Джон Харви - Грубая обработка

В приемном отделении участка на полу была кровь, еще достаточно яркая, чтобы определить, что она была пролита недавно. Дежурный сдвинул панель с пуленепробиваемым стеклом, когда вошел Резник.

– Кровотечение из носа? – спросил Резник, кивнув в сторону пола.

– Не совсем тан, сэр.

Инспектор толкнул бывшую когда-то белой дверь, и комната сразу наполнилась стуком пишущей машинки, резкими звонками телефонов и неторопливыми ругательствами человека, который, видимо, знал только четыре слова и настойчиво повторял их без какой-либо связи одного с другим.

Резник кивнул женщине-полицейскому, которая вела мимо него побирушку, прошел по коридору и завернул в комнату, где сержант в белой накрахмаленной рубашке и аккуратном черном галстуке записывал происшествие в толстую книгу.

Сразу трудно было определить, кто ранен: молодой сержант или задержанный. На столе лежал нож, лезвие которого было обломано примерно на дюйм.

– Могу я чем-нибудь помочь вам, сэр? – спросил сержант, продолжая писать.

Резник покачал головой.

Он теперь видел, что на полу в держурке была кровь задержанного. Один глубокий порез был у того на голове, другой – высоко на груди под запачканной рубашкой, которая прилипла к телу, как повязка.

– Он угрожал и размахивал ножом, сэр, – доложил молодой сержант. Он не должен был объяснять свои действия Резнику, но ему надо было выговориться. Его лицо было неестественно бледно. – Я уговаривал его успокоиться, положить оружие, но он не хотел. Продолжал кричать и ругаться. Грозился располосовать меня.

Человек все еще ругался, хотя и не так громко. Интервалы между его четырьмя словами продолжали увеличиваться, но, как только начинало казаться, что он полностью выдохся, тут же произносилось очередное слово.

– Спор возник из-за стакана выпивки, – уточнил сержант.

– Значит, это не могло произойти намного позднее девяти, – заметил Резник. – Ранние птички эти алкаши.

– Я звал на помощь, – проговорил сержант притихшим голосом. – Но я не знал, как долго мне придется ждать.

– Этот тип уже отправил одного из своих друзей в госпиталь. Тот теперь ждет, чтобы ему пришили на место кусок носа. – Вступивший в разговор полицейский смотрел на Резника. – Этот парень поступил правильно.

– Я отнял у него нож, сэр, только он… он ранил себя при этом.

Резник взглянул на задержанного: теперь его глаза были закрыты, хотя рот продолжал раскрываться со все удлиняющимися интервалами.

– Вы не думаете, что он должен рассматриваться как потерпевший?

– Как только его осмотрит врач, Чарли. Все будет в порядке.

Резник повернулся к говорившему, главному инспектору Ленни Лоренсу.

– Что-нибудь случилось, Чарли? Резник покачал головой.

– Все нормально, сэр. Просто прошел по следам крови из дежурки. Вы знаете, как это бывает. Инстинкт.

– Думал, может быть, вы хотите посмотреть, как живут другие.

– Вы имеете в виду патрульных? Тех, кто всегда среди людей?

– Что-то вроде этого.

– Мы и здесь получаем свою порцию, вы знаете.

– Отделение уголовного розыска. Полагал, что это чистенькая работа. Современная технология. Запись голосов и внешнее опознание с любезной помощью ближайшего пункта видеонаблюдения.

Резник прошел мимо главного инспектора в коридор. Из какой-то комнаты внезапно донесся испуганный крик, как если бы кто-то очнулся ото сна и не может понять, где находится.

– Мой сержант хорошо вел себя сегодня утром? – спросил Резник.

– Он испытывал наслаждение от каждой минуты службы. Начистил свои ботинки так, что в них можно смотреться, как в зеркало.

Вероятно, так и было, подумал Резник, поднимаясь по лестнице. Когда-то Миллингтону сказали, что опрятный, аккуратный внешний вид во все времена был самым верным путем наверх. С тех пор он держал в ящике своего стола наряду с необходимыми бумагами и экземпляром акта 1984 года о полицейских и уголовных доказательствах запирающийся на молнию несессер с принадлежностями для чистки обуви, нитками и иголкой и пару ножниц в футляре из крокодиловой кожи. Зайдя в мужской туалет, Резник увидел прилипшие к раковине крошечные обрезки волос и подумал, что здесь поработали ножницы Миллингтона.

Наверное, не удивительно, что Грэхем Миллингтон интересовался использованием новейшей технологии, основанной на компьютерах. И только его имя, кроме имени главного инспектора, было включено в список для посещения в выходные дни семинара, проводимого отделом министерства внутренних дел по научным изысканиям и развитию.

Дверь в отделение уголовного розыска была распахнута, и Резник видел через стеклянную панель, как Марк Дивайн одним пальцем отбивает отчет о месте преступления, как если бы пишущая машинка была изобретена только позавчера.

В глубине комнаты увлеченно беседовали Линн Келлог и Кевин Нейлор. Никто не обратил внимания на его приход.

Его собственный кабинет представлял собой отгороженный угол комнаты направо от входа. Он мог бы поспорить, что Миллингтон окажется за его столом, и выиграл бы.

– Размер подходит, Грэхем?

Миллингтон покраснел, ударился коленом, пытаясь встать, пожонглировал трубкой зазвонившего телефона, но справился с ней только с третьей попытки.

– Это вас, сэр, – протянул он трубку Резнику.

– Полагаю, что так.

– Да, сэр.

Резник взял трубку, не делая попыток начинать разговор. Миллингтон замешкался у двери.

– Дайте мне пять минут, Грэхем, потом доложите.

– Да, сэр.

Миллингтон подтянулся, кивнул и закрыл за собой дверь кабинета.

– Алло, – сказал Резник в трубку, отодвинув в сторону часть бумаг, чтобы освободить себе место на уголке стола. – Инспектор-детектив Резник.

– Том Паркер, Чарли.

– Доброе утро, сэр.

Том Паркер был главным инспектором-детективом, чей кабинет находился на центральном участке. Каждое утро он звонил Резнику и обсуждал с ним происшествия на его территории.

– Думал, что вы взяли отгул.

– На час, сэр. По личным делам.

– Дом?

– Да, сэр.

– Черт подери, Чарли, никогда не найдешь то, что хочешь, а если и найдешь, то потом никак не можешь избавиться!

«Слава Богу, – подумал Резник. – Он не будет развивать эту тему».

– Вы помните тот большой всплеск взломов год назад, Чарли? Ранней весной, так?

– Март, сэр.

Это было второго марта. Резник прекрасно помнил, как накануне отправился в клуб послушать Реда Родни, джазового трубача, который работал с Чарли Паркером. В свои шестьдесят лет, через три месяца после операции полости рта, Родни играл длинные, жизнерадостные фразы, рассыпая серии звуков. Последним номером он сыграл быстрые пассажи из пьесы Паркера вместе с британским альтом-саксофоном без всяких репетиций, и это было превосходно.

Когда Резник пришел следующим утром к себе в участок, эти мелодии продолжали звучать в его голове. Там его встретил Патель с кружкой чая и новостями об ограблении. А затем пять ограблений подряд! Во всех случаях богатые дома. Неработающая сигнализация, похищены деньги, драгоценности и ценные бумаги, кредитные карточки. Как следствие, трудности со страховкой.

– Происшествие в Эдвалтоне, Чарли. Сообщили сегодня утром. Тот же метод. Думаю, вам стоило бы съездить туда. Может быть, это даст нам шанс проверить правильность ваших подозрений.

Резник сказал, что он направится туда сразу же после того, как сержант введет его в курс дел.

«Быстрее, быстрее, – думал Грэхем Миллингтон, поглядывая на своего начальника через стекло. – Не тяни ты резину. У некоторых из нас впереди целый день работы. Мы с молодым Дивайном должны поговорить с китайцем относительно опрокинутого пятигаллонового контейнера с растительным маслом и случайно зажженной спички. Недурной пожарчик».

Поэтому, когда Резник открыл дверь своего кабинета, Миллингтон быстро спустил ноги со стола и вытянулся.

Хотя Ежи Грабянский родился в Англии, этот факт никогда не давал ему оснований чувствовать себя истинным англичанином. Его семьей были те, кто, без всяких колебаний захватив пальто и палку копченой колбасы и бросив все остальное, покинули Польшу в 1939-м. Они шли пешком, бежали, ехали на велосипедах (его бабушка и старшая сестра садились по очереди на раму впереди отца), прятались под брезентом угольных барж и вновь шагали. И у них была на то очень веская причина – шагать и шагать.

Первого сентября того года Гитлер вторгся в Польшу с трех сторон. Семнадцатого сентября Россия вошла с четвертой. К двадцать восьмому пала Варшава, а на следующий день Германия и Россия сели делить страну между собой.

Грабянские покинули Лодзь, где большинство горожан работали на текстильных фабриках, и направились на запад. Они прошли через Чехословакию, Австрию и Швейцарию и перешли границу Франции в Шо-де-Фон по мосту через реку Дуб. Но не все. Проснувшись в то последнее утро, они обнаружили, что сестра Ежи Кристина не свернулась, как обычно, калачиком под пальто своей бабушки и не собирается прогнать сон, потирая кулачками свои глаза.