Джорджетт Хейер - Смерть шута

Казалось, Ингрэм был несколько сконфужен этим прямолинейным высказыванием. Он пробормотал:

– Я и не думал ни о чем таком... Во всяком случае, если бы это зависело от меня, я ни за что бы не выгнал из дома моих братьев, как собирается сделать Раймонд...

– А по-моему, если дети сэра Пенхоллоу будут вынуждены зарабатывать себе на жизнь, это только укрепит их дух! Нечего их лелеять, словно они грудные младенцы! Злее пусть будут! – заявила Чармиэн.

Поскольку Ингрэм принял это грубое замечание на свой счет, то он примолк и беседа угасла. Чармиэн ушла к себе – писать письмо своей нежной возлюбленной Лайле Морпет, а Ингрэм вернулся в Желтый зал поделиться своими соображениями с Юджином.

Юджин был в действительности совершенно потрясён произошедшими событиями, хотя и старался показать, что ему все нипочем. Он готов был принять любую версию, которую выдвигала его жена Вивьен. И хотя он в глубине души мало верил в то, что Раймонд мог действительно прибегнуть к такому «бабскому» способу убийства, как отравление, он тем не менее нашел массу резонов, исходя из которых Раймонд мог пойти на это.

Клара, движимая желанием не допустить гнусных разговоров, пыталась пресечь эти речи, но Вивьен живо поддержала Ингрэма в его подозрениях. Клей, заявившийся в Желтый зал, тоже добавил от себя пару слов, чего от него никто не ожидал. Однако он быстро замолчал после ремарки Обри, который сказал со своей обычной зловещей любезностью:

– Мой маленький брат, мы все понимаем, что ты уверен в виновности Раймонда в чем угодно, однако твоя роль в нашей семье сводится только к слушанию, а отнюдь не распространяется на право изрекать некие туманные соображения. И кроме того, подумай, это крайне неосторожно – привлекать к себе чье-либо внимание сейчас! Тебе, малыш, надо быть тихим и скромным, как мышка-норушка... Ты ведь понимаешь мою недвусмысленную аргументацию, не правда ли? Все же ты провел столько незабываемых часов в Кембридже...

Эта краткая речь произвела по меньшей мере два эффекта – во-первых, Клей заткнулся, а во-вторых, сразу же вышел вон из комнаты.

Фейт, которую Лавли уговорила хоть немного поесть в обед, сразу почувствовала себя лучше и начала успокаивать себя мыслями, что полиция навряд ли обнаружит истинного убийцу... Но стоило Клею зайти к ней, как все переменилось. Прежде всего она узнала о разговорах, ведущихся в Желтом зале, которые сводились к обвинению Раймонда. Она воскликнула, движимая прирожденным чувством справедливости:

– О нет, нет! Это не мог быть Рай! Как они только могут говорить так?! Это так ужасно!

– Да, мама, но согласись, это звучит очень привлекательно! И это похоже на правду. Во всяком случае, мы знаем, что он ссорился с отцом накануне, и ссорился по поводу того, что отец тратит безумные деньга впустую... Потом, ведь Раймонд – главный наследник и душеприказчик. И более того, ведь он ведет себя сейчас очень, очень странно! Конечно, он всегда был слегка с причудами, но с момента смерти отца он стал...

– Стоп! – воскликнула Фейт. – Остановись! Нельзя тебе говорить так, Клей! Я просто... Просто запрещаю тебе! Это гадко! Я знаю, я УВЕРЕНА, что Раймонд тут ни при чем!

– Прекрасна сама твоя уверенность, но ведь ты же не можешь знать наверняка! – заметил Клей с торжествующим самодовольством тупицы, который мнит себя всезнайкой... – Ведь ему же причитается по завещанию самая большая доля! А тут еще странный визит дяди Финеаса! Ведь глупому ясно, что у них с отцом были какие-то нерешенные делишки! И почему Раймонд так это скрывал? А я скажу тебе: он приехал, чтобы договориться о ЧЕМ-ТО с Раймондом!

Она ответила устало:

– Что мог бы получить Финеас Оттери от смерти твоего отца? Они вообще встречались несколько раз в жизни! В этом-то как раз вся бессмысленность его визита, я думаю...

– И все-таки что ему могло понадобиться от отца?

– Не знаю, но думаю, есть какое-то довольно простое объяснение всем этим загадкам, – сказала Фейт.

– Да уж! Мне кажется, дело выльется в какой-то просто колоссальный скандал, если это Раймонд... Но ведь ото может быть Обри или Барт! Это еще ужаснее!

– Клей, мальчик мой, я повторяю, что мне невыносимо слышать все это! Перестань! Подумай, как бы ты почувствовал себя, если бы кто-нибудь стал обсуждать тебя – в этой ужасной роли?

Клей натянуто улыбнулся:

– Именно так мне и сказал Обри – прямо в лицо. И все они думают, что я мог это сделать. Но мне это, в сущности, только смешно, ведь я же ни при чем!

Фейт побледнела:

– Не обращай на Обри внимания! Да его никто не станет слушать – он ведь такой болтун! Полиция даже и думать не будет о тебе...

– Отчего же это? Я думаю, полиция нас всех хорошенько потреплет! – с деланным безразличием заметил Клей.

Этого разговора для Фейт оказалось вполне достаточно, чтобы не сомкнуть глаз всю ночь. А на следующий день выяснилось, что полиция и впрямь не собирается делать никому поблажек и копает очень тщательно, так что на поверхность всплывали по очереди все те обстоятельства, которые семья хотела бы хранить в секрете... Фейт издергалась за этот день до совершенно жалкого состояния, и Чармиэн даже заметила, что как бы бедняжка Фейт не попала в психиатрическую лечебницу...

Детективы опрашивали их то по одному, то сразу всех... Одна из горничных, оказывается, слыхала, как Клей в сердцах сказал своей матери, что свихнется, если отец действительно упрячет его в контору к Клиффорду. Другие горничные стали вспоминать, как их послали разыскивать Барта по всему дому, когда его вызывал к себе отец, и последовавший затем скандал в комнате Пенхоллоу... А Марта припомнила, что прямо перед этим Пенхоллоу призвал к себе Лавли Трюитьен и допрашивал ту об их с Бартом интрижке. Кроме того, Марта, которая недолюбливала Фейт, сообщила еще и о том случае, когда Пенхоллоу приказал выгнать рыдавшую Фейт из его спальни... Инспектор охотно выслушивал ее, даже подначивал, и Марта разоткровенничалась с ним вовсю. Однако про себя инспектор сделал собственные выводы, решив, что Марта здорово преувеличивает все в своих рассказах. Ему стало ясно, что со смертью первой жены Пенхоллоу Марта потеряла свое главенствующее положение в доме, а с появлением Фейт вообще была отодвинута на второй план и потому завидовала ей.

С другой стороны, инспектор не сомневался, что старик Пенхоллоу часто доводил свою жену до слез. Да и сама Фейт производила впечатление крайне слезливой особы. Инспектор не исключал ее из списка подозреваемых, однако не думал, что безропотно прожив с этим самодуром двадцать лет, она вдруг решилась бы его отравить. Конечно, она могла сделать это ради сына, но инспектору эта версия не казалась достаточно убедительной. Инспектор просто не мог понять, до какой степени истеричный Клей мог бояться перспективы остаться здесь и работать у Клиффорда. К тому же Логан знал мистера Гастингса, это был уважаемый джентльмен, а страстей Клея он не осознал... Инспектор был настоящий мужчина, и ему просто был непонятен тот тип молодых людей, которые считают, будто наступил конец света, если им пришлось сделать что-нибудь против своей воли...

Да и в портрете самого Пенхоллоу инспектор не увидел того непреклонного тирана, мучителя домочадцев, каким тот представлялся Фейт или Вивьен... Нет, он видел просто жизнерадостного джентльмена, родовитого, довольно богатого, со своими причудами и маленькими грешками. Да, он был вспыльчив, грубоват, но зато и щедр. Уже сам тот факт, что столько его детей оставались жить в отчем доме, говорил инспектору о том, что отец не слишком мешал им жить. И даже если иногда он впадал в ярость или его причуды выходили за рамки нормального, все же инспектор не мог обнаружить никаких причин, по которым такие, в сущности, благовоспитанные женщины, как Фейт или Вивьен, могли бы отравить старика.

Далее, за временным отсутствием в его руках сбежавшего Джимми Ублюдка, инспектор сосредоточился на двух, с его точки зрения, наиболее вероятных подозреваемых... Это были Раймонд и Лавли Трюитьен. Инспектор считал, что у них обоих были примерно одинаково веские причины, чтобы убить Пенхоллоу. Мысль о том, что отравителем мог быть Барт, он решил пока что держать просто про запас. Все-таки горе Барта было безусловно неподдельным, а кроме того, удалой молодец вряд ли стал бы прибегать к яду... И Лавли Трюитьен стала бы практически единственным человеком, способным, по мнению инспектора, отравить Пенхоллоу, если бы только не странный визит Финеаса Оттери к Пенхоллоу – точнее, не сам визит, а то, что Раймонд пытался скрыть, что присутствовал при беседе...

Конечно, тут тоже была масса противоречий. Конечно, Раймонд был наследником поместья, и ему могла очень и очень не нравиться щедрость, с которой его отец пригоршнями разбрасывал деньги. Однако было бы крайне странно ожидать, что человек, который утром пытался задушить свою жертву, чему было несколько свидетелей, ночью решился на отравление... Это было похоже на поступок сумасшедшего лунатика, а Раймонд никак не был сумасшедшим – напротив, инспектор считал его весьма здравомыслящим человеком. Но главное – инспектор Логан никак не мог отделаться от смутного ощущения, что за неожиданным визитом Финеаса Оттери стояло нечто очень важное, до чего он никак не может докопаться...