Филлис Джеймс - Неестественные причины

Напоследок Дигби столкнул «Чомгу» в воду и отвел на глубину, чтобы подхватило приливом. Насчет следов крови можно было не опасаться. У мертвых кровь едва сочится. А если остались пятна на мотоцик­летном комбинезоне, то их все равно смыло водой. Дигби вышел ко мне из ночного моря, весь блестя мокрой клеенкой, сжимая руки над головой, будто совершил ритуаль­ное омовение. Когда он вез меня домой, мы оба всю дорогу молчали. Повторяю, я кое в чем его недооценила, и только тогда, во вре­мя этой безмолвной поездки по узкой тро­пе, до меня вдруг дошло, что он может быть опасен.

Остальная часть работы трудности не представляла. По плану, Дигби должен был гнать на полной скорости в Ипсвич, по до­роге остановиться в безлюдном месте на бе­регу Сайзуэллского шлюза, отцепить коляс­ку и утопить где поглубже. А в Ипсвиче бросить мотоцикл в каком-нибудь тихом переулке, сняв предварительно номер. Ста­рая машина, вряд ли кто станет из-за нее беспокоиться, разыскивать хозяина. Но если бы и вышли на Дигби и даже нашли коляс­ку, у нас все равно оставалась вторая линия обороны: это было экспериментальное по­хищение и безобидное пари, а что оно при­вело к такому трагическому результату, то кто же мог знать? У нас и свидетельница для этой версии была – Лили Кумбс.

Инструкции я дала Дигби самые ясные. Бросив мотоцикл, он должен был прежде с всего отослать по почте страницу Морисо-вой рукописи с описанием плывущего в море безрукого трупа. А потом, оставаясь в комбинезоне, пойти на станцию и купить перронный билет, чтобы контролеру не за­помнился пассажир, севший в поезд в Ипс­виче с билетом от Лондона. Дигби должен был с толпой пройти на перрон, сесть в Саксмандемский поезд, переодеться в уборной, комбинезон засунуть в кейс и в восемь трид­цать прибыть в Саксмандем. А там взять так­си до «Сетон-хауса», где я буду ждать, не за­жигая света, чтобы выслушать его отчет и дать дальнейшие указания. Это, как я уже говорила, было все одни пустяки, я и не чая­ла ничего худого. Но Дигби почуял свою силу. И сделал две глупости. Соблазнился отцепить коляску и прокатиться на полной скорости по поселку, даже попался на глаза Брайсу. А во-вторых, попросил Лиз Марли встретить его с поезда в Саксмандеме. В пер­вом случае было просто мальчишеское лиха­чество, а вторая глупость могла кончиться провалом. К тому времени я была измучена до предела и совсем не готова к подобной самодеятельности. Я услышала, как подъеха­ла машина мисс Марли, стала наблюдать за ними, не раздвигая штор, а в это время зазвонил телефон. Теперь-то я знаю, что зво­нил Плант, хотел справиться, дома ли мис­тер Сетон. А тогда меня это совершенно оша­рашило. Два непредусмотренных события одновременно, а я не подготовлена ни к тому, ни к другому. Будь у меня время взять себя в руки, я бы, конечно, нашла правиль­ный ход. А так я только страшно поругалась с Дигби. Не стоит пересказывать, что мы на­говорили друг другу; кончилось тем, что он в бешенстве уехал на ночь глядя, сказав, что возвращается в Лондон. Но я ему не повери­ла. Слишком велика была ставка, чтобы он вот так вдруг вышел из игры. Просто сделал сгоряча глупый ребяческий жест, чтобы под­черкнуть свою независимость и напугать меня. Я до глубокой ночи все ждала, не вер­нется ли его «воксхолл», сидела в темноте опасалась включить свет – и думала: неуже­ли один взрыв бешенства погубит все, что было мною так тщательно подготовлено? Может быть, есть еще способ исправить дело? Домой добралась только в третьем часу. А пораньше с утра уже снова была в «Сетон-хаусе». Но автомобиль так и не по­явился. О том, что произошло, я узнала только вечером в среду, когда из полиции позвони­ли в «Пентландс». И мне даже не понадобилось изображать потрясение. Приятно со­знавать, что Дигби Сетон скоро заплатит за все, что я из-за него пережила в продолже­ние тех двадцати четырех часов. Он про­явил неожиданную смекалку. Рассказ о том, как его выманили из дому фальшивым те­лефонным звонком, – просто находка. Те­перь если он что и сболтнул насчет смерти Мориса, пока был не в себе, то вот и объяс­нение. И алиби его подкреплено. А жителям поселка – новые неприятности. Я оценила его находчивость, его выдумку. И поняла, что теперь очень скоро он захочет отде­латься и от меня.

Больше особенно рассказывать нечего. Вернуть Джейн Далглиш топор было не труднее, чем выкрасть. Клеенчатый комби­незон, изрезанный на полоски, унесло от­ливом вместе с клубками водорослей. С ки­стей рук Мориса я удалила мышечную ткань кислотой из моего фотографического чула­на, и Дигби отослал их Люкеру. Все проще простого. Как было предусмотрено планом. И теперь остался последний этап. Дня через два-три можно будет надиктовать финал. Я не испытываю к Дигби ненависти. Буду рада, когда он умрет, но готова удовольство­ваться своим воображением, мне необязательно видеть его смерть в натуре. А вот что я не видела, как умирал Морис, это мне обидно..

И кстати, последнее объяснение. Почему я не могла оставить его труп в Лондоне, про­сто сбросить, как узел тряпья, в какую-ни­будь паддингтонскую канаву, и пусть валя­ется? Да очень просто. Необходимо было убрать кисти. Его кисти с ободранными до мяса костяшками пальцев, которыми он ко­лотил изнутри в крышку своего гроба».

Голос смолк. Несколько секунд пленка бе­жала вхолостую. Потом Реклесс наклонил­ся, щелкнул выключателем диктофона. И еще выдернул вилку из сети. Джейн Далг­лиш встала с кресла, что-то тихонько ска­зала Лэтему и вышла в кухню. Сразу стало слышно, как полилась вода, звякнула крыш­ка чайника. Что она затеяла? – недоуменно подумал Далглиш. Неужели пошла готовить обед? Или хочет сварить кофе гостям? Чем заняты ее мысли? Теперь, когда все позади, интересует ли ее еще хоть сколько-нибудь эта история бешеной ненависти, нарушив­шей ход стольких жизней, включая ее соб­ственную? Одно он знал точно. Если она ко­гда-нибудь еще примет участие в будущих разговорах о Сильвии Кедж, то от нее не услышат сентиментальных сожалений на тему о том; что «ах! если бы мы только зна­ли!» и «как же это мы не оказали ей поддер­жки!» Для Джейн Далглиш человек таков, какой он есть, и пытаться его переделать – глупо, а жалеть – неприлично. Никогда еще ее отстраненность не выступала так нагляд­но и не казалась такой страшной.

Лэтем медленно отодвинулся от стены, сел в освободившееся кресло. Проговорил, с ус­мешкой качая головой:

– Вот бедняга. Убит из-за неверного вы­бора ночной рубашки. Или это был невер­ный выбор спальни?

Реклесс промолчал. Он аккуратно смотал шнур диктофона, взял ящик под мышку. И только у порога обернулся к Далглишу:

– Мы выудили мотоциклетную коляску. Она лежала в двадцати ярдах от указанного вами места, мистер Далглиш. Еще одна чу­десная догадка, сэр.

Далглиш представил себе, как это все было. Безлюдный берег заводи перед пло­тиной, раннее солнечное утро, зелень и ти­шина, только из отдаления, с шоссе, доле­тает шум машин да звенит падающая вода. Грубые голоса мужчин, разбирающих на бе­регу снаряжение, чавканье грязи под подошвами резиновых сапог. И вот, наконец, из воды показывается поднимаемый объект, похожий на огромный полосатый кабачок, увешанный водорослями, с него стекают ручьи черной грязи, обнажая лоснящиеся бока. Но, конечно, на взгляд запыхавшихся полицейских, подводящих его к берегу, он совсем не огромный, а, наоборот, малень­кий. Ведь Морис Сетон был маленького ро­сточка.

После ухода Реклесса Лэтем с вызовом произнес:

– Должен поблагодарить вас. Вы спасли мне жизнь.

– Разве? Я бы сказал, как раз наоборот. Ведь это вы спихнули ее с крыши.

– Случайно. Я не думал, что она свалит­ся, – поспешил защититься Лэтем.

Ну, разумеется, случайно, подумал Далг­лиш. Уж кто-кто, а Лэтем не способен жить с сознанием, что убил женщину, пусть и спа­сая свою жизнь. Что ж, если он намерен за­помнить этот эпизод в такой трактовке, то лучше приступить к перекраске сразу, не оставляя на потом. Да и не все ли, черт возьми, равно? По его понятиям, Лэтему пора удалиться. О какой благодарности меж­ду ними может идти речь? Смешно и неловко. А провести утро за пустопорожней свет­ской беседой – увольте. Слишком много сса­дин на душе и на теле. Но была одна подроб­ность, которую Далглишу еще хотелось уточнить. Он спросил:

– Я все думаю, что привело вас вчера но­чью в «Дом кожевника». Должно быть, вы видели их, Дигби и Кедж?

Два конверта белели у него перед глаза­ми, прислоненные к серой каменной стене. Подходит время вскрыть Деборино письмо. Стыдно и дико, что его так и подмывает бро­сить конверт в огонь не распечатав. То, что было, не отменишь одним решительным жестом и ни в каком огне не сожжешь. Далг­лиш расслышал ответ Лэтема:

– Именно. В тот самый вечер, когда при­ехал в Монксмир. Я, кстати, приврал насчет времени своего приезда. В самом начале седьмого я уже был здесь. Пошел пройтись по высокому берегу. И разглядел сверху двух людей возле лодки. Сильвию я узнал, и мне показалось, что мужчина – Сетон, хотя на­верняка я сказать не мог. Было темно, что они там делали, не разберешь, но, бесспор­но, сталкивали лодку в море. И что за куль лежал на дне лодки, я не разглядел, но поз­же легко догадался. Меня это нимало н взволновало. По мне, так Морис получил по заслугам. Как вы, похоже, догадались, Доро­ти Сетон дала мне прочесть последнее пись­мо Мориса. Наверно, ждала, что я за нее отомщу. Увы, она не за того меня принима­ла. Я довольно насмотрелся на дурных акте­ров в этой смехотворной роли, чтобы еще на потеху публике играть ее самому. Но если кто другой за меня это сделал, то ради Бога. Однако, когда был убит Дигби, я подумал, что надо поговорить с Кедж, выяснить, какую игру она ведет. Услышал от Селии, что Силь­вия собирается утром к Реклессу, и решил предвосхитить их разговор.