Энн Перри - Вор с Рутленд-плейс

— Я думал, вам нравилось такое времяпровождение, — искренне удивился Эдвард. Он вообще не задумывался о подобных делах, принимая все как само собой разумеющееся.

— О, конечно же, нравилось. — Эмили съела курицу, после чего посмотрела на него с неодобрением. — Но, знаешь ли, постоянная женская компания тоже когда-нибудь надоедает. Я уверена, что если бы Джордж не удостаивал меня своим обществом по вечерам и не вывозил время от времени куда-нибудь поужинать, мне бы захотелось пообщаться и с каким-нибудь другим джентльменом. Женщина ведь нуждается в том, чтобы мужчины оказывали ей знаки внимания, не так ли?

Эдвард снисходительно улыбнулся. Он всегда находил Эмили самой покладистой из дочерей, хотя и не подозревал, что во многом причиной этому являлся тот фаю, что она, ко всему прочему, лучше других умела распознавать его настроение, а следовательно, и скрывать свои собственные чувства. Сара была слишком беспокойной и, будучи самой старшей и красивой, еще и немного эгоистичной, тогда как Шарлотта — излишне откровенной и имела обыкновение говорить о вещах совершенно неподходящих, чем зачастую приводила его в замешательство.

— Джорджу очень повезло, дорогая, — сказал он, накладывая себе еще овощей. — Надеюсь, он это ценит.

— Я тоже на это надеюсь. — Эмили посерьезнела. — Едва ли не самое печальное, что может случиться с женщиной, папа, это если ее муж перестает о ней заботиться, желать ее общества, следить за тем, чтобы она хорошо себя чувствовала. Ты даже не представляешь, сколько я знаю женщин, которые начинали искать внимания на стороне лишь потому, что их мужья полностью их игнорировали.

— Искать на стороне? — Эдвард выглядел немного удивленным. — Ей-богу, Эмили, надеюсь, ты имеешь в виду совсем не то, на что это похоже. Мне бы не хотелось, думая о тебе, ассоциировать тебя с такими женщинами. Другие могут подумать о тебе то же самое!

— Мне бы это очень не понравилось. — Она говорила совершенно серьезно. — Я никогда не давала Джорджу ни малейшего повода быть недовольным моим поведением, особенно в том, что касается данного предмета. — Эмили посмотрела на отца широко раскрытыми голубыми глазами. — И все же, с другой стороны, я не смогла бы обвинить женщину, чей муж относится к ней с безразличием, если бы какой-то другой мужчина, с приятными манерами и славным характером, счел ее привлекательной и сказал ей об этом, а она, в своем одиночестве, ответила бы ему взаимностью…

— Эмили! — воскликнул пораженный такими речами Эдвард. — Уж не потворствуешь ли ты адюльтеру? Потому что, к несчастью, твои слова можно интерпретировать именно так.

— О, конечно же, нет! — произнесла она с чувством. — Это неправильно. Но есть определенные ситуации, которые я вполне могу понять. — Она улыбнулась ему. — Возьмем, к примеру, этого французского джентльмена, мсье Аларика. Такой импозантный мужчина, с прекрасными манерами, видный… Ты со мной согласна, Шарлотта? Я не раз задавалась вопросом: а что, если у бедняжки Мины была связь с ним, а вовсе не с Тормодом Лагардом? Ведь мсье Аларик выглядит куда более зрелым, разве нет? И потом, его окружает некая тайна, что уже само по себе притягательно. Я часто думала: а вдруг он и не француз вовсе? Мы ведь можем лишь предполагать это. Что, если Олстон Спенсер-Браун стал уделять слишком много внимания своему бизнесу, совсем перестав говорить Мине комплименты, не утруждая себя даже малейшими романтическими жестами, вроде цветов или похода в театр, — она перевела дыхание, — тогда мсье Аларику достаточно было лишь польстить ей немного, выказать чуть-чуть восхищения, и она была бы им очарована. Он бы стал ответом на все ее печали и чувство собственной ненужности.

— Это не оправдание… — начал Эдвард, но лицо его заметно побледнело, и он напрочь забыл о курице. — И тебе, Эмили, не следовало бы высказывать столь постыдные предположения о людях! Бедная женщина мертва и не в состоянии себя защитить!

Эмили осталась невозмутимой.

— А я и не предлагаю это в качестве оправдания, папа. Об оправданиях здесь речь не идет — лишь о причинах. — Отправив в рот остатки еды, она отложила нож и вилку. — Теперь, когда бедняжка Мина мертва, я заметила, что мсье Аларик переключился на маму — постоянно ищет ее общества, пытается с ней заговорить… — Она широко улыбнулась. — А это свидетельствует о том, что вкус его улучшается. Да и Шарлотта находит его весьма симпатичным. Похоже, он ей даже нравился.

Шарлотта адресовала Эмили через стол взгляд, отнюдь не преисполненный нежности: в голосе сестры проскользнула нотка плохо скрываемого злорадства.

— Совершенно обворожительный мужчина, — согласилась она, тщательно избегая отцовского взгляда. — Но, полагаю, маме еще далеко до того злополучного положения, в каком была миссис Спенсер-Браун.

Эдвард посмотрел на одну дочь, затем на другую. Дважды он открывал рот, чтобы попросить их сказать более конкретно, что они имеют в виду, и дважды решал, что не желает этого знать.

Вошедшая горничная забрала пустые тарелки, после чего принесла пудинг.

— Да, давненько мы не бывали в театре, — заметил наконец Эдвард — мимоходом, словно это была совершенно новая мысль. — У Гилберта и Салливана уже должно бы выйти что-то новенькое. Может, стоит съездить и посмотреть.

— Великолепная идея, — ответила Эмили, все так же небрежно. — Могу порекомендовать хорошего ювелира, если тебе взбредет в голову сделать маме небольшой подарок на память. Что его отличает, так это совершенно романтический склад ума, да и стоят его работы недорого. Знаю, там есть прекрасные камеи — сама хотела, чтобы Джордж купил мне одну из них. Они такие особенные!

— Не нужно меня направлять, Эмили!

— Прости, папа. — Она пленительно улыбнулась. — Всего лишь предложение. Уверена, ты и сам справишься как нельзя лучше.

— Благодарю. — Эдвард ответил улыбкой на улыбку, но руки его все еще сжимали салфетку, и сидел он на стуле очень прямо.

Эмили положила себе немного пудинга.

— Так вкусно, папа, — мило проворковала она. — Как хорошо, что ты пригласил нас.

Отец воздержался от намека на то, что вообще-то она сама себя пригласила.

В половине третьего Эдвард вернулся в город.

— Что собираешься делать в отношении Мины? — спросила Эмили, как только сестры остались вдвоем. — Мы ведь по-прежнему не знаем, кто убил ее или даже почему.

— Ну, самая очевидная причина — это то, что она слишком часто совала нос в чужие дела, — ответила Шарлотта.

— И я почему-то так решила… — Теперь, когда напряжение беседы с Эдвардом прошло, к Эмили вернулась прежняя язвительность. — Но кто мог иметь на нее зуб?

— Это могли быть Чаррингтоны — если не из-за Отилии, то, быть может, из-за Амброзины, которая крала чужие вещи, — размышляла вслух Шарлотта. — Но лично мне кажется, что это, скорее всего, была Теодора фон Шенк. Помню, Мина парочку раз высказывалась относительно ее дохода и источника происхождения денег. Думаю, ей это было известно, и она забавлялась, вызывая у нас подозрения. Возможно, со временем даже намеревалась все нам рассказать. — Ее лицо помрачнело от всего ужаса открывшейся реальности. — В этом есть что-то жалкое, не правда ли, — пытаться произвести впечатление на людей, завладеть всеобщим вниманием, распространяя слухи об окружающих, намекая на то, что тебе известны ужасные тайны.

— Это чертовски опасно! — Губы Эмили сложились в жесткую, непреклонную линию. — Подумай, сколько вреда она могла нанести людям! Конечно, она вряд ли заслуживала за это смерти, но все равно поступала просто отвратительно.

— И все же мне ее жаль, — стояла на своем Шарлотта. — Должно быть, в душе у нее была пустота, раз уж она шпионила за другими, пытаясь разузнать, кто и как живет.

— Это едва ли ее оправдывает! — Гнев Эмили не стихал. — Все мы, так или иначе, несчастливы, но не ходим же кругами, то и дело жалуясь на жизнь.

Шарлотта не стала утруждать себя спорами.

— Ладно бы только это. Но все ведь обстояло гораздо хуже: она выдумывала разные небылицы, повсюду сея семена порока во всех его проявлениях. Думаю, у каждого есть темная сторона, к которой при желании можно обратиться. — Выражение ее лица совершенно изменилось. — С папой ты говорила просто блестяще, но нам все еще нужно немного охладить мсье Аларика. Я слышала, он довольно-таки хорошо знаком с Теодорой. Пожалуй, съезжу-ка я сегодня к нему в гости, посмотрю, не известно ли ему, откуда у нее эти деньги…

Эмили вскинула брови.

— Ты это серьезно? И как же ты намерена напроситься на приглашение, не говоря уж о том, чтобы вытащить из него такие сведения?

— Отдамся на его милость. — Шарлотта приняла быстрое и довольно-таки отчаянное решение.

— Что ты сделаешь? — не поверила своим ушам Эмили.

— Это же ради мамы, глупая! — отрезала Шарлотта, и лицо ее залилось краской. — Что-нибудь сочиню, дам понять, что папе известно об их… дружбе и что он не очень красиво во всем этом выглядит.