Дороти Сэйерс - Яблоко раздора

— Ну, Хаббард, — сказал последний, — должен вам сказать, я удивлен: как вы, с вашей комплекцией, позволили запихнуть себя в угольную дыру, словно нашкодивший уличный мальчишка.

— Я и сам удивляюсь, сэр, — сказал не без юмора сборщик налогов. — Когда это одеяло оказалось у меня на голове, я был самым удивленным человеком во всем графстве.

— А сколько же их все-таки было? — спросил Уимзи.

— Думаю, трое или четверо, сэр. Но видеть я их не видел и могу судить только по голосам.

— Нужно во что бы то ни стало узнать, кто это сделал! — взволнованно сказал викарий. — Ах, мистер Фробишер-Пим, вы только взгляните, что они натворили! Я считаю… это антикатолический выпад. Хорошо еще, они не пошли дальше.

Он открыл шествие. Кто-то зажег в темном алтаре два или три светильника. При их свете Уимзи удалось рассмотреть, что на аналое в форме орла красовался огромный красно-бело-голубой бант и лежал большой рекламный плакат, украденный, очевидно, из редакции местной газеты: «Ватикан запрещает нескромную одежду». На хорах на каждом сиденье восседал плюшевый медвежонок, погруженный в чтение перевернутого вверх ногами молитвенника, а на подставке перед ним лежал номер газеты «Краснобай».

— Какое бесстыдство!

— Вы правы, Хэнкок, — откликнулся мистер Фробишер-Пим. — Но должен сказать, за это вам следует благодарить самого себя, хотя я, безусловно, согласен, что такого рода вещи совершенно недопустимы и осквернители должны быть найдены и строго наказаны. Однако… такое святотатство со старым Бердоком… — Его голос продолжал звучать все так же монотонно.

Полицейскому к этому времени удалось оттеснить деревенскую свиту, и теперь он стоял позади лорда Питера у входа в алтарь.

— Это не вы были сегодня ночью на дороге, сэр? Мне показалось, я узнал ваш голос. Вы нормально добрались до дома, сэр? Вам что-нибудь встретилось на пути?

В тоне, каким был задан этот вопрос, казалось, прозвучало нечто большее, чем праздное любопытство. Уимзи быстро обернулся.

— Нет, ничего не встретилось… больше. Послушайте, сержант, кто по ночам правит в этой деревне каретой с белыми лошадьми?

— Еще не сержант, сэр, и пока не жду повышения. А про белых лошадей точно не могу сказать, сэр. У мистера Мортимера, по ту сторону Эбботс-Болтона, есть несколько прекрасных серых. Он лучший коневод в этих краях, но, понимаете, он не стал бы разъезжать на них в такой дождь, не правда ли, сэр? К тому же (констебль низко наклонился к Уимзи) у мистера Мортимера есть голова на плечах, и, самое главное, у его лошадей тоже. А что касается этого церковного дела, то тут всего-навсего проделки мальчишек. Они не хотели причинить никакого вреда, сэр; просто немного позабавились, вот и все. Викарий очень хорошо говорит, сэр, но и слепому видно, что это не кенситисты[3] и им подобные.

— Я и сам пришел к такому же заключению, — разговор явно заинтересовал Уимзи, — но мне хотелось бы знать, что привело вас к этому выводу?

— Благослови вас Бог, сэр, но это же ясно, как Божий день! Те парни набросились бы на кресты, на статуи святых, на подсвечники и на — что вон там такое? — Он показал толстым пальцем в сторону дарохранительницы. — А эти и пальцем не дотронулись до тех вещей, которые называют священными, и не причинили никакого вреда алтарю. И с трупом мистера Бердока — видите, сэр, — они тоже обошлись уважительно. Значит, в глубине души они ничего плохо не хотели, понимаете?

— Совершенно с вами согласен, — сказал Уимзи. — Действительно, они проявили особую заботу, чтобы не прикоснуться ни к чему, что считается священным для верующего.

— Ну, а теперь, — сказал констебль, — я думаю, мне пора идти. Предоставьте это дело нам, мистер Фробишер-Пим, сэр; мы здесь до всего докопаемся.

— Надеюсь, — сказал мистер Фробишер-Пим. — Идемте, Уимзи, дадим им возможность приготовить церковь к похоронам. Что вы там нашли?

— Ничего, — сказал Уимзи, разглядывая что-то на полу. — Мне показалось, что тут завелся червь-точильщик, но теперь я вижу, что это просто древесные опилки.

Если вы гостите в деревне, то невольно участвуете в жизни местного общества. Вот почему лорд Питер в должное время присутствовал на похоронах сквайра Бердока и созерцал, как осторожно предали земле гроб, — в моросящий дождик, конечно, но в присутствии большой и почтительной толпы прихожан.

После церемонии он был официально представлен мистеру и миссис Хэвиленд Бердок. Хэвиленд, по-видимому, знал о высокой репутации Уимзи как антиквара и библиофила и пригласил его осмотреть дом.

— Мой брат Мартин еще за границей, — сказал он, — но я уверен, он был бы рад, если бы вы зашли взглянуть на дом. Говорят, в библиотеке есть несколько превосходных старых книг. А что, если нам пойти туда завтра днем?

Уимзи сказал, что будет в восторге.

— Дом действительно стоит посмотреть, — вмешался Фробишер-Пим. — Прекрасная старинная усадьба, но требует много денег на содержание. Кстати, мистер Бердок, о завещании еще ничего не известно?

— Абсолютно ничего, — сказал Хэвиленд. — И это очень странно, потому что мистер Грэхем — наш адвокат, вы знаете, лорд Питер, — составил его сразу после той несчастной ссоры Мартина с отцом. Он это отлично помнит.

— А разве он не может вспомнить, что в нем было?

— Может, конечно, но считает, что об этом неприлично говорить. Он один из закоснелых представителей этой профессии. Бедный Мартин называл его старым негодяем. Грэхем, конечно, не одобрял тогда его поведения. И кроме того, не исключено, как сказал мистер Грэхем, что отец уничтожил старое завещание и составил новое.

Утро выдалось прекрасное. И Уимзи обратился с ходатайством о дальнейшем предоставлении ему Полли Флиндерс. Хозяин, разумеется, удовлетворил его просьбу и сожалея только, что лишен возможности сопровождать своего гостя, так как заранее был приглашен на заседание попечительского совета по поводу работного дома.

— А вы можете подняться к выгону и подышать там свежим воздухом, — предложил он. — Почему бы вам не доехать до Петеринг Фрейерс, затем через выгон до Столба мертвеца и потом обратно по фримптонской дороге? Это очень приятная прогулка, и всего девятнадцать миль. Как раз успеете к завтраку, и даже не надо спешить.

В Петеринг Фрейерс вела неширокая и даже в ноябрьский день красивая дорога. Медленно труся по продуваемым ветрами тропинкам Эссекса, Уимзи чувствовал себя спокойным и счастливым. Он совершенно забыл про Столб мертвеца и его зловещую репутацию, как вдруг сильный толчок и рывок в сторону, такой неожиданный, что он едва усидел в седле, вернули его к действительности. С некоторым трудом он выровнял Полли Флиндерс и остановил ее.

Следуя верховой тропой, он оказался на самой высокой точке выгона. Чуть впереди виднелась еще одна верховая тропа, которая подходила к первой, и на их пересечении стоял, как показалось Уимзи издали, разрушенный указательный столб. На стороне, обращенной к нему, Уимзи различил какую-то надпись. Он успокоил лошадь и мягко понудил ее идти вперед, к столбу. Полли Флиндерс вежливо, но решительно отказалась тронуться с места. Он положил руку ей на шею и почувствовал, что шея стала влажной от пота.

— Проклятье! — сказал Уимзи. — Послушай, я непременно должен прочитать, что написано на этом столбе. Если ты не хочешь идти, то, может быть, постоишь спокойно?

Уимзи забросил поводья на шею лошади и пошел вперед, время от времени оглядываясь назад, чтобы убедиться, что лошадь не собирается убегать.

Уимзи подошел к столбу. Это был крепкий столб из мореного дуба, заново окрашенный белой краской. Черная надпись тоже была подновлена. Она гласила:

На этом месте был предательски убит

Георг Уинтер, защищая добро

своего хозяина, Черным Ральфом

из Херритинга, который впоследствии

был посажен на цепь здесь, на место

своего преступления.

9 ноября 1674 года

Страшное правосудие

— Прекрасно, просто замечательно, — сказал Уимзи. — Без сомнения, это Столб мертвеца. И Полли Флиндерс разделяет чувства, которые испытывают местные жители к этой части выгона. Не могу ли я спросить тебя, Полли: если ты столь чувствительна к простому столбу, то почему так спокойно отнеслась к карете смерти и четырем лошадям без головы?

Он уселся в седло и, развернув Полли, направил ее так, чтобы обойти столб и выйти на дорогу.

— Сверхъестественное объяснение, я думаю, исключается. Значит, остается на выбор: виски или чьи-то плутни. По всему видно, без дальнейшего расследования не обойтись.

Размышляя таким образом, он спокойно двигался вперед.

— Если бы, предположим, по какой-то причине я захотел напугать соседей призраком кареты и безголовых лошадей, я бы, конечно, выбрал для этого темную, дождливую ночь… Боже! Это была именно такая ночь. Теперь, как делаются эти трюки с отрезанными головами? Белые лошади, конечно, и… что-нибудь черное, наброшенное им на головы. Правильно! И люминесцентная краска на упряжи, мазки ею — же по корпусу тут и там, чтобы создать хороший контраст и сделать невидимым все остальное. Но они должны идти бесшумно… А почему бы и нет? Четыре плотных черных мешка, набитых отрубями и хорошо притороченных к лошадиным мордам, обвязанные копыта — и лошади будут идти почти неслышно, особенно в ветреную погоду. Тряпье вокруг колец уздечки и на концах постромок заглушит их звяканье и поскрипывание. Посадить кучера в белом пальто и черной маске, поставить карету на резиновый ход, разрисовать ее фосфором и хорошенько промаслить на стыках, и, клянусь, получится такое, что вполне может напугать хорошо подвыпившего джентльмена на пустынной дороге в половине третьего ночи.