Лео Брюс - Дело для трёх детективов

Я понимал лишь, что убийство было совершено с помощью некоего средства, которое казалось мне почти сверхъестественным. Я был так обеспокоен и настолько терялся в догадках, что радостно принял бы любой план действий, который был бы предложен для поимки убийцы, даже такой, как наше безумное обшаривание территории. Если бы Уильямс приказал мне обыскать гараж или деревенскую церковь или сесть на поезд до Лондона, то я повиновался бы так же охотно. Я просто должен был что-то делать. Когда я вспоминал, что бедная, доброжелательная, глупая женщина, которая всегда была так  по-простецки очаровательна и никогда никому не желала зла, сейчас лежит в том виде, в каком я её нашёл, то с жадностью был готов ухватиться за любое дело, которое помогло бы за неё отомстить. Поэтому я не стал тратить время, чтобы подсчитать шансы на успех в саду для  Норриса, Стрикленда и меня. Я выбежал, не задумываясь.

Я захватил сильный ручной фонарик, который лежал на столе в холле, и после общего обхода вокруг дома пошёл по гравийной дорожке, изгибающейся вокруг широкой клумбы, расположенной под окном Мэри Терстон. Мне казалось, что здесь, если где-нибудь вообще, я могу бы найти нечто, что может оказаться… (это слово уже вошло в мой ум) уликой. И я не был разочарован. Я нашёл два объекта, которые, если и не были уликами, по меньшей мере были связаны с преступлением.

Первый лежал довольно далеко — на теннисном корте, в пятнадцати или более ярдах от дома. Это была разбитая электрическая лампочка. Как только я увидел сверкание её осколков в коротко постриженной траве, я нагнулся, чтобы их поднять. Но перед тем, как дотронуться до них рукой, я остановился. Внезапно я вспомнил всё, что я прочитал о преступлениях и расследовании. Отпечатки пальцев! И я с дрожью подумал, что из-за этого дела попал в новый и пугающий мир, в котором расследование, перекрёстный допрос и обнаружение отпечатков пальцев заменили более нормальные события моей предыдущей жизни.

Другой объект казался ещё более относящимся к делу. Это был нож, которым могло быть совершено убийство. Когда я увидел его лежащим около широкой клумбы под окном, я был даже удивлён. И всё же, как показали последние события, я удивился бы ещё больше, если бы его там не было. Потому что, а где ещё ему быть? Где бы преступник не находился в момент убийства, первой его заботой было избавиться от оружия. А поскольку это оружие было таким, которое легко идентифицировать, то убийцу не волновало, как скоро оно будет найдено, лишь бы оно не было найдено на нём. Он сделал очевидное и самую безопасное действие: он выбросил его из окна, как только совершил преступление.

Итак, нож лежал там, и мой фонарь даже выявил на нём влажное кровавое пятно. Но я знал, что лучше ничего не касаться. Я оставил это лежать на месте, и решил возвратиться в дом, чтобы сообщить о своих находках.

Когда я встал, то увидел спешащего ко мне Стрикленда. «Никаких следов», — сказал он. Его голос был немного хриплым, но он казался достаточно спокойным. Возможно, он имел шкуру как у носорога, и её нелегко можно было чем-нибудь проткнуть.

Я показал ему нож, и он присвистнул.

— Бедная старушка Мэри, — сказал он, смотря на него сверху.

Мне не понравилась эта смесь обычного сожаления и фамильярности, и я резко заметил:

— Вы любили её, не так ли?

— Да, — сказал Стрикленд, не пытаясь отодвинуться или отвести взгляд от ножа. — Дайте-ка мне на минутку фонарь, — добавил он.

Он поднёс фонарь поближе к ножу, а затем встал. «Это одна из тех проклятых китайских вещиц из зала, — сказал он. А затем глубокомысленно, — Это бросает подозрение на тех, кто в доме».

Я слушал невнимательно, поскольку мне в голову пришла другая мысль.

— А что относительно следов? — спросил я. — Предположим, что кто-то как-то действительно спустился из того окна?

Это, казалось, было слабой надеждой, но не более слабой, чем всё остальное. Очень тщательно мы исследовали клумбы на несколько ярдов влево и вправо от линии окна Мэри Терстон до земли, и от стены до самого края клумбы. Но земля была совершенно нетронутой. Медленно Стрикленд и я вместе пошли к парадной двери. Мы встретили Норриса, приближающегося с другой стороны.

— Что-нибудь видели? — спросил я его.

Он очень быстро пробормотал «нет» и пошёл в дом впереди нас.

Когда мы вошли в дом, то повстречали доктора Терстона, сходящего вниз. Он остановился и пристально посмотрел на нас. Затем резко спросил: «Где это вы были, вы трое?»

Я ответил, что мы обыскивали территорию, но ещё до того, как я закончил говорить, он, к нашему удивлению, прошёл в гостиную. Там он тяжело опустился на стул, и, казалось, утратил к нам всякий интерес.

Уильямс, который подпирал каминную доску, отозвал меня в сторону, и я рассказал ему о своих находках. Он кивнул: «Это почти облегчение».

— Что? То, что нож нашёлся?

— Ну, в каком-то смысле, да. Я уже начал сомневаться, будет ли нож… или что-то в этом роде… прозаическое.

Я бросил взгляд на его лицо. Он казался достаточно спокойным, но его формулировка была настолько странной, что переспросил, что он имеет в виду.

— Послушайте, Таунсенд. Я по характеру не суеверный. Я верю в факты. Но я готов признать, что самое умеренное слово, которое я могу использовать, говоря об этом деле, это «странное». И не просто оттого, что мы обнаружили Мэри мёртвой за запертой дверью. Я слышал о таких вещах и раньше — и находилось вполне нормальное объяснение. Но, чёрт побери, когда задумаешься обо всём этом… дверь заперта. Через две минуты после криков я выглянул из окна. Через две минуты о каждом было известно, где он находится. И всё же я уверен, что из комнаты выйти было невозможно. Я исследовал в ней каждый дюйм. Что тут можно сказать? Кто-то это сделал. Нож был в чьей-то руке. Не было никаких пауз. Я заявляю, что это действует на меня так же, как если бы я воочию увидел нечто невозможное — например дерево, которое растёт прямо на глазах, или снег, падающий в жаркий день. Это… меня это действительно пугает.

«Пугает» — это было последнее слово, которое я ожидал услышать от Сэма Уильямса. И всё же, когда мы на следующий день обсуждали это дело, он сказал, что отчётливо помнит, что выразился именно так.

— В каком смысле? — спросил я, поскольку был просто ошеломлён.

— Ну, как эта скотина смогла убежать? Это не вопрос дедукции. У меня нет ни малейшей надежды на то, что Скотланд Ярд сможет чем-нибудь помочь. Это… это не человек, Таунсенд.

Я думаю, что эти слова Уильямса, уравновешенного, скептичного адвоката, растревожили меня гораздо глубже, чем что-либо ещё. И именно потому, что в основном я был с ним согласен, я принялся возражать в наиболее категоричной форме.

— Чёрт возьми, — заявил я, — наверняка найдётся какое-нибудь вполне простое объяснение.

— Мой дорогой юноша, как это могло случиться, если у человека не было крыльев?

Видение, которое встало перед мысленным взором, —  тёмное, несущее смерть существо вроде гигантской летучей мыши, машущей крыльями и удаляющейся от дома, — было слишком фантастическим. — Нет-нет, — сказал я; — не впадайте в кошмары. Должно иметься средство покинуть эту комнату.

— Думаете, стоит пойти ещё раз посмотреть?

— О, я не имел в виду… — Мысль о том, чтó лежит там, сделала меня больным и несчастным. Должно быть, я более материальный человек, поскольку меня больше всего пугало именно тело, тогда как Уильямса — сомнения и кошмарные мысли.

— Идём, — сказал он. — Это лучше, чем сидеть здесь и думать.

Мы вновь пошли наверх и достигли сломанной двери. Но когда мы её открыли, то замерли в удивлении. Тело больше не было одиноким. Около кровати на коленях, спрятав голову в ладонях, стоял мистер Райдер, викарий. Когда он осознал наше присутствие, то поднял голову и посмотрел на нас. И выражение его лица было незабываемо. Оно походило на гримасы на лице мученика в примитивной религиозной живописи. Его щёки были бескровны, а нижняя челюсть отвисла, как если бы он не мог ею управлять.

— Райдер! Как вы сюда попали? — воскликнул Сэм Уильямс. В его голосе мне послышалась нотка подозрения. Священник медленно поднялся. Он двигался скованно, как если бы стоял на коленях в течение долгого времени.

— Попал сюда? — повторил он, казалось не понимая смысла вопроса. — Я вошёл совсем недавно.

— Где? Как? — Резкость голоса адвоката удивила меня. Неужели он и сейчас думал о своём крылатом человеке?

— Я не понимаю вас, — медленно сказал мистер Райдер, и мне показалось, что он говорил правду. — Я вошёл через парадную дверь, — добавил он.

— Кто впустил вас?

— Столл, дворецкий.

Уильямс колебался.

— И Вы пришли прямо сюда?— спросил он наконец.

— Да. — Священник снова посмотрел вниз на кровать. — Бедная душа! Бедная душа! — повторил он. — Надеюсь, что она будет прощена. — Затем он сказал более тихим, но, как мне показалось, более страстным голосом, — Надеюсь, что все мы получим прощение.