Джозефина Тэй - Дело о похищении Бетти Кейн

Ворота были распахнуты настежь, а во дворе, ярко освещенном пламенем, стояли пожарные машины и толпились люди. И Роберт увидел стул с расшитым бисером сиденьем, стул из гостиной. Нашелся, значит, кто-то, кто его вытащил.

Рядом послышался голос Стэнли:

— Ну вот и вы! Воды не хватает. Но кое-что из дома удалось вытащить. Все из гостиной. Я подумал, что именно эти вещи хозяйки захотели бы спасти в первую очередь. Кое-что из верхних комнат тоже удалось вынести…

По черному лицу Стэнли ручьем катился пот, оставляя светлые бороздки, и молодое лицо его казалось старым, морщинистым.

На траве были свалены матрацы и постельное белье, свалены в сторонке, чтобы не быть на пути пожарных. А рядом стояла мебель, и вид у нее, казалось, был потерянный, удивленный…

— Давайте отнесем мебель подальше, — предложил Стэнли, — а то либо искры на нее попадут, либо кто-нибудь из этих чертей вздумает на нее становиться…

Под словом «черти», видимо, подразумевались пожарные, делавшие все, что было в их силах. Роберт начал таскать мебель.

Вот старинный стул, на котором сидел инспектор Грант, и миссис Шарп заявила, что он слишком тяжел для этого стула… Вот стол вишневого дерева, за которым они обедали вместе с Кевином… А вот столик красного дерева, куда всего несколько часов назад миссис Шарп плюхнула свой саквояж. Гуденье и треск огня, выкрики пожарных, фантастическая смесь света луны, автомобильных фар и пламени, перетаскивание мебели с одного места на другое, странная и кажущаяся бессмысленной работа — все это напоминало Роберту то ощущение, какое он испытал, когда медленно приходил в себя после анестезии.

Внезапно с грохотом провалился второй этаж, и в новой яркой вспышке пламени Роберт увидел двух молодчиков, злорадно ухмыляющихся. И тут же понял, что и Стэнли их увидел. Кулак Стэнли ударил в челюсть одного из них с такой силой, что звук этот был слышен даже сквозь шум пожара, и одна из ухмыляющихся физиономий сразу пропала. Роберт не бил никого с тех пор, как занимался боксом в школе, и не предполагал, что кого-нибудь когда-нибудь ударит, но его левая рука сделала то, что следовало, как бы по собственной воле. И вторая физиономия пропала в темноте.

— Чисто сработано, — заметил Стэнли, посасывая ободранные суставы своего кулака, и воскликнул: — Глядите!

Крыша сморщилась, будто лицо ребенка, собирающегося заплакать. Маленькое круглое окно, пользовавшееся такой дурной славой, качнулось слегка вперед, а затем завалилось внутрь. Язык пламени вновь лизнул крышу, и она провалилась, смешавшись с обломками прежде рухнувшего этажа.

Когда пламя наконец умерло, Роберт со смутным изумлением увидел, что край неба белел — светало. И наступила тишина. Шум пожара и крики сменились мягким шуршанием водяных струй, направленных;на дымящийся остов дома. Лишь четыре уцелевшие стены, закоптелые и мрачные, стояли на измятой траве. Четыре стены, и ступени каменного крыльца, и рама входной двери, открытой в черную пустоту.

— Ну вот, — сказал Стэнли. — Значит, так.

— Как это началось?

— А кто его знает! Когда явились пожарные, дом уже вовсю пылал.

— Куда девались эти ребята?

— Которым мы дали по морде? Домой, видно, пошли.

— Как жаль, что выражение лиц не может служить доказательством!

— Да. Им за это ничего не будет, как ничего не было за битье стекол! Как вы им скажете?

Эти слова явно относились к хозяйкам Фрэнчайза.

— Вот не знаю, — протянул Роберт. — То ли им сразу сказать, то ли уж после суда…

— После скажете. Пусть хоть на суде порадуются.

— Надо будет заказать им номер в гостинице «Роза и Корона». Им же придется вернуться в Милфорд.

— Слушайте, а я вот о чем подумал. Моя квартирная хозяйка с удовольствием сдаст им на время комнату. Она всегда была на их стороне. Дом стоит на окраине, там тихо, и там им будет куда лучше, чем в гостинице, где все начнут глазеть на них.

— Ну что ж, Стэн, это хороший выход. Спросите вашу хозяйку и позвоните мне в Нортон.

Роберту показалось, что по крайней мере половина населения Милфорда ухитрилась втиснуться в зал суда Нортона. А коренные жители этого главного города графства были явно обижены, что нашумевшее на всю Англию дело, слушавшееся в их суде, привлекло столько народу, что для них, здешних, мест не хватает. Проклятые чужеземцы из Милфорда догадались заранее захватить места…

В переполненном зале было жарко, и публика двигалась и перешептывалась, пока шли обычные предварительные процедуры, и даже во время сообщения прокурора Майлса Эллисона. Эллисон был полной противоположностью Макдэрмоту: спокойный, выдержанный, ровный, лишенный эмоций голос. Но поскольку то, что он говорил, было давно известно из газет, то публика не столько слушала его, сколько развлекалась поисками знакомых в зале суда.

А Роберт думал об одном: как сказать людям, что отныне у них нет дома, что вернуться им некуда, как?

Внезапное движение в зале и наступившая затем мертвая тишина вернули его к реальности, и он понял, что появилась Бетти Кейн и дает клятву над библией. «Кроме этой книги, она ничего не целовала!» — воскликнул Бен Карлей, впервые увидев ее при тех же обстоятельствах. Сегодня она выглядела так же. Ее голубой костюм говорил о юности, о невинности и напоминал колокольчики в траве. Шляпка открывала чистый детский лоб, и Роберт, знавший теперь все о ее времяпровождении в те недели, когда она пропадала из дому, вновь был поражен ее наружностью. Умение притворяться, внушать к себе доверие — одно из качеств преступника, но рядом с Бетти Кейн опытнейшие преступники выглядели бы жалкими любителями.

И вновь она прекрасно давала показания, и ее звонкий молодой голос был слышен во всех уголках зала. И вновь публика слушала, затаив дыхание. Разница была лишь в том, что судей ей на этот раз покорить не удалось. Если судить по выражению лица господина судьи Сэй, то он был далек от того, чтобы быть завороженным Бетти Кейн. Судья Сэй смотрел глазом критическим и недоверчивым, и Роберт подумал, что либо судье вообще вся эта история чем-то подозрительна, либо недоверчивость его объясняется присутствием Макдэрмота, не взявшегося бы защищать подсудимых, не имей он на руках веских фактов.

Рассказ Бетти о ее страданиях произвел то впечатление, какого прокурору произвести не удалось. Слышались громкие вздохи, шепот негодования. Эти проявления чувств не выходили за рамки недозволенного, требовать тишины судье не пришлось, но было ясно, на чьей стороне присутствующие. И в этой вот наэлектризованной атмосфере Кевин Макдэрмот начал перекрестный допрос.

— Мисс Кейн, — начал он своим самым медовым голосом, — вы сказали, что когда подъехали к дому Фрэнчайз, было совсем темно. В самом деле было так темно?

Этот вопрос и тон вопроса заставили ее предположить, что Макдэрмот не хочет, чтобы было темно, и она реагировала именно так, как он того добивался:

— Да. Очень темно.

— Слишком темно, чтобы разглядеть лужайку у дома?

— Да. Слишком темно.

Кевин сделал вид, что примирился с этим ответом и будет теперь пробовать что-то другое.

— А вот в ту ночь, когда вам удалось бежать… Быть может, тогда было не так темно?

— Нет, нет, тогда было еще темнее.

— Значит, ни в первый раз, ни во второй раз вам не удалось увидеть лужайку у дома?

— Нет.

— Нет. Прекрасно. Установив это, давайте вспомним, что вы видели из окна вашей тюрьмы на чердаке? В своем заявлении, сделанном полиции, вы утверждали, что из окна вы видели, как дорожка, идущая от ворот, сначала идет прямо, затем раздваивается, делая круг у входной двери. Так?

— Да.

— Почему вам это известно?

— Как почему? Но я это видела.

— Откуда?

— Из чердачного окна. Окно выходит как раз на двор у фасада дома.

— Но из чердачного окна можно увидеть лишь часть дорожки, ее прямую часть. Парапет крыши скрывает разветвление. Каким же образом вы узнали, что дорожка разветвляется?

— Я видела!

— Откуда?

— Из окна!

— Вы хотите, чтобы мы поверили, что вы видите не так, как видят обыкновенные люди?

— Но я описала этот вид из окна.

— Да, да, вы его описали. Но вы описали вид двора так, как его может увидеть человек, который, скажем, находится снаружи и смотрит поверх стены, а не так, как это видно из окна чердака. Вы же нас уверяете, что смотрели только из окна.

— По-видимому, — сказал судья, — у вас есть свидетель, который может описать вид из чердачного окна?

— Два, милорд.

— Хватит и одного с нормальным зрением, — сухо отозвался судья.

— Итак, вы не можете объяснить, как вы узнали о том, что дорожка; около дома необычная. Ведь, если вы говорили правду, то возможности узнать об этом у вас не было. Вы бывали за границей, мисс Кейн?