Джун Томсон - Месть археолога

Доктор Харбинджер не мог сообщить мне все детали скандала, так как университетские власти в то время всячески пытались замять неприятное происшествие, но, насколько я понимаю, Гейдон Каупер во всеуслышание угрожал расправиться с профессором Адльтоном. Однажды он даже стал ломиться к профессору, требуя, чтобы его впустили. Когда же Каупера наконец увели прочь, он обронил странное замечание о том, что благодарность ныне ценится дешево и, как только представится удобный случай, он сумеет отблагодарить не только на словах, но и на деле.

Из этих слов, как мне кажется, можно почти с уверенностью предположить, что Гейдон Каупер имел в виду посвящение, которым открывается книга профессора Адльтона «Древние британские памятники и захоронения» и которое по каким-то неясным причинам вызвало гнев аспиранта…

В этот момент лежавшая неподалеку от нас фигура издала едва слышный стон, и мой друг прервал свой рассказ.

Профессор Адльтон полностью пришел в сознание. Широко открытыми глазами он с каким-то странным выражением пристально всматривался в лицо Холмса. Губы его болезненно искривились, и он с трудом вымолвил едва слышно одно слово:

— Соавторство.

— Соавторство? Но ведь это было бы нелепо, профессор! Вы провели годы, занимаясь раскопками и изучая древние захоронения, тогда как Гейдон Каупер всего лишь ваш ассистент. Кстати, позвольте представиться — Шерлок Холмс. Мы с доктором Ватсоном находимся здесь по вашему делу и защищаем ваши интересы. Прошу вас, дорогой профессор, не пытайтесь отвечать мне. Вы тяжело ранены, и малейшее усилие может оказаться для вас опасным. Будет гораздо лучше, если я продолжу свой рассказ, а вы каким-нибудь знаком покажете, правильно или неправильно я излагаю события. Достаточно будет, если вы просто опустите веки: один раз, если я буду излагать правильно, и два раза, если ошибусь. Вы согласны?

Профессор один раз закрыл глаза, потом снова открыл их, и Холмс тотчас же возобновил свое повествование, обращаясь непосредственно к профессору Адльтону.

— По мнению доктора Харбинджера, последние выходки Гейдона Каупера стали той каплей, которая переполнила чашу терпения руководства. Состоялось заседание, на котором было решено, что молодой человек должен немедленно покинуть колледж. Доктор Харбинджер не мог сообщить мне, кто участвовал в заседании, но я смею предположить, что вы, профессор Адльтон, были одним из его участников. Правильно ли я понимаю, сэр? Прошу вас, подайте знак.

И Холмс, и я, не отрываясь, наблюдали за лицом профессора, но глаза его остались недвижимы и веки даже не дрогнули. Ни один мускул на лице не шевельнулся, чтобы показать, понял он Холмса или иет. Но вот рот профессора искривился, губы задрожали, и по лицу разлилось выражение глубокого страдания. Было видно, что профессор страдает не только от физической боли, но и от глубокой душевной муки.

Немного помолчав, Холмс продолжил свой рассказ, наклонившись к профессору Адльтону, чтобы тот мог отчетливо расслышать каждое слово.

— Мне совсем не хочется огорчать вас, мой дорогой профессор, и поэтому я перейду к краткому описанию последующих событий, которые привели вас к трагической встрече здесь, в Бодмин-Мур, с вашим бывшим учеником Гейдоном Каупером.

Каупер был человеком гордым и заносчивым, и поэтому исключение из Оксфорда больно ударило его по самолюбию. Многообещающая научная карьера рухнула, репутация погублена, и он с основанием или без оснований, но возложил вину за свой позор на вас, профессор Адльтон. Помимо этого Каупер совершенно необоснованно претендовал и на соавторство в вашей книге. Он, несомненно, искал встречи с вами, когда понял, что речь идет о его исключении из Оксфорда. Поэтому теперь единственной мыслью Каупера стало отмщение.

Он принялся ежегодно посылать вам в годовщину выхода книги письма с угрозами и делал это на протяжении пяти лет. Разумеется, я могу лишь предполагать, что письма носили угрожающий характер, по тому, как дочь описала ваше поведение, когда вчера нанесла мне визит.

Письма произвели на вас требуемый эффект: вы стали опасаться за свою жизнь. К тому же, я полагаю, о временем по неизвестным причинам ненависть Гейдона Каупера к вам усилилась. Возможно, он страдал в силу каких-то других обстоятельств или с годами все более деградировал как личность. Этого теперь мы никогда не узнаем. Можно лишь строить более или менее правдоподобные догадки. Но одно можно утверждать со всей определенностью: одних угроз Гейдону Кауперу уже было недостаточно, и он решился на последний шаг — убийство.

Мне кажется, мы можем указать точную дату, когда он принял роковое решение: двадцать первого февраля тысяча восемьсот восемьдесят седьмого года, в день вашего рождения, когда вы прочитали в газете извещение о смерти Гейдона Каупера. Несомненно, сначала вы заподозрили что-то неладное. Вы опустили веки один раз, значит, мое предположение правильно. Но поскольку угрожающих писем больше не было, вы поверили, что Гейдон Каупер действительно умер и висевшая над вами опасность миновала.

Профессор Адльтон в знак согласия закрыл и открыл глаза.

— Между тем, — продолжал Холмс, — Гейдон Каупер выжидал удобного случая для придуманного им заключительного акта отмщения. От мистера Монтегю Уэбба мы, несомненно, узнаем, каким образом Каупер вовлек его в осуществление своего замысла. Судя по протестующим возгласам, он не виновен и полагал, что речь идет всего лишь о розыгрыше. Мистер Монтегю Уэбб человек недалекий и легковерный, и поэтому, как правильно рассчитал Гейдон Каупер, использовать его втемную не составило особого труда.

Гейдон Каупер побудил Уэбба написать вам письмо с сообщением, будто ему удалось обнаружить на Бодмин-Мур, а на этой пустоши раскопки никогда не проводились, древнее британское захоронение. В качестве приманки он, видимо, посоветовал Уэббу послать вам образцы черепков, якобы извлеченных из погребальной камеры. Но тут мистер Уэбб допустил ошибку, отмыв с оборотной стороны черепков крохотные пятнышки клея, которые указывали на то, что эти черепки некогда были экспонатами какой-то коллекции. Поскольку я обнаружил пятнышки клея при первом же осмотре, думаю, что и вы обратили на них внимание, не так ли?

И снова веки профессора поднялись и опустились один раз,

— И вы, конечно, сразу заподозрили, что это ловушка, которую вам подстроил Гейдон Каупер? — спросил Холмс. — Прав я или нет, сэр? Я так и думал! Почему же в таком случае вы, профессор Адльтон, согласились приехать в Корнуолл, зная, что вам могла угрожать смертельная опасность? Может быть, вами двигала надежда, что Монтегю Уэббу действительно удалось обнаружить ранее неизвестное древнее захоронение с нетронутой погребальной камерой? И эта надежда перевесила все опасения за вашу личную безопасность? Или это было что-то другое?..

Прежде чем Холмс закончил задавать вопросы, по лицу профессора Адльтона, как по поверхности пруда от дуновения ветерка, пробежала легкая рябь. Едва заметная судорога повторилась еще раз, веки его сомкнулись, но на этот раз так и остались закрытыми. Ни одного движения в ответ.

Опустившись на колени, я попытался нащупать на шее профессора Адльтона сонную артерию. Пульс не прощупывался.

— Боюсь, что он скончался, — мрачно сообщил я Холмсу.

Холмс подошел ко мне, и несколько минут мы стояли молча, глядя на безжизненное тело. Затем Холмс краем своего пальто накрыл лицо профессора Адльтона.

— Подходящее место для последнего упокоения, не правда ли, Ватсон? Кто знает, не выбрал бы профессор Адльтон его сам? Не захотел бы он закончить свои дни на этом старом захоронении, как бы принеся себя в жертву древним богам?

И хотя слова моего старого друга звучали довольно легкомысленно, от меня не укрылось, что за своей обычной ироничной манерой Холмс попытался скрыть, как глубоко и искренне опечалила его смерть профессора Адльтона. Плотно сжав губы, он отвернулся и отправился к дороге ожидать полицейских из Бодмина.

Я дал ему побыть одному минут десять и лишь тогда подошел к нему. Холмс успел прийти в себя, но был молчалив.

— Холмс, — начал я нерешительно, — о чем вы не успели спросить профессора Адльтона?

— Сыграл ли стыд какую-нибудь роль в его решении отправиться в Бодмин-Мур, несмотря на явную опасность, — пожал плечами Холмс.

— Стыд? Должен признаться, что не вполне вас понимаю.

— Вы, должно быть, забыли наш вчерашний разговор. Помните, я спросил вас, по какой причине вы захотели бы утаить от жены некое событие в своем прошлом? Ваш ответ позволил мне многое понять, причем не только в вашем характере, мой дорогой друг. Вы сказали, что речь могла бы идти о каком-то поступке, которого бы вы стыдились. Я хотел выяснить, не было ли стремление скрыть какой-то постыдный эпизод побудительным мотивом и для профессора Адльтона.