Мишель Александр - Цианид по-турецки (сборник)

Премьер встал и отошел к окну.

— Я расскажу все сам, — сказал он, не оборачиваясь. — Ты можешь оказаться неточен в деталях, а я бы не хотел неясностей, раз уж приходится…

Он вернулся к столу, сел и налил себе вторую чашечку кофе. Руки его больше не дрожали.

— Шай Кацор был негодяем, — сказал Садэ. — И все вы, господа, со мной согласитесь. Тебя, Бени, он бросил на поле боя. Тебя, Рони, он предал на последних выборах. Вам двоим он тоже насолил, оставив память на всю жизнь. Но мы общались с ним — в политике приходится делать вещи, которые не позволишь себе в обыденной жизни… Я с ним столкнулся семь лет назад. Собственно, кроме Кацора, о той давней истории никто не знал…

— Ты имеешь в виду дочь рава Бен-Зеева? — тихо спросил Бутлер.

— Так… вы все-таки это раскопали?

— Видишь ли, — сказал комиссар, — когда я понял, как был убит Кацор, я вновь пересмотрел его компьютерный архив… Иными, как говорится, глазами…

— Я понял, — прервал комиссара Садэ. — Это была любовь… Я и до сих пор… Ну, это неважно. Я был женат, а Лея замужем, ты знаешь. Мы встречались около года — до тех пор, пока об этом не стало известно отцу Леи. Муж не подозревал до конца… Мы вынуждены были расстаться, и месяц спустя Лея покончила с собой…

— И Шай Кацор узнал об этом, — сказал комиссар. — Он шантажировал тебя?

— Нет. Просто намекнул пару раз — этого было достаточно. Я по своей воле включил его в свой партийный список. Ты ж понимаешь, что означала бы огласка для рава Бен-Зеева, для мужа Леи, сейчас он главный раввин Хайфы, и для моей политической карьеры, не говоря о семье… Я держал Кацора при себе, но как я его ненавидел!..

— Когда ты узнал о его контактах с оппозицией?

— За месяц до… Он приезжал к Радецкому после полуночи, но у меня есть свои каналы… Я понял, что он намерен переметнуться, и тогда у оппозиции непременно появится против меня такой козырь, что… Я знал, что Кацор не пьет кофе по-турецки. А о биконоле Штайлера я имел представление еще с тех времен, когда служил в ЦАХАЛе. Я ведь по военной профессии химик.

— Хочу пояснить для вас, господа, — комиссар повернулся к гостям. — Пятнадцать лет назад в лаборатории Штайлера, это химическая лаборатория ЦАХАЛа в Негеве, занимаются они ядами, работают для Мосада, так вот, у Штайлера было изобретено вещество, названное биконолом. По сути, это вид бинарного оружия. Бинарное оружие индивидуального действия, скажем так. Если ввести его в организм, биконол, состоящий из двух безвредных компонентов, не производит абсолютно никакого воздействия. В это время при специальном анализе его вполне можно обнаружить — в крови, например, но кто ж станет делать себе такой анализ, не имея никаких подозрений? Но достаточно этому человеку выпить совершенно безобидное вещество — кофе по-турецки, — и смерть следует незамедлительно. Дубильные вещества, которые возникают в кофе именно при этом способе приготовления, действуют на составляющие биконола как катализатор. Соединившись, эти составляющие мгновенно разделяются на цианистый калий и второе вещество со сложной формулой и безвредное, как наполнитель для лекарства. Цианид вызывает смерть. Цианид обнаруживают при посмертной экспертизе. И кому придет в голову, что яд не поступил в организм в момент смерти, а уже был в нем… Может быть, много дней… Сколько, господин Садэ?

— Восемь дней, — сказал премьер. — Мы вместе обсуждали программу, вы, господа, тоже присутствовали, помните, это было у Рони? Никто ничего не заметил, все так спорили… Биконол не имеет вкуса… Я знал, что Кацор не пьет кофе по-турецки и будет жить до тех пор, пока… В тот день он пригласил вас, господа, чтобы сказать о своем решении переметнуться. Вы были на вилле одни, я позвонил Кацору, сказал, что приеду тоже, попросил приготовить побольше кофе по-турецки. Он знал, что это мой любимый напиток… Вот и все.

— Значит, если бы… — сказал Офер, глядя на премьера широко раскрытыми глазами, — значит, если бы мы не начали пить кофе до твоего приезда…

— Господин премьер-министр и не думал приезжать, — сухо сказал комиссар Бутлер. — Он был уверен, что вам предстоят неприятные дни, но в конце концов против вас не смогут выдвинуть обвинений, и дело спустят на тормозах. Я прав, господин Садэ?

Премьер кивнул.

— И ты прав тоже, — заключил комиссар, вставая, — доказать я не смогу ничего. А признание, даже при свидетелях, не может служить доказательством в суде. Тем более, что ты не станешь его повторять, а эти господа скажут, что ничего не слышали. Я прав?

Молчание было знаком согласия.

— С ума сойти! — воскликнул я. — Ты хочешь сказать, что премьер-министр Садэ умер за два месяца до выборов не от инфаркта, а…

— Он покончил с собой, — кивнул Бутлер. — И у него было достаточно возможностей изобразить это как смерть от инфаркта. Даже врачи не догадались… Только мы, пятеро.

— Но если никто ничего не понял, почему ты рассказал это мне? У меня ведь теперь будут чесаться руки. Я историк, а этот материал — сенсация!

— Ты думаешь? — пожал плечами комиссар. — Прошло столько лет… У власти опять «Ликуд». Не сегодня, так завтра начнутся неприятности с Сирией. Инфляция растет. Да кого сейчас заинтересует эта давняя и забытая трагедия? Разве что любителей детективов…

Для них и рассказываю.

Не удивляйтесь, любезный мой читатель, что главам сего скромного повествования я придал имена часовых деталей. Ибо что есть наша жизнь, как не часы, некогда заведенные Великим Часовщиком — а мы смиренно ждем, когда у каждого из нас, в назначенное время, кончится завод.

А ключом этой истории стал тот момент, когда в дверь моей скромной квартирки заколотили…

— Кто там?

— Откройте! Полиция Его Светлости!

Было раннее утро. Я как раз одевался, чтобы пойти на работу — в часовую мастерскую мастера Абрама, у которого я служил помощником (он долго не мог никого найти в Вальдеце, да я не разделяю антиеврейских предрассудков).

— Что случилось? — спросил я у вошедших в комнату двух стражников.

— Вас просят срочно прибыть в часовую мастерскую, — уклончиво ответил один из них.

— Я как раз туда и собирался.

Мы вышли. От улицы курфюрста Бранденбургского, где я живу, до Ратушной площади, на которой находится часовая мастерская, не больше пяти минут ходьбы. Стражники молчат — молчу и я.

А на Ратушной площади возле мастерской стоят несколько карет, и среди них — роскошный золоченый экипаж князя Фридриха Вальдецкого. Что-то у меня в груди недовольно захрипело, как в часах — перед тем, как пружина лопнет. Инстинкт, знаете ли.

В мастерской Абрама, в тиканье и звоне, на месте мастера сидел сам князь, а вокруг него толпились полицмейстер и еще несколько полицейских чинов, украшенных золотыми шнурами и эполетами — в стиле барокко.

— Здравствуйте, Ваша Светлость, — учтиво, как мне показалось, поклонился я князю.

Князь Фридрих бросил на меня быстрый пронзительный взгляд и сухо кивнул. А затем сделал рукой неуловимое движение, и все, кого князь счел лишними, исчезли в мгновение ока. Остались только сам князь да мы с полицмейстером.

— Скажите, вы работали у Абрама? — спросил меня полицмейстер строгим тоном.

— Да, а что случилось?

— Вчера я лично отвез Абраму свои часы в починку, — неожиданно негромким, но властным голосом вмешался князь. — А ночью он был убит, и кто-то пытался вскрыть сейф, в который несчастный положил мои часы.

— Преступник пытался открыть сейф найденным здесь же ключом, но почему-то это ему не удалось, — объяснил полицмейстер, — тогда он попытался вскрыть сейф долотом. На шум прибежали соседи…

В общем, понятно. Я легонько усмехнулся. Сейф старого Абрама было не та́к легко открыть — маленькая еврейская хитрость.

— А вы могли бы открыть сейф? — поинтересовался князь.

— Конечно, — и я вынул из кармана связку ключей, нашел нужный и прошел в маленькую соседнюю комнату.

Немного выдвинул сейф из стены (показалась настоящая замочная скважина), вставил ключ и повернул — два поворота направо, один налево.

Скважина же на дверце, под ручкой, была сделана для отвода глаз и ничего не открывала — там можно было ковыряться сколько угодно. Но от меня у Абрама не было секретов, тем более что и в сейфе ничего особенно ценного не хранилось. Несколько унций золота, немного серебра, запасные инструменты…

Дверца — я обратил на это внимание — была поцарапана. Я открыл сейф. В верхнем отделении лежали большие золотые часы довольно странной формы — они напоминали куриное яйцо.

Когда я вынес часы, князь, как мне показалось, облегченно вздохнул.