Агата Кристи - Немезида

– Почему вы так назвали ее, мисс Марпл?

– Потому что едва ли возможны страдания больше тех, что пришлось испытать Клотильде за эти десять лет: обреченная на безысходное горе, она должна была жить рядом с Верити, которая лежит тут, в саду, возле «Старой усадьбы», наверное, кажется Клотильде, уже целую вечность. Сначала она не понимала, что это значит. Ее мучила тоска по живой девушке. Она не страдала от угрызений совести, но сомневаюсь, что это было для нее утешением. Клотильда просто страдала... и продолжает страдать год за годом. Теперь я понимаю, что имела в виду Элизабет Темпл, хотя, возможно, она сама не подозревала, какой глубокий смысл заключали в себе ее слова. Любовь – действительно ужасная вещь, порой она чревата злом и жестокостью. Клотильде пришлось жить с этим день за днем, год за годом. Думаю, теперь вы понимаете, почему боялась Антея. Зная, что совершила Клотильда, она страшилась, как бы та не догадалась, что ей известно об этом. Антея понимала, что ее сестра способна на все. Именно Антея отнесла на почту ту посылку с черно-красным свитером, когда ее попросила об этом Клотильда. Мне Клотильда прямо говорила, что Антея психически нездорова, страдает манией преследования, а охваченная ревностью, не владеет собой. Полагаю, в недалеком будущем что-то случилось бы с Антеей... например, «самоубийство» на почве угрызений совести...

– И все же вам жаль эту женщину? – спросил сэр Эндрю. – Зло в человеке подобно злокачественной опухоли – оно тоже приносит страдания.

– Конечно, – согласилась мисс Марпл.

– Надеюсь, вы расскажете, что случилось той ночью, после того как ангелы-хранители увели вас из вашей комнаты? – попросил профессор Уэнстед.

– Вы имеете в виду Клотильду? Она, помнится, взяла мой стакан молока и еще держала его в руках, когда мисс Кук выводила меня из комнаты. Полагаю, она... выпила его?

– Да. Вы предвидели это?

– Ни в коей мере, хотя следовало бы догадаться...

– Никто не успел остановить ее. Она слишком быстро все сделала. К тому же никто не знал, что в молоке был яд.

– Значит, она выпила его?

– Вас это удивляет?

– Нет, в ее положении это был вполне естественный и даже разумный поступок, так что удивляться тут нечему. Пришло время и для нее мечтать о бегстве – от всего того, с чем приходилось жить и страдать. Точно так же и Верити хотела сбежать из неволи «Старой усадьбы». Странно, не правда ли, что кара за преступление точно соответствует его тяжести?

– Вы, кажется, жалеете ее сильнее, чем девушку, которую она убила?

– Нет, – возразила мисс Марпл. – Это совсем иное чувство. Мне очень жаль Верити – ведь, вырвавшись из дома, она была так близка к свободе, но ей не удалось изведать жизни, исполненной любви и преданности избраннику. Ее лишили этого навсегда. Я жалею девушку, которой так и не досталось радостей. С Клотильдой совсем иначе. Горе, отчаяние, страх, злоба в конце концов отравили ей существование. Клотильде пришлось жить со всем этим. Со своей бедой, утраченной любовью, с сестрами, которые подозревали и боялись ее, с убитой девушкой, которую она оставила рядом с собой.

– Вы имеете в виду Верити?

– Да. Она похоронила ее в саду, замуровав в заранее подготовленную нишу. Верити навсегда осталась там, в «Старой усадьбе», и думаю, Клотильда почти физически ощущала ее присутствие, когда приходила в сад сорвать цветущую веточку хмеля. Что может быть хуже этих мук, скажите? Ничего...

– От этой старой леди меня мороз по коже подирает, – сказал сэр Эндрю Макнейл, когда мисс Марпл попрощалась и ушла.

– Такая спокойная... и такая безжалостная, – заметил помощник комиссара.

Профессор Уэнстед проводил мисс Марпл к ожидавшей ее внизу машине, после чего вернулся, чтобы перекинуться парой слов со слушателями старушки.

– Что вы о ней думаете, Эдмунд? – спросил он.

– Самая страшная женщина, какую я встречал в своей жизни, – ответил министр внутренних дел.

– То есть, по-вашему, безжалостная?

– Нет, нет, не совсем так, но... от нее исходит жуткая, пугающая сила.

– Немезида, – задумчиво протянул профессор Уэнстед.

– Две женщины из секретной службы, – начал представитель прокуратуры, – которых приставили охранять ее, совершенно потрясающе описали действия старушки в ту ночь. В дом они проникли без труда, спрятались в маленьком чуланчике и подождали, пока все не разошлись по своим комнатам. Затем одна из них пробралась в спальню мисс Марпл и затаилась в гардеробе, другая же осталась стеречь входную дверь. И та, которая выскочила по сигналу из гардероба, сообщила, что глазам ее предстала совершенно невероятная картина: наша леди, сидя на кровати, с накинутым на плечи розовым пушистым шарфом, безмятежно беседует с убийцей, как старая учительница.

– Розовый пушистый шарф... – проговорил профессор Уэнстед. – Да, да, припоминаю...

– Что вы припоминаете?

– Старый Рэфьел. Рассказывая о мисс Марпл, он вдруг рассмеялся и сказал, что до конца жизни не забудет одного эпизода. Однажды ночью в Вест-Индии к нему в спальню ворвалась презабавнейшая старушка в розовом пушистом шарфе и самым решительным образом потребовала, чтобы он помог ей предотвратить убийство. «Черт побери, что здесь происходит?! – удивился Рэфьел. – Да кем вы себя вообразили?» И услышал в ответ, что она – Немезида. Немезида! По словам мистера Рэфьела, он меньше всего ожидал увидеть на богине розовый шарф. И эта деталь мне понравилась, – признался профессор. – Очень понравилась.

– Майкл, – сказал профессор Уэнстед, – хочу представить вам мисс Марпл, так славно потрудившуюся ради ваших интересов.

Молодой человек лет тридцати двух окинул старушку скептическим взглядом. Типичный божий одуванчик.

– О... э-э... Да, я наслышан о вас. Глубоко признателен. – Он посмотрел на Уэнстеда: – Это правда, что меня собираются скоро выпустить на свободу?

– Очень скоро будет получен приказ о вашем освобождении.

– Да-а... – протянул Майкл с некоторым сомнением.

– К этой мысли вам пора уже привыкать, – тихо заметила мисс Марпл, задумчиво оглядывая его и пытаясь представить себе, каким он был десять лет назад.

«Молодой человек до сих пор привлекателен, хотя пережитое оставило на нем свой след. Исчезла живость и обаяние. Впрочем, со временем это, возможно, еще вернется к нему. Безвольный подбородок и красивые глаза, которые смотрят на собеседника так открыто, что тот поневоле готов поверить всему.

Очень похож... на кого же?.. – Мисс Марпл напрягла память. – Ну конечно же на Джонатана Биркина! Тот пел в хоре таким приятным баритоном, да и девочки буквально вешались ему на шею. Жаль, что он влип в ту некрасивую историю с подделкой чеков...»

– Да-а... – Майкл еще более смутился. – С вашей стороны весьма любезно... и, разумеется, столько хлопот... – Он запнулся.

– Признаюсь, я испытывала удовольствие, расследуя это дело, – пришла ему на помощь мисс Марпл. – И рада была познакомиться с вами. До свидания. Надеюсь, теперь все ваши невзгоды позади и судьба будет к вам благосклонна. Хоть сейчас и нелегкие времена для нашей страны, но, полагаю, вам удастся найти работу по душе.

– О да. Спасибо. Я... я и в самом деле глубоко благодарен вам. – Голос его по-прежнему звучал неуверенно.

– Вообще-то вы должны благодарить не меня, а своего отца, – заметила мисс Марпл.

– Отца? Да он никогда не уделял мне особого внимания!

– Перед самой своей кончиной мистер Рэфьел сделал все; чтобы добиться для вас справедливости.

– Справедливости?

– Да, ваш отец считал, что справедливость – превыше всего. По-моему, и сам он был очень справедливым человеком. В письме, предлагая мне взяться за расследование, мистер Рэфьел написал:

– Шекспир?

– Нет, Библия... – Мисс Марпл развернула небольшой пакет. – Они отдали мне это, полагая, что, возможно, я захочу оставить себе на память... поскольку я помогла выяснить истинный ход событий. Однако, на мой взгляд, у вас больше прав... если, конечно, вы этого пожелаете... А может, и не пожелаете.

Мисс Марпл протянула Майклу фотографию Верити Хант – ту самую, что показала ей Клотильда Брэдбери-Скотт.

Молодой человек долго ее разглядывал. Черты его лица смягчились, складки на лбу разгладились, но потом обозначились резче. Мисс Марпл молча смотрела на Майкла. Воцарилась гнетущая тишина. Профессор Уэнстед безмолвно взирал на старую леди и молодого человека.

Он понял, что наблюдает своего рода кризис, возможно, момент, предопределяющий для Майкла Рэфьела всю последующую жизнь.

Наконец молодой человек со вздохом вернул фотографию мисс Марпл:

– Нет, я не хочу этого. Прошлого не вернешь. И ее тоже. Теперь мне нужно строить жизнь заново, не оглядываясь назад. Вы... – Он умолк и посмотрел старушке в глаза. – Вы понимаете меня?