Эллери Квин - Чудо десяти дней

Да, девять преступлений, а когда я обнаружил величественную модель и предугадал тем самым неизбежное десятое преступление, мистер Ван Хорн, вы опять подготовили для меня сцену. И решили выступить в кульминационном акте.

Потому что все ваши действия неуклонно вели к убийству, мистер Ван Хорн, — заключил Эллери. — К двойному убийству, способному удовлетворить вашу холодную ярость и жажду мести… К убийству вашей жены, изменившей вам, и к убийству вашего приемного сына, «укравшего» у вас любовь и привязанность супруги. Я включаю Говарда в число убитых вами жертв, мистер Ван Хорн. Не имеет значения, умер ли он в тюрьме после суда и вынесенного сурового приговора за убийство, которого не совершал, или покончил с собой в твердой уверенности, что совершил это убийство. Все равно его смерть была убийством в равной степени, как если бы вы задушили его своими сильными руками. А ваши руки уже успели к тому времени задушить Салли.

Подбородок Дидриха тяжело опустился ему на грудь, а глаза снова были закрыты. Казалось, что он опять уснул в инвалидном кресле. Однако Эллери не стал останавливаться.

— Когда я позвонил вам той ночью и предупредил, что ваша жизнь в опасности, мистер Ван Хорн, вы поняли, что великий момент наконец настал. Если раньше вы и сомневались, то все сомнения развеялись, как только я сказал, что для возвращения к вам мне понадобится минут сорок — сорок пять. Подобный отрезок времени идеально соответствовал намеченной вами цели. Сорока или сорока пяти минут с лихвой хватало, чтобы осуществить задуманное.

По-моему, мистер Ван Хорн, вы собирались в ту ночь убить Салли независимо от того, обнаружил ли я задуманную вами модель десяти заповедей или нет. Если бы я не догадался о ней прямо перед убийством Салли, то неизбежно сделал бы это позднее, благодаря искусно подстроенным вами свидетельствам. Но допустим, что случилось бы самое худшее и я по глупости не сумел бы обнаружить и определить вашу модель. Бесспорно, вы были готовы и к такому варианту. Вы бы просто раскрыли мне ее как версию или прозрачно намекнули бы о ней, и в конце концов до меня бы дошел весь масштабный замысел. Бог знает, но вы почти ничего не оставили на произвол судьбы, всю неделю продолжая подбрасывать мне цифру десять, и рисковали крайне осложнить свое положение. Вспомните, что вы воспользовались номером 1010 для моей встречи с шантажистом в «Холлисе» и номером 10 для получения четырех писем в «Апем-Хаус», а теперь выбрали 10-ю камеру хранения на станции в Райтсвилле для второй «порции» — двадцати пяти тысяч долларов!

Я предоставил вам время, и, как уже говорил, его хватило с лихвой. Уолферт не ночевал дома, — или это вы, мистер Ван Хорн, предложили вашему брату срочную и важную работу в офисе на целую ночь? Ваша мать, очевидно, никуда не выходила из своей комнаты, ну а если и выходила, вы без труда смогли бы заставить ее вернуться туда. Лаура и Эйлин спали — в Райтсвилле привыкли ложиться рано. Так что вряд ли кто-нибудь мог вам помешать. Я сейчас процитирую фразу, мистер Ван Хорн, послужившую сходным целям и впервые произнесенную в 1590 году: «Берег был чист». И пока я, чуть не сломав свою глупую шею, на полной скорости несся назад в Райтсвилл, надеясь вас защитить и обеспечить вашу безопасность, — вы спокойно поднялись наверх, к Говарду, вновь со стаканом воды на ночь. И вновь подсыпали туда наркотик. А затем спустились на второй этаж и попросили Салли лечь в вашу постель. Там вы задушили ее и оставили труп в вашей кровати. Опять зашли к Говарду, вложили ему в руку четыре вырванных волоса Салли и с помощью пинцета загнали под ногти Говарда кусочки окровавленной кожи с шеи. Затем вернулись к себе в кабинет, заперли дверь, выполнив мое распоряжение, погасили свет и стали ждать, когда я появлюсь.

Дело было сделано. Последний взмах кисти по классическому полотну. Теперь вам оставалось лишь немного солгать мне и продемонстрировать ваш артистический дар — несложная задача для человека с вашим воображением и талантами. В сущности, в ту страшную ночь вы даже превзошли самого себя. Вы мастерски обвели меня вокруг пальца, — чего стоит одна ваша ложь о Салли, якобы ждавшей вас в вашей спальне! По вашим словам, она собиралась «сообщить вам нечто важное». То есть вы ясно дали понять, что Салли была намерена признаться вам в измене. С каким вдохновением вы тогда сыграли! Как легко убедили меня, что Салли ждала вас в вашей спальне. Да, это была просто гениальная находка.

И ведь я попался на вашу удочку, мистер Ван Хорн, — угрюмо заметил Эллери. — Я принял все десять доказательств. Для меня вы стали жертвой, и я, Эллери Квин, крохотный божок разума, обставил декорациями ваш завершающий удар. Мои «блистательные» дедуктивные выводы плюс неоспоримые свидетельства — волосы Салли в руках Говарда и кусочки ее кожи под его ногтями — не оставили никакой лазейки ни Говарду, ни мне.

Потому что, по правде говоря, — медленно произнес Эллери, — я обеспечил прикрытие вашего героического плана и позволил вам навязать Говарду эти десять преступлений. Без меня вы бы не провели операцию с таким совершенством. А значит, я помог вам убить Говарда. Я был вашим крохотным божком — соучастником — до, во время и после свершившихся событий.

Теперь массивная голова Дидриха приподнялась, его глаза открылись, а рука с обвисшей кожей нетерпеливо зашевелилась.

— Вы обвинили меня в чудовищном преступлении, — оживленно отозвался он. — И должен признаться, что в вашем изложении история звучит довольно правдоподобно. Но замечу, просто в интересах истины, — меня поразило, что из системы ваших аргументов выпал один факт, увы, способный ее разрушить.

— Неужели? — обратился к нему Эллери. — Мистер Ван Хорн, я чрезвычайно рад это слышать. Ведь я еще ни разу в жизни не анализировал дело, внушавшее мне подобную тревогу. Одна подробность, и все может затрещать по швам.

— Что же, мистер Квин, в таком случае расслабьтесь и передохните, — заявил Дидрих с почти прежней силой в голосе. На его иссохших щеках выступил легкий румянец, когда он подкатил в инвалидном кресле поближе к столу. — Вы утверждаете, что Говард не убивал мою жену, хотя мальчик, конечно, это сделал, решив, будто убивает меня. Но если Говард был невиновен, то почему же он не отрицал своей вины, когда вы во всеуслышание назвали его убийцей? Ведь невиновный человек должен был так поступить! А как он отреагировал на вашу речь? Он лишил себя жизни! Разве вам не ясно? Нет, ваша версия не срабатывает. Разумеется, Говард был виноват. Бедный мальчик понял, что вы приперли его к стенке, и не мог ничего отрицать. И, покончив с собой, он тем самым признал свою вину.

Но Эллери покачал головой:

— Нет, ничего не получится, мистер Ван Хорн. Подобно многим обстоятельствам этого дела, факт, предложенный вами, верен, но лишь отчасти. Вы сказали полуправду или, точнее, опять замаскировали ложь под правду, что в прошлом году давало вам огромные преимущества.

Да, правильно, Говард не отрицал своей вины, но не потому, что он и впрямь был виноват. Он не отрицал своей вины оттого, что считал себя виноватым!

Говард не знал, что вы подсыпали ему наркотик, мистер Ван Хорн. Он подумал, как, впрочем, подумал и я, что у него начался очередной приступ амнезии. Когда он пришел ко мне в Нью-Йорке, его мучил страх и он не мог говорить ни о чем, кроме своей болезни. И когда он попросил меня приехать в Райтсвилл, то имел в виду главным образом эту причину: он хотел, чтобы я понаблюдал за ним, находился с ним рядом, если ему, не дай бог, вновь изменит память. Чтобы я выяснил, как он вел себя во время приступа. Тогда он признался мне, что превращается в доктора Джекила и мистера Хайда, поскольку, очнувшись, ровным счетом ничего не помнит о происшедшем.

Вы знали об амнезии Говарда, мистер Ван Хорн, и его болезнь являлась краеугольным камнем возведенной вами поистине убийственной постройки. Говард был одержим страхом. Он опасался, что во время своих «провалов» он совершал какие-то преступления. Вам было известно и об этом, и вы поняли, что когда он придет в себя после — как показалось ему, да и не только ему, но и мне, в общем, всем, кроме вас, — очередного «провала», узнает о задушенной Салли и обнаружит у себя в руках ее волосы, а под ногтями кусочки кожи, то… сочтет себя виновным. Психологическая подоплека его амнезии приучила Говарда без каких-либо вопросов принимать на веру любое свидетельство его преступлений.

Из-за подобной тяги к саморазрушению Говард всегда был потенциальным самоубийцей, мистер Ван Хорн. У людей типа Говарда врожденное стремление к самоубийству, оно заложено в психологическом образце личности. Например, по его собственному свидетельству, когда он после приступа выбрался из «провала», случившегося с ним в Нью-Йорке, — из-за которого он, собственно, и обратился ко мне, — несколько минут размышлял, не выброситься ли ему из окна ночлежки. Тогда я прямо спросил его, возникало ли у него и раньше, по окончании приступов, желание покончить с собой, и он откровенно ответил, что три раза пытался свести счеты с жизнью.