать. Пожалуй, это важная деталь. Возвращаемся в Лондон сегодня же: не вижу смысла оставаться здесь. Арестовывать вашего шефа не за что — он не совершил ничего преступного. Поместить его под наблюдение врачей тоже нет никаких оснований: невозможно доказать, что его разум пошатнулся. Остается лишь выжидать…

— Но как же нам с Эдит быть?

— Наберитесь терпения, мистер Беннет. События, думается, начнут разворачиваться очень быстро. Если я хоть что-то правильно понимаю — перелома можно ожидать во вторник. В этот день мы, разумеется, прибудем в Кэмфорд. При всем том могу признать, что обстановка в доме крайне напряженная. Так что, если у мисс Пресбери есть возможность продлить свою отлучку…

— Это несложно.

— Тогда ей лучше остаться в Лондоне до тех пор, как мы не убедимся, что опасность окончательно миновала. А ваш шеф пусть пока ведет себя как его душе угодно, не надо ему возражать. Насколько я понял, когда он в хорошем расположении духа, с ним вполне можно ладить…

— Смотрите, вот он! — испуганно прошептал Беннет.

Мы увидели сквозь листву, как в дверном проеме возникла высокая, статная фигура профессора. Он стоял, чуть наклонившись вперед и как-то странно покачивая свешенными вдоль тела руками. Озираясь, он вертел головой во все стороны. Беннет тут же махнул нам рукой в знак прощания и, скрывшись за деревьями, вскоре появился рядом с профессором. Они отправились в дом, разговаривая о чем-то и отчаянно жестикулируя, — слов не было слышно, но, судя по всему, разговор был напряженный, пожалуй, даже ожесточенный.

— По-видимому, сей досточтимый джентльмен догадался, что происходит, — заметил Холмс, когда мы возвращались в гостиницу. — После этой краткой встречи у меня сложилось впечатление, что профессор — личность на удивление ясного ума и прекрасной логики. Вспыхивает, как порох, но тем не менее я его понимаю: трудно не взорваться, когда за тобой следят детективы, — и вдобавок нетрудно заподозрить, что их послали твои домочадцы. Тревожусь за нашего Беннета: должно быть, ему приходится туго.

По дороге Холмс заглянул на почту и послал какую-то телеграмму. Получив к вечеру ответ, он показал его мне:

«Ездил на Коммершл-роуд, видел Дорака. Пожилой чех, любезен и обходителен. Хозяин большого универсального магазина. Мерсер».

— С Мерсером у вас не было случая познакомиться, — сказал Холмс. — Обычно он выполняет для меня мелкие поручения. Я стремился узнать хоть что-нибудь о человеке, с которым профессор состоит в тайной переписке. Он чех, и, очевидно, это имеет отношение к поездке в Прагу.

— Ну, наконец хотя бы что-то к чему-то имеет отношение! — обрадовался я. — Прежде мы имели только набор непостижимых и никак не связанных явлений. Вот, к примеру, можно ли соединить изменение характера овчарки — и поездку профессора в Чехию? Или оба этих факта — с человеком, разгуливающим ночью на четвереньках по коридору? Но что загадочней всего, так это ваши даты!

Холмс с усмешкой потер руки. Разговор этот, к слову, проходил в старинном холле отеля «Шахматная доска» и именно за бутылкой портвейна, упомянутого вчера моим другом.

— В таком случае давайте все это обсудим и начнем как раз с дат, — заявил он и соединил кончики пальцев — точь-в-точь как учитель, обращающийся к своим ученикам. — Как следует из дневника этого учтивого юноши, профессор начал совершать загадочные поступки второго июля, и затем его приступы, если не ошибаюсь, с единственным исключением повторялись каждый девятый день. Да, кстати, и последний такой случай, происшедший в пятницу, был третьего сентября, а предпоследний — двадцать пятого августа. Очевидно, перед нами никак не простое совпадение.

Я не мог не согласиться с его словами.

— И оттого, — продолжал Холмс, — мы должны сделать вывод, что через каждые девять дней профессор употребляет некое снадобье, воздействующее на него кратковременно, но очень эффективно. Из-за чего раздражительность, свойственная Пресбери, заметно обостряется. А посоветовали ему это средство во время той поездки в Прагу, и вот теперь его поставляет чех, торгующий в Лондоне. Клубок распутывается, Ватсон!

— А как же собака, и лицо в окне, и человек на четвереньках? — возразил я.

— Ну что ж, я думаю, мы разгадаем и эти загадки. Полагаю, до вторника ничего не случится, а до тех пор мы будем лишь поддерживать связь с Беннетом и наслаждаться радостями, которые доставляет нам этот маленький чудесный городок.

Наутро мистер Беннет зашел к нам и рассказал о последних событиях. Холмс был прав, прошедший день для нашего молодого друга оказался несладким. Профессор не винил его открыто в инспирировании нашего визита, но обращался с ним чрезвычайно сурово, даже с враждебностью. Чувствовалось, что шеф был оскорблен не на шутку. Но утром вел себя так, словно ничего не случилось, и, как всегда, прочел великолепную лекцию в битком набитой аудитории.

— И если бы не эти загадочные приступы, — заключил Беннет, — я решил бы, что он сегодня полон энергии, как никогда, и ум его по-прежнему ясен. Но все-таки это не наш профессор, не близкий нам человек, которого мы знали столько лет…

— Я полагаю, что по меньшей мере неделю бояться вам нечего, — заметил Холмс. — Я очень занят, а доктор Ватсон должен спешить к своим пациентам. Уговоримся, что во вторник примерно в это же время суток мы встретимся здесь, в гостинице. Я абсолютно уверен, что в следующий раз, до того как распрощаться, мы непременно узнаем причину всех ваших волнений и страхов. Ну, а сейчас пишите нам и сообщайте обо всем, что происходит.

После этого я не видел своего друга несколько дней, а вечером в понедельник получил опять краткую записку с просьбой встретиться завтра на вокзале. Когда мы сели в поезд, едущий в Кэмфорд, Холмс сообщил, что в особняке Пресбери пока все спокойно, ничто не нарушает заведенного распорядка и поведение хозяина тоже остается в пределах нормы. Об этом же сказал и мистер Беннет, посетив нас вечером в нашем номере «Шахматной доски». И добавил:

— Нынче профессор получил от своего лондонского корреспондента письмо и маленький сверток — помеченные, как всегда, крестиком, и потому я их не открывал. Это все.