Гастон Леру - Призрак оперы

Я схватил руку Рауля. Он трясся мелкой дрожью, готовый закричать своей невесте, что пришел спасти ее. Я боялся, что он может не сдержаться.

Вдруг мы услышали слева какой-то звук. Сначала он показался нам звуком открывающейся и закрывающейся двери в соседней комнате на фоне приглушенного стона. Я еще крепче схватил руку Рауля. В конце концов мы ясно услышали слова: «Возьмите это или уходите! Свадебный марш или похоронный марш». Я узнал голос монстра. Затем мы опять услышали стон, за которым последовало долгое молчание. Теперь я был убежден, что монстр не знал о нашем присутствии в его доме, ибо в противном случае принял бы меры, чтобы мы не слышали его. Ему надо было только закрыть невидимое маленькое окно, через которое любители пыток смотрели в камеру. И я не сомневался – знай он, что мы там, пытки начались бы немедленно.

Поэтому у нас появилось большое преимущество перед ним – мы были рядом, но он не знал об этом. Сейчас самым важным для нас было не выдать себя, и я страшился импульсивности Рауля больше, чем чего-либо другого. Он был на грани того, чтобы прорваться через стены, отделявшие его от Кристины Доэ, чьи стоны, нам казалось, мы слышали.

– Похоронный марш недостаточно бодрый, – продолжал голос Эрика, – но свадебный… Он великолепен! Вы должны принять решение, определиться, чего вы хотите! Что касается меня, то я не могу больше жить вот так, под землей, в дыре, как крот! «Торжествующий Дон Жуан» завершен, и теперь я хочу жить, как все. Хочу, чтобы у меня была жена, как у всех, и чтобы я выходил с ней на прогулки по воскресеньям. Я изобрел маску, которая позволяет мне выглядеть, как обычный человек. Станете самой счастливой женщиной. И мы будем петь для самих себя, одни, мы будем петь, пока не умрем от удовольствия… Вы плачете! Вы боитесь меня! Но ведь я не плохой человек. Полюбите меня, и вы увидите! Чтобы быть добрым, все, что мне необходимо, это любовь. Если вы полюбите меня, я буду нежен, как ягненок, и вы сможете делать со мной все что хотите.

Стоны, которые сопровождали этот молебен любви, становились все громче. Я никогда не слышал ничего подобного. Рауль и я поняли, что эти отчаянные стоны исходили от самого Эрика. Что же касается Кристины, то она, вероятно, стояла с другой стороны, безмолвная от ужаса, не имевшая больше сил кричать, видя перед собой монстра.

Рыдания Эрика были такими же громкими, как рев, и такими же мрачными, как ропот океана. Наконец три раза вопль вырвался из его горла:

– Вы не любите меня! Вы не любите меня! Вы не любите меня! – Затем его голос стал мягче, и он спросил: – Почему вы плачете? Вы знаете, что причиняете мне боль.

Молчание.

Нам это молчание давало надежду. Мы думали только о том, как дать знать Кристине о нашем присутствии. Ведь теперь мы могли покинуть камеру пыток лишь в том случае, если она откроет нам дверь, и только при этом условии мы могли помочь ей.

Вдруг тишину в соседней комнате нарушил звук электрического звонка. Мы услышали, как Эрик вскочил, а затем его громовой голос: «Кто-то звонит! Пожалуйста, входите!» – Зловещий смех. – «Кто это беспокоит нас? Подождите меня здесь, я пойду и прикажу сирене открыть дверь».

Шаги удалились, дверь закрылась. У меня не было времени думать о новом ужасе, который вот-вот мог произойти, я забыл, что монстр, возможно, вышел, чтобы совершить новое преступление; я понял только одно: Кристина одна в соседней комнате.

Рауль уже звал ее:

– Кристина! Кристина!

Раз мы слышали, что говорилось в другой комнате, то и нас, естественно, должны были услышать там. И все же Раулю пришлось повторить свой призыв несколько раз. Наконец слабый голос достиг нас:

– Мне снится – Кристина! Кристина! Это я, Рауль! – Молчание. – Ответьте мне, Кристина! Если вы одна, во имя неба, ответьте мне!

Затем голос Кристины прошептал имя Рауля.

– Да! Да! – закричал он. – Это я! Это не сон! Доверьтесь мне, Кристина! Мы здесь, чтобы спасти вас. Будьте осторожны! Как только вы услышите монстра, дайте нам знать.

– Рауль! Рауль!

Кристина заставила его несколько раз повторить ей, что это не сон и что он смог прийти к ней в сопровождении надежного человека, который знает секреты Эрика.

Но за радостью, которую мы принесли ей, вскоре последовал новый удар. Она хотела, чтобы Рауль немедленно ушел. Она боялась, что Эрик обнаружит его и убьет без колебаний. Она сказала нам в нескольких поспешных словах, что Эрик совершенно сошел с ума от любви и решил убить любого и себя в том числе, если она не согласится стать его женой в глазах гражданских властей и перед священником церкви Мадлен. Он дал ей время до одиннадцати часов следующей ночи все обдумать. Это последний срок. После этого она должна будет сделать выбор, как он сказал, между свадебным и похоронным маршем. И Эрик сказал слова, которые Кристина не полностью поняла: «Да или нет, если нет, все будут мертвы и похоронены». Но я понял эти слова очень хорошо, потому что они с устрашающей точностью соответствовали моим ужасным мыслям.

– Можете вы сказать нам, где Эрик? – спросил я. Она ответила, что он, должно быть, покинул дом.

– Вы можете это проверить?

– Нет. Я связана и не в состоянии двигаться. Услышав это, Рауль и я не смогли сдержать крик гнева. Наша судьба, всех троих, зависела сейчас от Кристины. Нам надо было во что бы то ни стало спасти ее.

– Но где же вы? – спросила она. – В моей спальне всего две двери, – это та спальня, обставленная мебелью в стиле Луи-Филиппа, о которой я вам говорила, Рауль, – Эрик пользуется только одной дверью, но никогда не открывает другую, которая сейчас передо мной. Он запретил, мне даже подходить к ней, потому что, по его словам, это самая опасная из всех дверей: дверь в камеру пыток.

– Кристина, мы как раз и находимся по другую сторону этой двери.

– Тогда вы в камере пыток?

– Да, но мы не видим никакой двери.

– О, если бы я могла дотянуться до нее. Но я постучу по ней, и тогда вы поймете, где эта дверь.

– У нее есть замок? – спросил я.

– Да.

«Она открывается ключом с той стороны, как обычная дверь, но, чтобы открыть ее с нашей стороны, нужно, видимо, найти пружину и противовес, а сделать это нелегко», – подумал я.

– Мадемуазель, – сказал я, – нам совершенно необходимо открыть эту дверь.

– Но как? – спросил плачущий голос молодой женщины.

Мы слышали, как она пытается освободиться от своих пут.

– Нам надо действовать только хитростью, – сказал я. – Мы должны найти ключ к этой двери.

– Я знаю, где он, – произнесла Кристина, которая, казалось, устала от предпринимаемых ею усилий. – Но я очень крепко привязана– О! Негодяй! – Она зарыдала.

– Где же ключ? – спросил я после того, как попросил Рауля предоставить все дело мне – ведь мы не могли терять ни одной секунды.

– В спальне, возле органа, вместе с другим бронзовым ключом, к которому он также приказал не прикасаться. Оба ключа находятся в маленьком кожаном мешочке, который он называет «маленьким мешком жизни и смерти». Рауль! Рауль! Вы должны уйти! Здесь все непонятно и ужасно, и Эрик на грани сумасшествия, а вы в камере пыток! Уходите oai же путем, каким пришли! Почему, почему эта комната так называется?

– Кристина, – произнес Рауль, – мы или вместе уйдем, или умрем вместе.

– Это зависит от того, выберемся ли мы отсюда целыми и невредимыми, – сказал я. – Но нужно сохранять хладнокровие. Почему он связал вас, мадемуазель? Вы же не можете убежать из дома, и он знает это.

– Я пыталась покончить с собой. В тот вечер, принеся меня сюда без сознания, он ушел повидаться, как он сказал, со своим банкиром и оставил меня на время одну. Вернувшись, он нашел меня в крови» – я хотела убить себя, разбив голову о стену.

– Кристина! – застонал Рауль и зарыдал.

– Потом он связал меня. Мне не разрешено умереть до одиннадцати часов завтрашней ночи.

Весь этот разговор через стену был более осторожным и прерывистым, чем я способен передать, воспроизводя его здесь. Мы часто замолкали, думая, что слышим скрип деревянных полов, шаги». И Кристина пыталась успокоить нас, говоря: «Нет, это не Эрик. Он ушел. Он действительно ушел. Я слышала, как он открыл и закрыл проход через стену к озеру».

– Мадемуазель, – сказал я, – монстр связал вас, и он же вас развяжет. Вы сможете заставить его сделать это, если будете действовать правильно. Не забывайте, что он любит вас.

– О, если бы я только могла забыть это!

– Улыбайтесь ему. Просите его, скажите, что веревки причиняют вам боль.» Но она прервала меня:

– Ш-ш, я слышу какие-то шаги! Это Эрик! Уходите! Уходите!

– Мы не можем уйти, даже если бы захотели, – сказал я с ударением, чтобы произвести на нее впечатление. – Мы не можем покинуть комнату! И мы в камере пыток!

– Тише!

Мы замолчали.

Тяжелые шаги медленно приблизились к стене, затем остановились, и пол опять заскрипел. Затем раздался тяжелый вздох, за которым последовал ужасный крик Кристины, и мы услышали голос Эрика: