Джон Карр - Под покровом ночи

Она гордо склонила голову, словно ожидая аплодисментов Банколена.

Наступило молчание. Казалось, она забыла обо всем, восхищаясь этим проявлением хитрости и ловкости, и объяснила, чтобы, не дай бог, ее не поняли:

— Так что у нас с ним оказалось надежное алиби. Именно этого и добивался Эдуар. Он мог доказать, что мы оба находились там, где не могли совершить преступление. Я — вместе с вами. Он уточнял время, выбрал для этого вашего собственного полицейского, месье! Он сам позвонил в бар, сочинил историю, будто Рауль назначил встречу, и велел бармену принести в карточную комнату поднос с коктейлями, когда тот услышит звонок. Отлично! Он сам и дернул за шнур. Затем бармен мог прийти и обнаружить преступление, а Эдуар мог доказать, что, когда Рауль вошел в ту комнату, сам он был в холле, спрашивая у кого-то, сколько сейчас времени. Он знал, что вы спросите у бармена насчет времени и тот подтвердит, что звонок раздался в 10.30. Мы с ним не знали, что вы, господа, сами поможете нам тем, что заметите время, когда Рауль вошел в ту комнату, — потому что в комнату заходил не Рауль и не Лоран. Ну разве не смешно? Именно это так нравилось Эдуару в его плане.

— Вы считаете, мадам, что мы помогли вам? — тихо спросил Банколен. — Вы допустили ошибку, заставив нас заметить время, когда в карточную комнату зашел мужчина. Это создало ситуацию, которая была невозможной.

— Зато у нас было алиби! — с гордостью воскликнула женщина. — У нас с ним было алиби!

— Кто из вас выкрал из кармана убитого ключи?

— Ах, я забыла сказать об этом! Это сделала я. Они лежали у меня в сумочке, когда я разговаривала с вами… Эдуар велел мне взять их. — Помолчав, она неуверенно спросила: — Вы и об этом знали?

— Да. Думаю, Вотрель взял ключи и в ту же ночь пошел в дом Салиньи. Он хотел быть абсолютно уверенным в том, чтобы никто никогда не узнал, что убитый был лже-Салиньи. Наверху он обшарил письменный стол Салиньи и уничтожил все документы, зная, конечно, что самозванец, скорее всего, забыл уничтожить свидетельства своего самозванства. Письма, дневник, написанный почерком Лорана, или какие-нибудь другие подозрительные материалы, которые могли обнаружить во время обыска.

Она безразлично кивнула:

— Да. Он сказал, что нашел несколько банкнотов, но ему пришлось оставить их на месте. Только представить, что Эдуар не берет эти… — На ее лице промелькнуло горькое выражение.

— О, но он действительно не взял их, мадам. Ему было необходимо, чтобы все думали, будто Салиньи сам уничтожил свои документы. Вот почему Вотрель оставил в дверях ключи. Чтобы мы подумали, что их оставил Салиньи. Естественно, он не мог украсть деньги убитого. И он их не тронул. Он допустил ошибку, когда снял ключ от винного погреба. Он не хотел, чтобы кто-нибудь туда забрался, но вместо этого отсутствие ключа привлекло наше внимание к погребу… Но не важно! Мы говорили о том, как он входил в карточную комнату. Следовательно, весь план строился на том, чтобы подобрать надежного свидетеля, который подтвердил бы алиби для каждого из вас. Вы избрали нас. Вотрель, со свойственным ему юмором, выбрал детектива, который дежурил в конце холла. В противном случае он спросил бы время у стюарда в курительной. Думаю, он спросил бы время у стюарда как раз в тот момент, когда тот собирался отнести поднос в карточную комнату. — Банколен помолчал. — Двенадцать секунд! Он говорил вам, мадам, что еще он там делал?

— Что вы имеете в виду?

— Он наклонился над мертвым, мадам. Вот каким образом он испачкал кровью свою ладонь.

— Ну и что?

Банколен жестко ответил:

— Может, вам интересно будет узнать, какую ревность вызывал у него тот факт, что лже-Салиньи ухаживал за мисс Грей, которая в тот момент находилась наверху. Вотрель поднялся туда и напугал ее, запачкав кровью ее руку и произнеся типичную для него мелодраматичную речь. Глупец!

Герцогиня непонимающе смотрела на него. Когда до нее дошел смысл сказанного, она спросила странным голосом, готовая вот-вот вновь разразиться истерическим хохотом:

— Вы имеете в виду… что даже… что даже мой первый муж интересовался этой…

— Да. Целуя вас в карточной комнате, он уже знал, что скоро поднимется наверх и увидится с ней. Вотрель предвосхитил его визит. Наверное, Вотрель слышал, как он назначил ей свидание в день свадьбы.

До нее постепенно доходило, что означало ее положение. Но она только нерешительно выдавила:

— Даже… Даже Лоран! — Женщина беспомощно взмахнула рукой, покачала головой и вдруг нервно рассмеялась. — Да! И сегодня вечером я бы убила этого омерзительного толстяка, которому принадлежит этот дом! Вы меня стыдите? Смотрите же! — Она резко распахнула ворот платья. На белоснежной груди краснели глубокие кровоточащие царапины, виднелось порванное белье. В ее глазах сверкнули слезы. Она обернулась к Банколену: — Вам об этом известно. Думаю, вчера, когда я была здесь, вы меня узнали. Не думаете ли вы, что я перенесла достаточно, чтобы не стыдиться своих намерений? Я вынуждена была пресмыкаться перед ним, вынуждена была стоять на коленях, потому что мне нужно было получить эти сигареты! На коленях! Сегодня, когда он отпер свой сейф, я хотела забрать все, что у него там было… Вы меня стыдите? Господи, неужели во всем мире не найдется человека, который бы понял, что мне пришлось перенести?!

Это была не мольба о пощаде. Это был крик отчаявшейся женщины, которая не выносит одиночества и вместе с тем узнает, что любой мужчина, которому бы она ни доверилась, приносит ей несчастье. Она была гордой. Она смотрела на нас с высокомерием, от которого разрывалось сердце.

— Банколен, отпустите ее… — встрял в разговор Килар. — Пусть она уйдет! Мы единственные, кто знает… Неужели вы не можете…

— Прошу вас, успокойтесь, все успокойтесь! — резко отозвался детектив. — Вы думаете, мне это нравится?

— Мне не нужно вашего сочувствия, — мадам с трудом подавляла рыдания, — я не нуждаюсь в ваших проклятых проповедях! Вы слышите? Я не принимаю вашего сочувствия. Я знаю, это будет только еще одна ловушка.

В напряженной тишине, когда она переводила гордый взгляд с одного на другого, прозвучал неумолимый голос Банколена:

— Расскажите нам про Вотреля.

Она тупо посмотрела на него и провела рукой по лбу.

— А… Эдуар! Да. Мне трудно вспомнить, в каком я тогда была настроении. Нет, теперь мне все безразлично… Но тогда было иначе. Эта Шэрон Грей явилась ко мне на следующее утро после убийства Лорана. Я сделала все это… для Эдуара, понимаете, потому что Эдуар сказал, что любит меня… Но в то время, когда у меня сидела Шэрон, появился этот толстый американец и сказал, что та была любовницей Эдуара.

Внезапно в ее голосе вновь зазвучали металлические нотки.

— А, собственно, почему я не должна была убить его? Я отдала Эдуару все свои деньги. Я все сделала ради него. О, он вел такие чарующие любовные речи — как он любит меня, и как я вдохновляю его на написание пьесы, и как мне поможет, если я буду принимать наркотики! Когда американец сказал это мне… насчет того, что Шэрон была его любовницей, она еще не ушла. Мне не нужно было смотреть на нее. Я знала, что это правда. Американец все болтал, а Шэрон побледнела и стала нервничать — такая самодовольная дура! Это я отдавала… а ей стало стыдно! Я отдавала ему всю свою душу! Я давала Эдуару деньги, а Эдуар содержал на эти деньги ее! И по приказу Эдуара я убила человека. Не знаю, можно ли сделать больше…

Но любил ли он меня? Он был влюблен в эту миленькую, жеманную дурочку, которой нравилось изображать себя такой добродетельной! О да, ей это нравилось! Что она знает о том, как могут любить мужчина и женщина? Такая женщина, как я? Посмотрите на меня! Вы сказали бы, спокойная, сдержанная и достойная… О господи, я загоралась огнем, как только Эдуар приближался ко мне!

Герцогиня протянула руки к сумрачному небу — к свету лампы. Она была нездешней, пугающей, с глазами полными слез.

— И вы меня стыдите? Вы? Теперь я все вижу. Я знаю, что он делал. Но когда… когда я впервые услышала про это… я была потрясена до глубины души. Я не могла этого вынести… В тот день, когда вы пришли ко мне и стали задавать вопросы, я была близка к тому, чтобы выдать себя, потому что кипела злобой на Эдуара. Вы об этом знали?

Глядя на абажур лампы, Банколен тихо сказал:

— Меня предупредили об этом, мадам. Но я допустил ошибку. Я думал, что вы… что ваша ярость направлена на мисс Грей.

— Как могла, я ввела вас в заблуждение, — бессвязно бормотала она, — но мне было все равно. Мне было безразлично, что вы знали. Я думала только об Эдуаре, который целовал эту хорошенькую бледную англичанку…

Я позвонила ему. Хотела услышать, как он будет это отрицать. Если бы он стал отрекаться от этой связи, возможно, я бы поверила ему. Но он не смог ко мне прийти. Называл меня любимой, своим сердцем… Меня просто тошнило, когда я слышала эти его нежности. У него на тот вечер назначена важная деловая встреча, сказал он. Деловая встреча! Я знала, куда он пойдет.