Сергей Саканский - Смерть в лабиринте

Двадцать пять лет назад Дарью, наверное, еще в коляске возили, но говорила она так, будто трагедия разыгралась прямо на ее глазах… Вот удивительно, чем тут хвастать, чем гордиться? Что в ванной этого номера глупенькая любовница застрелила какого-то крутого советского мафиози?

– Они как приехали, так сразу и спросили, свободен ли именно этот номер, – закончила свою историю девушка.

– Так, – строго сказал Пилипенко. – Скажите-ка мне, Дарья, кого вы называете словом «они»?

– Федорчука и его друга. Разве вы не знали, что Федорчук был с другом? Вы ж из милиции, все должны знать.

Пилипенко и Жаров снова переглянулись.

– И где же его друг?

– Вот этого я вам не скажу. Он тоже не ночевал сегодня. Заплатили за три дня вперед, потому и волноваться нечего.

– Разумеется, нечего, – с ехидством прокомментировал Пилипенко и, обратившись, к Жарову, добавил: – Они потребовали себе именно тот самый номер. Мне кажется, я знаю, в чем смыл такой причуды…

Это были действительно шикарные, хоть и не самые лучшие в отеле, трехкомнатные апартаменты с холлом, кабинетом и кухней, двумя санузлами – для хозяев и для гостей. В одном из этих санузлов, по всей вероятности – для хозяев, и был замочен некогда известный мафиози, чье имя, впрочем, вылетело у Жарова из головы.

Пилипенко оперся спиной на длинную изогнутую стойку и медленно огляделся. Пол был чистым: горничная прилежно убралась здесь, но на всем, что было выше пола – на столах, креслах и диванах – были разбросаны смятые грязные вещи. Запах в номере тоже был отвратный.

Жаров подошел к окну. Над морем шатались две грациозные чайки, вдали по своим трудовым делам шел черный буксир. Жаров узнал «Гремучий», с детства знакомое ему судно…

– Эй, вы что, в магазине! – услышал он возмущенный голос Дарьи.

Он оглянулся. Пилипенко стоял перед креслом, где в беспорядке были свалены чьи-то вещи, и с удивлением прикладывал к своим ногам какие-то огромные черные брюки.

– Ничего, – сказал он. – Далеко не мой размер.

Брюки были в вправду гигантскими, как в ширину, так и в длину.

– Это вещи Федорчука или его друга? – спросил он, опустив брюки обратно в кресло.

– Наверное, все же, друга, – ворчливо ответила Дарья. – Они оба вообще, эффектно смотрятся вместе. Толстый и тонкий.

Жаров вспомнил двух посетителей лабиринта, один из которых был вчера убит, а другой бесследно исчез…

Спустившись в вестибюль гостиницы, друзья узнали из журнала имя этого второго жильца. Его звали Анатолий Хомяков.

– Хомяк, – сказал Пилипенко, когда они снова прошли под локтем злобной кариатиды.

Жаров вопрошающе посмотрел на друга.

– Хомяк, – повторил Пилипенко. – Киевский Хомяк. Рецидивист и убийца. Вот кого стукнули в лабиринте николаевским кистенем. Недаром дружки попросили тот самый номер. Чтоб, так сказать, приобщиться к образу героя.

Они пошли по улице, вдоль стены гостиницы, в сторону припаркованного милицейского Жигуленка. Следователь молчал, о чем-то напряженно думая.

Что, в сущности, произошло? – думал, в свою очередь, Жаров. – Некоего Хомякова убили в лабиринте. Хомяков приехал из Киева вместе с Федорчуком. Банковскую карточку Федорчука положили в карман кому-то третьему, которого убили в лесу. И еще один человек просто исчез в лабиринте. Сам Федорчук скрылся. Все это обладало явными признаками криминальной разборки киевлян, и Жаров сразу бы потерял интерес к этой истории… Если бы не лабиринт!

Они дошли до машины, вернее, последние метры добежали, поскольку в машине жужжал зуммер радиотелефона. Пилипенко рывком распахнул дверь и схватил трубку.

Жаров слышал, как он несколько раз сказал: да, понял, затем отдал распоряжение:

– Свяжись с гурзуфскими. Пусть привезут девушку в морг. Заодно пусть захватят того парня, который построил лабиринт. Я тоже привезу кое-кого.

Глаза следователя сияли так, будто бы он уже закончил дело.

– Вот, – сказал он, устроив трубку радиотелефона в кронштейн. – У нас еще один труп.

– Сколько же можно трупов за сутки?

Пилипенко игнорировал этот риторический вопрос.

– А третий… – не унимался Жаров. – Имеет ли он какое-то отношение к лабиринту?

– Думаю, что самое прямое. Хотя нашли его довольно далеко от лабиринта.

– И где же?

– В Симеизе. Неподалеку от одной известной виллы… Этот умер красивее других – его застрелили.

– Почему же ты думаешь, что он имеет отношение к лабиринту?

– Все очень просто, – ответил следователь, захлопнув дверь машины. – Клюев говорит, что в его кармане, кроме прочих вещиц, в частности, документов на имя Михаила Шмакова, который исчез в лабиринте первым, была найдена записная книжка. И на одной из ее страниц – план лабиринта.

Он повернулся и зашагал обратно к парадному входу в гостиницу. Через минуту он вывел на улицу Дарью.

Девушка была недовольна, но, с другой стороны, в ее глазах поблескивало любопытство. Жаров ее понимал: неплохо прокатиться куда-то в рабочее время по уважительной причине, тем более что тебя привезут обратно…

В судебном морге к опознанию предлагалось сразу три разнокалиберных трупа – толстый, тонкий и средний. Одному размозжили голову, другого застрелили, третий был задушен.

В толстом и тонком Жаров сразу узнал вчерашних посетителей лабиринта, а Дарья – постояльцев знаменитого номера «Ореанды», Хомякова и Федорчука, что и было занесено в протокол.

Хомякова убили вчера в лабиринте, ударом кистеня по затылку. Федорчук был застрелен в Симеизе сегодня.

Третье лицо ни о чем не говорило ни Жарову, ни Дарье, но его узнали Ганна и Пятаков, которых привезли из Гурзуфа. Это был Михаил Шмаков, тот самый курортник, который исчез в лабиринте первым. Именно он и был повешен на дереве в лесу, и у него в кармане обнаружили пластиковую карточку Федорчука.

Когда процедура опознания закончилась, Жаров и Пятаков решили, наконец, хорошенько выпить, чего не удалось им вчера. Ганна пожелала к ним присоединиться.

Девушке теперь уж точно нечего было делать. Еще сегодня утром она все же надеялась, что клиент, исчезнувший в лабиринте, вернется. Теперь ее миссия была завершена, и надо срочно ехать в Симферополь, на свою фирму, так сказать, с докладом.

Они зашли в первое попавшееся кафе и выбрали столик в углу – самое удобное в зале место, благо, что кафе было пустым. Для Ганны заказали бокал выдержанной мадеры, а для себя – по сто водки.

– Мне кажется, что я видела этих двоих раньше, толстого и тонкого, – сказала девушка.

– Ты дала об этом показания? – спросил Жаров.

– Меня никто не спрашивал. Спрашивали только о том, с кем встречался парень. Ну, тот, с которым я была, этот Миша. А он ни с кем специально не встречался. Странно он себя вел, вообще. Никуда от себя не отпускал, только, разве что, в комнату для маленьких принцесс. И вот, как-то раз мы обедали в открытом кафе, я пошла попудрить носик и увидела их, они сидели неподалеку на лавочке и кого-то, как я подумала, ждали. И другой раз, в то самое утро, как Миша исчез, я видела их на пятачке, они сидели в большом джипе. Когда мы прошли мимо, джип поехал. Такое ощущение, что они за нами следили.

– Джип! – воскликнул Пятаков. – Лэнд-ровер. Я видел его следы прямо за моим лабиринтом.

– Я тоже видел следы, – вспомнил Жаров. – В сторону танцплощадки.

– А тебе они не показались странными? – спросил Пятаков.

Жаров пожал плечами:

– Не могу понять, что мне показалось, но что-то определенно в них не то. Я не разбираюсь в следах. Ты говоришь, Лэнд-ровер, а я вообще подумал, что это был какой-то небольшой грузовичок.

– Джип – он, в принципе, и есть грузовичок, только более изящный. Эти следы не похожи на обычную парковку. Машина, будто никак не могла устроиться и ездила туда-сюда.

– Зачем джипу ездить туда-сюда?

– Уж не знаю. Но я никогда раньше не слышал о таком способе парковки джипа.

Жаров помолчал. Он вспомнил кусок покрышки, найденный в лесу. Какая-то мысль забрезжила в его голове: между этими следами и покрышкой чувствовалась связь, хотя бы потому, что и следы, и покрышка были явлениями одной группы. Но Пятаков поспешил разлить по рюмкам оставшуюся в графине водку, Жаров выпил, мысль растворилась в пряном спиртовом тепле…

Выйдя из кафе, они тотчас поймали такси на Гурзуф. Хотелось проводить девушку до гостиницы «Южная», чтобы она собрала свои вещи, и посадить в маршрутку на Симферополь. Еще больше хотелось взглянуть на эти странные следы. А больше всего – хотелось еще немного выпить, где-нибудь в гурзуфском «Чайнике»…

Когда девушка села в маршрутку и скрылась за поворотом, помахав на прощание ладошкой, Жаров горестно вздохнул и постановил забыть ее как можно скорее.