Жюль Мари - Выстрел. Дело, о котором просили не печатать

— Говорите дальше.

— Затем о приданом. За Жоржианой вы даете одно из имений и несколько тысяч в год дохода. Принимаете вы мои условия?

— А как скоро я должен дать вам ответ?

— Сию же минуту.

— В таком случае я вынужден отказать.

— Сколько же времени вам нужно?

— Точно не знаю. Дня два или три. Мне надо все обдумать. Кое-что я предвидел, но многое стало для меня сюрпризом. Могу я получить время на размышления?

— Извольте. Но только не вздумайте убежать, не дав мне ответа.

— Хорошо. Достаточно вам моего слова?

— Да.

Лорд Чарнворт встал и, не простившись, вышел. В тот же вечер между Жоржианой и лордом Чарнвортом произошло объяснение, после которого самозванец принял окончательное решение. Больше ему ничего не оставалось. Он надеялся в душе, что девушка любит в нем не только дядю, и уповал на свою счастливую звезду.

На следующий день он мрачный сидел за обеденным столом в ярко освещенном салоне яхты. Каждый из гостей заметил в нем странную перемену, которая произошла за одну ночь. Когда подали десерт, кто-то предложил выйти на палубу подышать свежим воздухом и полюбоваться на луну. Предложение было принято, все вышли на палубу и закурили сигары. Никто не подозревал, что вот-вот должно произойти нечто важное, когда вдруг звучный голос произнес:

— Скоро мы вернемся в салон, выпьем кофе, и я расскажу вам историю своей жизни. Думаю, что сейчас самый подходящий момент ее выслушать.

Леди Эвелина захлопала в ладоши.

— А, знаю! — сказала она. — Это та история, которую прочитала на вашей руке гадалка? Давайте скорее спустимся вниз!

В каюте Жоржиана, Морис, леди Эвелина, герцог Кляйдский, Пераун и сэр Патрик обступили рассказчика. Лорд Чарнворт положил свою левую руку на плечо Мориса и, устремив взгляд на Жоржиану, начал.

— Я хочу рассказать вам о судьбах двух людей. Один из них вам всем известен по крайней мере по имени — это Чарльз Уольден, а другого я буду звать просто негодяем, так как настоящее его имя не имеет значения для моего рассказа.

Место действия — Китай. Вы этого ожидали. Но знаете ли вы, что такое китайские города, открытые для европейцев? По моему мнению, Гонконг — это сущий ад. Я не говорю о европейском квартале, не говорю и о настоящем живописном китайском городе, с его особенностями, которые для вас будут малопонятны хотя бы потому, что все наши добродетели считаются там пороком и наоборот. Я говорю о неизвестном, официально непризнанном, смешанном квартале, в котором живут отбросы общества, родившиеся от смешения желтой и белой рас — от белых, совершивших какие-либо преступления, и желтых, нарушивших законы своей страны. Я говорю о квартале, в котором живут подонки всего Китая, в силу какого-то ужасного притяжения собравшиеся вместе и пожирающие один другого.

Это тот самый квартал, где Чарльз Уольден встретился с негодяем. До этой встречи негодяй пробыл в Гонконге шесть месяцев, за которые успел пройти все стадии падения. Он прибыл в Китай с большими деньгами и начал с того, что поселился в самой лучшей гостинице в европейском квартале. Он был хорошо одет и умел держать себя в обществе. Он происходил из хорошей семьи. Но вместе с его деньгами улетучивался и кураж. Он оставил гостиницу и так же скоро покинул хорошее общество, как и вошел в него. С этого момента началось его быстрое падение. Он стал избегать тех улиц, по которым проходили почтенные европейцы. К концу шестого месяца у него не осталось ни копейки, и он очутился в смешанном квартале. На другую ночь после этого он встретился с Чарли Уольденом.

Уольден провел в квартале уже десять лет, и это оставило на нем свою печать. Негодяй никогда бы не узнал его, так изменились его черты лица — глаза, рот и голос. Ему показалось странным, что на него так бесцеремонно уставился европеец, лежавший на поношенном диване в скверной курильне опиума. Но лицо негодяя еще не настолько изменилось, чтобы не вызвать воспоминания у того, кто видел его каждый день в течение двух лет, и не настолько еще изменился его голос. И как только негодяй заговорил с оборванным китайцем, подавшим ему трубку, тусклые глаза Чарльза Уольдена вспыхнули: он узнал негодяя и назвал его по имени. Оказалось, что они были школьными приятелями. В эти первые минуты мужчины о многом не говорили, но, как только они вышли из вертепа, Уольден пригласил своего школьного приятеля к себе.

Хотите послушать, что это был за дом, в котором приятели прожили вместе целых девять лет? Грязная лачуга пяти шагов в ширину и семи в длину затерялась где-то в глубине отвратительного переулка, в котором с трудом могли разойтись два человека. Вокруг дома находился крошечный дворик. Земля была покрыта мусором, битой посудой, остатками пищи, дохлыми крысами. Сама лачуга была не лучше двора. Покрытые плесенью бамбуковые стены прогнили насквозь, дыры в окнах были заклеены порванной бумагой; прогнившая крыша не имела ни одного живого места, а ведь вы знаете, что такое тропические дожди! На грязном, липком полу стояли две скверные кровати с полуразложившейся соломой. На них день за днем, в течение долгих лет, лежали с мучительной головной болью после курения опиума два человека, разлагавшиеся, так же как и все вокруг.

Болезненный, едкий дым, точно туман, наполнял всю лачугу: это около одного из них курилась трубка опиума. Но они никогда не курили сразу оба. Это было бы опасно, так как легко было накуриться до смерти или же подвергнуться грабежу. Негодяй никогда не накуривался так сильно, как Уольден. С одной стороны, по натуре он был крепче, а с другой — у него не было денег. А Уольден получал с родины жалованье, которое делало его аристократом квартала. Чарльз Уольден мог бы копить деньги, если бы хотел, но он курил опиум, а это хуже, чем водка. Опиум отнимает у человека всякое уважение к самому себе и разоряет его до последней нитки.

Девять лет эти двое прожили вместе, бок о бок. Девять лет — это не так много в Англии, но в Китае они бесконечны, а жизнь напоминает жалкое существование скота в загоне. Они перестали быть людьми, они представляли собой два тела, заживо погребенные в одной и той же могиле. Иногда проходили целые недели, в течение которых они могли не сказать друг другу ни слова.

Негодяй стал заправлять всем в доме. Время от времени он выходил в город, он же приносил опиум для своего товарища. Единственное место, где появлялся Уольден, был банк, в котором он получал деньги. Каждый раз он старался как можно скорее уйти из европейского квартала, выбирая для этого глухие переулки.

Иногда случалось так, что, когда наступал срок идти в банк, Уольден чувствовал недомогание. В эти дни негодяй сам шел за деньгами, объяснял в банке, в чем дело, и возвращался домой с клерком, который приносил с собой деньги и лично вручал их больному. Были минуты, когда негодяй готов был схватить нож и заколоть свою жертву не только из-за этих денег, но даже из-за его цепочки и часов.

Прошли девять лет — я уже сказал вам, как долго они тянулись, — и вдруг случилось нечто совершенно неожиданное. Заметьте, негодяй даже не подозревал, что человек, с которым он был осужден на одни и те же испытания, был прямым наследником титула и богатства. Об этом Уольден не упоминал никогда. Я думаю, просто забыл. Он знал, что отец умер, что титул наследовал старший брат, который, вероятно, женился и имел детей. Во всяком случае, он был убежден, что брат переживет его. И когда он отправился однажды в банк и узнал о случившемся, то был поражен.

В этот день Уольден отсутствовал дома дольше обычного, так что негодяй, поджидавший его в лачуге, начал беспокоиться и подозревать в побеге. Могло случиться и так, что приятеля подстерегли по дороге, ограбили и оставили умирать где-нибудь под забором. И когда за стеной вдруг раздались знакомые шаги, он очень обрадовался. Дверь отворилась, и вошел совершенно преобразившийся Уольден. Полусмеясь, полуплача, он бросил горсть долларов прямо на пол, к тому месту, где лежал негодяй.

«Это тебе, мой милый! — воскликнул он. — У меня уже полны оба кармана. Теперь я могу иметь столько денег, сколько хочу: теперь я — лорд Чарнворт, мой брат умер, и я уезжаю домой. Я уже снял номер в самой лучшей гостинице, забронировал каюту на первом отходящем пароходе и еду в Англию. Слава богу, теперь я начну новую жизнь!»

Глаза негодяя сверкнули. Он не притронулся к долларам и даже не заметил, куда они укатились. В голове у него шумело и звенело так, точно его чем-то оглушили. Он лежал и слушал. Чувство нестерпимой зависти овладело всем его существом. Уольден вытащил из кармана скомканную телеграмму и подал ее негодяю. «Что ты думаешь об этом?» — спросил он. Это была телеграмма, в которой ему задавали вопрос относительно судьбы его племянницы и племянника. Из нее негодяй узнал, что они полностью зависели от своего дяди. От этого ничтожного человека зависело теперь то, останутся ли бедняги в его доме и будут жить как жили или же окажутся на улице.