Энтони Беркли - Убийство на верхнем этаже

— Помилуйте, — торопливо проговорил Роджер, тщась развеять недоброжелательство, исходящее от консьержки. — Я всего лишь хотел задать вам два-три вопроса, миссис Бойд. Будьте добры, не могли бы вы сказать…

— Нет, не могу! — чуть не взвизгнула миссис Бойд — И не скажу! Повадились изводить людей своими вопросами, да еще в такое время! Осточертели… Будто людям тут делать нечего, кроме как отвечать на ваши идиотские вопросы круглые сутки! Я вам в лицо скажу: не буду отвечать, что хотите тут делайте! — И миссис Бойд поставила точку, хлопнув дверью перед самым носом незадачливого интервьюера и обдав его запахом спиртного. Роджер безропотно выслушал эту речь и несолоно хлебавши отправился домой в Олбани. Сегодня тут делать было нечего.

Теперь, когда время убийства отодвинулось назад, дело стало выглядеть гораздо более стройным. Торчащие концы ладно улеглись на место. Устроившись перед камином, Роджер заново выстроил всю последовательность событий.

Убийца (он все еще настаивал, что это была женщина) вошла в квартиру мисс Барнетт между половиной шестого и шестью часами. Заново сочинять способы, которыми она воздействовала на негостеприимную мисс Барнетт, не было надобности. Как с большим на то основанием заявила миссис Бойд, мисс Барнетт была очень разборчива в своих посетителях. Оставалась сильная вероятность того, что перед мисс Барнетт предстала некая личность, известная ей и уважаемая ею (а если неизвестная, то уже с первого взгляда эта личность требовала уважения к себе, но это, на взгляд Роджера, было маловероятно). Убийство, несомненно, было предумышленное, сценарий действий подручного подготовлен наперед — и так, чтобы не терять времени.

Все это относило время появления убийцы в квартире ближе к шести часам.

Когда с хозяйкой было покончено, главной задачей преступника стало создать впечатление, что убийство произошло гораздо позже. С этой целью покойницу переодели в ночную рубашку. В двух вещах преступники просчитались (Роджер с удовлетворением отметил для себя эти две подробности перед последним своим визитом в «Монмут-мэншинс»): во-первых, они оставили жертве вставные зубы и, во-вторых, не надели на нее халат. То, что на покойной не было нижнего белья (это отметил Морсби), тоже отлично с этим согласовывалось.

В отличие от этих двух фактов, другие сыграли на руку преступникам. Из них самым заметным был тот, что дважды в течение пяти часов мисс Барнетт имела обыкновение пить чай с булочками с изюмом; но можно допустить, что это была не слепая удача, а искусно использованный результат добротной подготовки преступления. Следующий факт — рядом с кроватью стояла немытая чашка, а в постели валялись крошки, по распоряжению Морсби подвергнутые лабораторному анализу. Может, и эти детали были подстроены, но Роджер склонялся к мысли, что просто так уж сошлось. Он пришел к этому выводу, вспомнив, как выглядела кровать. Это довольно трудно — придать заправленной постели такой вид, будто в ней спали, но в подлинности постели мисс Барнетт сомнений быть не могло. Попросту говоря, мисс Барнетт спала в своей постели никогда ее не заправляя, и крошки могли копиться в ней неделями, так же как немытые чашки — рядом с ней. Особенности характера мисс Барнетт вполне позволяли сделать такое предположение.

Затем преступнице потребовалось энергично инсценировать следы поисков и установить приспособление для шумового эффекта так, чтобы уйти до того, как вернется с работы миссис Эннисмор-Смит. Выйти следовало не позже 6.30. Ну, предположим, четверти часа вполне достаточно на все, так что пребывание преступницы в квартире мисс Барнетт длилось, скажем, от 5.55 до 6.10. Алиби следовательно, следует проверять за этот временной интервал, и беседа с миссис Бойд (когда та протрезвеет) прояснит для нас, кто в том или ином направлении пересекал порог «Монмут-мэншинс».

А между прочим, следует ли посвящать Морсби в этот существеннейший поворот дела?

Размышляя об этом, Роджер направился в спальню, где, увы, провел бессонную ночь.

Мистер Бэррингтон-Брейбрук не покидал своего офиса во вторник двадцать пятого октября почти до семи вечера. Утомительные расспросы в универмаге Хэрриджа продолжались почти целый день, и пришлось даже пригласить на обед клерка винного отдела, благодаря чему наконец Роджер и получил эту ценную информацию, подтвержденную неопровержимым свидетельством бухгалтерских книг.

День был потрачен впустую. Злой, даже чаю не успевший выпить, в шестом часу он вернулся к себе в Олбани, где в кабинете, за машинкой, обнаружил Стеллу, всем своим видом выражавшую терпеливое смирение. Роджер дернул за шнур звонка.

— Мидоуза нет, — сказала Стелла.

— Значит, как только он вернется, я его уволю.

— Он сказал, что на полдня он сегодня выходной.

— Наплевать. Я его уволю. Какие могут быть выходные! Я всех увольняю. Вас тоже, Стелла.

— Вы уже пили чай?

— Нет.

— Я так и подумала. Я вам сейчас его приготовлю. — И она решительным шагом вышла из кабинета.

Роджер рухнул в кресло и вытянул ноги к огню. Пожалуй, неплохо все-таки иметь в доме женщину. Во всяком случае, иногда.

Женщина вернулась с горячим чаем и сдобными булочками, налила ему чашку. Он проглотил три булочки подряд, и их сливочная мягкость его умиротворила. Он почувствовал себя лучше.

— Послушайте, Стелла, — сказал он, — ну почему такое чудовищное время уходит на то, чтобы выяснить, что некая особа делала в некий час некоего дня?

— Разве, мистер Шерингэм? Я никогда об этом не думала. Не представляю.

— Я тоже. И все-таки этого никто, кажется, вспомнить не в состоянии. Так что если я спрошу мужчину, что Он делал в шесть часов вечера в прошлый вторник, чем и собираюсь вскоре заняться, он просто никакого понятия не будет об этом иметь.

— Тогда спросите женщину!

— Это я тоже предполагаю сделать, но от женщин толку будет еще меньше.

— Не может быть.

— Это факт, дорогая моя. Это один из тех вопросов, на которые никто никогда ответить не может. Да что там, даже вы, со всей вашей бесконечной деловитостью, даже вы с этим не справитесь.

— Вы слишком предубеждены. Что, опять пари? Я надеялась, вы поумнели.

— Ни в коем случае. Я не меняю своих привычек. Итак, чем бы вам хотелось пополнить свой гардероб?

— Это не важно. Я ставлю полкроны.

— Дорогая моя, я люблю, чтобы мои ставки стоили того, чтобы за них волноваться. Как насчет трех пар…

— Я вам сказала: полкроны.

— Ну что ж. Пусть будут несчастные полкроны. Итак, вперед, к победе! Он подавил зевок и съел последнюю булочку.

Стелла принялась отсчитывать дни на пальцах:

— Да. Именно в этот день и именно в этот час я сидела в «Колизеуме». Полагаю, как раз в это время работали клоуны на велосипедах.

— Стелла Барнетт, речь идет о крупной денежной сумме. Вы не можете рассчитывать, что я поверю вам на слово.

— Боюсь, вам придется это сделать, — холодно сказала Стелла. — Будьте любезны отдать мне мои полкроны.

— Сначала докажите.

— Да как же я могу это доказать? Впрочем… не остались ли у меня корешки билетов? — Она поднялась, взяла сумочку и порылась в ней. Пожалуйста! — воскликнула она победно, извлекая оттуда два желтоватых клочка. — Второе представление, двадцать пятое октября. Я вовсе не так рассеянна, как вы думаете!

Роджер протянул ей монету.

— Я вижу, здесь два корешка, — вкрадчиво произнес он. — Значит, вы были там не одна?

— Даже я не дошла еще до того, чтобы одной ходить в «Колизеум»!отрубила Стелла.

— В какое время начинается второе представление? В четверть шестого? Если бы я, — Роджер выделил местоимение, — если бы я был обручен с прелестной девушкой, — он говорил тихо, задумчиво, словно сам с собой, — я бы никогда не повел ее развлекаться в такое нелепое время. Я бы повел ее в такое время, когда развлекаются люди, наделенные здравым смыслом, и сначала бы мы поужинали.

— Мистер Паттерсон, то есть Ральф, не в Лондоне живет, — слегка покраснев, сказала Стелла. — Ему не очень удобно поздно возвращаться домой.

— Если бы я был обручен с прелестной девушкой, — продолжал Роджер, — я бы служил ее прихотям, забыв о своем удобстве.

Стелла покраснела еще больше:

— Мистер Шерингэм, вам не кажется, что вы ведете себя вызывающе?

— Кажется, — улыбнулся Роджер. — Но, по правде сказать, Стелла, у меня был такой бездарный и утомительный день, что мне хочется подерзить. Ну не дуйтесь. Я не собираюсь обольщать вас. Не потому, конечно, что обольщение не в моих правилах, обольщение — занятие очень почтенное, а потому, что вы как-то не вызываете вдохновения.

— Насколько я понимаю, — ледяным тоном отозвалась Стелла, — даже если вы наняли меня для изучения, в мои обязанности не входит выслушивать обсуждение моих скромных достоинств в столь оскорбительном тоне.