Анри Шадрилье - Тайна Медонского леса

Сусанна поспешила поделиться приятной новостью с Фрике.

Юноша был очень обрадован.

– Но надо же побаловать Вас в этот день вашим любимым лакомством, – прибавила Сусанна.

– Само собой, – улыбнулся Фрике. – Я виновник торжества, я и выбираю десерт по своему вкусу.

– Выбирайте, друг мой, выбирайте… Даю заранее свое согласие.

– Знаете, еще в детстве, когда я был шалуном-мальчишкой, я ужасно любил глазеть в окна булочников и пирожников. Миндальные торты, облитые сахаром бабы, пирожки с вареньем были всегда предметом моего восторга и восхищения; но трубочки со сливками не могли уже ни с чем сравниться и занимали в мечтах моих первое место. Страсть к этому пирожному я сохранил и до сих пор.

Сусанна улыбнулась, а на сердце у нее скребли кошки: почему не был он с ней в эту счастливую для многих пору детства? Почему не могла она исполнить тогда его детских капризов и желаний?

– Выше трубочек нет ничего на свете! – продолжал между тем весело Фрике. – Подрумяненная корка хрустит на зубах, а сливки, сбитые в воздушную пену, так и тают во рту! Славные трубочки ел я в доме папаши Лефевра… Если добрый старик был доволен мною, что случалось, однако, очень редко, он вел меня в соседнюю булочную на улице Сен-Дени, она существует там и до сих пор, и покупал мне любимое пирожное. Я уплетал эти соблазнительные трубочки с такой жадностью, что папаша Лефевр покупал их одну за другой, не столько для удовлетворения моего чудовищного аппетита, сколько для собственной забавы.

Глядя на меня, старик никогда не мог удержаться от смеха.

– Ну, вот и прекрасно! Мы и закажем к нашему празднику достаточное количество вашего любимого пирожного. Надо же вам поесть этих трубочек хоть раз в жизни столько, сколько хочется.

– В таком случае берите на мою долю целую дюжину! – захохотал Фрике. – Пойдет ли только эта порция на пользу вашему пациенту?

Начались приготовления к задуманному торжеству. Дом несколько оживился, все суетились, хлопотали. Лене захотелось поделиться общей радостью с Арманом, и тот удостоил простодушную болтовню девушки снисходительной улыбкой.

Но более внимательный наблюдатель уловил бы в улыбке этой что-то ехидное, злорадное.

Настало девятнадцатое число. Из лучшей булочной Версаля было прислано двенадцать трубочек со сливками, ровно двенадцать.

Доминик поставил их на кухне.

Сусанна была занята по хозяйству.

Де Марсиа выходил из кабинета в коридор, когда мальчик в белой куртке и таком же колпаке уходил с пустой корзинкой под мышкой.

Неаполитанец спокойно прошел в сад и с самым равнодушным, беззаботным видом прогуливался там с четверть часа. Затем, улучив удобный момент, он прокрался на кухню, когда там никого не было, и стал разглядывать принесенное из булочной пирожное. Если бы кому-нибудь удалось подкараулить его, то, конечно, всякий подивился бы тому, что такой серьезный, занятой человек следит за порядком на кухне. Мужское ли это дело? Он, конечно, и сам понял сейчас же все неприличие своего поступка, потому что, поспешно оглядев блюдо с пирожными, он так же поспешно вышел на цыпочках из кухни. Все это совершилось так тихо, так быстро, что никто из домашних не успел заметить этого странного визита.

Обед вышел удачный, веселый; много болтали, много смеялись.

Сам де Марсиа был весел против обыкновения и отказался, по-видимому, от всех своих гадких, низких замыслов.

Давно уже не была так непритворно весела Сусанна. Мир и тишина, казалось, водворились наконец в этом доме, столько времени не знавшем покоя.

Общее расположение духа отразилось еще с большей силой на молодых людях. Фрике и Лена были уже сами по себе слишком счастливы для того, чтобы не принять участия в этом общем веселье.

Появление пресловутых трубочек со сливками было встречено дружным, неудержимым смехом.

При виде любимого лакомства, живо напомнившего ему недавнее еще детство, глаза Фрике так и загорелись. Все маленькое общество было так беззаботно весело, все так много смеялись, что у всех глаза блестели так же, как у самого виновника торжества.

Де Марсиа захотел на этот раз сам угостить дорогого гостя и, взяв блюдо с пирожными, протянул его герою дня.

– Берите, берите скорее самую большую! – весело проговорил он с приятной улыбкой. – Примите ее как дань моей дружбы и искреннего расположения к вам, молодой человек.

И любезный хозяин собственноручно положил на тарелку сидевшего против него Фрике самую большую, самую аппетитную трубочку, которая, конечно, принадлежала ему по праву.

Затем Сусанна, смеясь еще громче самого де Марсиа, взяла от него блюдо и положила на тарелку Фрике еще две штучки.

– Ему мало одной, он хочет съесть все!

– За кого вы меня считаете? – весело проговорил юноша. – Я должен поделиться со всеми. Разрешаю вам, господа, взять себе по две штучки, с меня довольно и шести.

И Сусанна поспешила исполнить приказание Фрике.

Собственноручно положила она две трубочки Лене, две ее брату-самозванцу и две себе; все же оставшееся на блюде поставила со смехом опять перед Фрике.

Доминик разлил в рюмки портвейн, и все с аппетитом принялись за десерт.

Вдруг, среди всеобщего веселья, раздался глухой, как бы сдерживаемый стон… Все тревожно переглянулись: с хозяином приключилось что-то недоброе… Мертвенная бледность разлилась по его лицу, и он судорожно схватился за затылок, как человек, внезапно пораженный кровоизлиянием в мозг. Соскочив со стула и глядя страшным, помутившимся взглядом на Сусанну, он попробовал сделать несколько шагов, но зашатался и грузно упал на пол.

Все встали из-за стола и безмолвно, в ужасе глядели на распростертого у их ног де Марсиа, лежавшего без малейших признаков жизни, с вытянутым, посиневшим лицом и полуоткрытыми стеклянными глазами.

Произошло следующее.

Как ни остерегался хитрый любовник Сусанны, подкрадываясь к кухонному столу, это не ускользнуло от ее зорких глаз. Она отдернула занавеску на стеклянной двери и видела все. Неаполитанец, конечно, недаром зашел на кухню, он не стал бы беспокоить себя понапрасну. У него была цель: в одну из самых аппетитных трубочек всыпал он какой-то белый порошок, похожий на мелкий сахар. Чтобы не смешать лакомый пирожок с другими, он ловко и осторожно отломил от него едва приметный кусочек и затем переложил трубочку на видное место. Простая операция эта была делом одной минуты, де Марсиа сейчас же вышел на цыпочках в коридор в полной уверенности, что никто из домашних не заметил его короткого визита. Но он жестоко ошибался – Сусанна видела все. Поспешно, так сказать, по следам злодея, прошла она на кухню, ловко приставила к пирожку отломленный кусочек и сделала на нем свою пометку, а от другой трубочки старательно отщипнула такой же точно кусочек и положила это безвредное лакомство на место пирожка, предназначенного щедрой рукой неаполитанца ее милому Фрике.

Вот почему ошибся де Марсиа, вот почему не попала отрава на тарелку героя дня, веселого, ничего не подозревавшего гамена. И собственной рукой, сама Сусанна Мулен положила состряпанное ее возлюбленным угощение на его собственную тарелку. Вышло так, что де Марсиа запасся ядовитым порошком для собственной своей особы.

Сусанна поступила решительно, она не колебалась ни минуты.

Она предчувствовала, что эта неравная, отчаянная борьба должна окончиться гибелью слабейшего. Мать чуяла беду. Она защищала только свою плоть и кровь, своего ребенка. В ней жила теперь только мать – любовница же и сообщница де Марсиа не существовала более.

К тому же и выбирать не приходилось.

Как ни ужасен был только что совершенный ею поступок, Сусанна говорила себе, что выполнила только долг, святой долг матери. Она воспользовалась только орудием самого злодея – не больше. Дело, совершенное ее рукой, ужасно, но оно – только законное возмездие за целый ряд не менее ужасных преступлений.

И одна, одна только Сусанна не потерялась и спокойно и холодно глядела на неподвижное тело неаполитанца.

Доминик поспешил увести перепуганную Елену. Сусанна осталась одна с Фрике, и тут-то произошло нечто особенное, хотя и дикое, но довольно трогательное.

– Фрике, – начала она глухим голосом, – не гляди больше на этого человека! Это был твой смертельный враг. То, что случилось с ним, должно было случиться с тобой; но сердце мое угадало беду и отвратило от тебя страшный удар.

– Он, может быть, еще жив, – проговорил Фрике.

– Не бойся… умер, не встанет. Если бы ему удалось сделать то, что он хотел сделать, ты лежал бы теперь на его месте.

– Вы говорите, сударыня, что отвратили удар, грозивший мне?.. Значит, вы убили, отравили его?

– Да, я его отравила. За тебя, за твое спасение, я готова пожертвовать всем, готова отдать свою собственную жизнь! – с жаром проговорила Сусанна.

– Понимаю… Он, значит, хотел отравить меня еще тогда… Болезнь моя была тоже делом его рук.