Элен Макклой - Две трети призрака

Филиппа рассмеялась.

— Знаю я, как Тони сочиняет такие вещи.

— Но я дал ему факты, — резко парировал Амос. — Кстати, уже около трех. Возьми себе что-нибудь выпить, а я пока приму душ. Мне надо в аэропорт.

Услыхав плеск в ванной, Филиппа села на кровать и принялась — в который раз! — за биографию Амоса на обложке «Страстного пилигрима».

Амос Коттл родился в Китае в 1918 году, в семье методиста-миссионера. Закончив школу при миссии, он поступил в Пекинский университет. В дальнейшем жизнь опровергла пословицу: «Кому на месте не сидится, тот добра не наживет», ибо стала для Коттла богатым источником сюжетов. Коттл сменил множество профессий, был моряком, барменом, репортером в Голливуде, ковбоем, химиком, строителем. Во время Второй мировой войны служил на Тихом океане. Воспоминания об этом периоде его жизни легли в основу романа «Никогда не зови к отступлению». Амос Коттл женат на актрисе Вере Вейн. Большую часть времени Коттл живет в собственном доме в штате Коннектикут.

Задумавшись, Филиппа отложила книгу. Гладкие, банальные фразы мало что сказали ей о настоящем Амосе. Он никогда не говорил о своем детстве в Китае или своих скитаниях. Не очень чувствительная от природы, Филиппа вдруг ощутила пустоту, поняв, что ее связь с Амосом с самого начала была только физической. До сих пор она все еще ничего не знает о нем — и совершенно его не понимает. Теперь, когда приезд Веры ускорил кризис в их отношениях, невозможно предсказать, как он поведет себя дальше.

Неожиданно она почувствовала отвращение к Амосу. Разве он достоин ее любви? Она знала, что отныне отвращение будет расти. Она разлюбила Амоса, как когда-то разлюбила Тони…

Войдя в столовую, Филиппа увидела на полу скомканную «Трибюн», подняла газету и, разгладив страницы, внимательно прочитала рецензию Эммета Эйвери, которую мельком проглядела утром. Филиппа вспомнила, какую ярость эта заметка вызвала у Тони.

— Ничтожество! Подумать только, ведь это я познакомил его с издателем, потому что он нам не подошел. Вот он мне и припомнил!

Шум воды стих.

— Амос, я должна идти, — мягко сказала Филиппа. — Увидимся вечером.

— Мы приедем около пяти.

— До свидания.

Филиппа медленно шла по дорожке к дереву, где оставила собаку. Она никак не могла избавиться от неприятной мысли. Если предположить, что Морис Лептон впервые ошибся, а Эммет Эйвери прав… Тогда «искусство» Амоса Коттла — просто-напросто обман, необходимый, чтобы поднять тираж посредственных книг…

Филиппа не доверяла себе, когда речь заходила о вещах интеллектуальных. Ее мнение об Амосе сформировалось под влиянием таких людей, как Лептон. Секрет ее любви к Амосу прост. Коли она сама не может писать великих книг, то в ее власти служить тем, кто их пишет, — как жрицы служат избранникам своих богинь.

А что, если избранник не стоит того? Тогда жрица должна найти другого.

Неожиданно она вспомнила волнующую улыбку Мориса Лептона. Кто посмеет усомниться в его интеллекте? Да разве он позволит? Он — не Амос!

Боксер встретил ее, прыгая от нетерпения. Прежде чем отвязать собаку, Филиппа оглянулась на дом и подумала, что это была последняя встреча с Амосом. А Морис Лептон… Не может быть, нет, она не влюблена в человека, которого и видела-то всего два раза.

Мэг Веси, как и Амос, проснулась в воскресенье поздно и когда подошла к окну, то вместо выпавшего в пятницу снега увидела на улице слякоть. Краски этого унылого декабрьского дня были как будто взяты с палитры Утрилло. Мир показался Мэг пустой сценой, на которой скоро должна разыграться трагедия.

Она ничего не рассказала Гасу, хотя еще в пятницу показала ему заметку в газете и предназначавшееся Вере письмо.

— Не надо его посылать, — сказал Гас. — Вера, слава богу, будет жить у Кейнов. Мы приглашены к ним на воскресенье. Это затея Тони.

Мэг хотела было сказать Гасу о втором письме, но так и не смогла. Они тогда решили провести вечер вдвоем. Хью уехал к Девлинам. Полли рано легла спать. Не стоило портить такой вечер. Она расскажет завтра. Самое позднее — послезавтра. Обязательно.

Но в воскресенье у Полли поднялась температура, покраснело горло, и Мэг забыла обо всем на свете. Вызвали врача. Он прописал какой-то новый антибиотик и аспирин, если температура будет выше ста.[1]

— Я никуда не поеду, — рыдала Мэг. — Поезжай один.

— Надо поехать, — уговаривал ее Гас. — Так будет лучше и для тебя, и для Полли. У нее ничего страшного. Врач ее осмотрел, а мы вернемся пораньше. Тебе все равно нечего здесь делать. Мерить температуру и давать таблетки может и Магдалена. Полли ее любит.

Мэг стала сдаваться.

— Там, наверное, будет забавно. Но ехать пятьдесят миль зимой, да еще оставив дома больного ребенка…

— Это не забава, а работа, — резко возразил Гас. — Мы должны быть с Амосом, пока тут Вера.

— Не беспокойся, мамочка, — вмешался Хью. — Я ведь тоже остаюсь. Если что-нибудь случится, я позвоню, и ты приедешь. — Видно было, что он наслаждается мелодраматической сценой, разыгрываемой родителями.

— Ничего не случится. Ничего не может случиться. Нас не будет всего несколько часов.

Мэг знала, что Гас тоже неохотно уезжает от больной дочери. Когда Хью болел, его никогда не оставляли одного, но к рождению Полли они уже знали, что повышенная температура у ребенка вовсе не признак тяжелой болезни.

Мэг нехотя прошла в свою комнату и надела черное бархатное платье. Черепаховый медальон на цепочке прекрасно сочетался с высоким гребнем. Мэг достала кольцо с большим рубином — подарок Гаса на комиссионные от первого фильма Амоса, — но даже оно не улучшило ей настроения. И мягкий густой мех шубки не спас от внутреннего холода.

«Я должна сказать, должна». И все-таки молчала.

Мэг попыталась представить лицо Веры, когда она получила письмо. Да, такой промах не исправишь извинением… «Простите меня, пожалуйста, за то, что я назвала вас бездарной актрисой и порочной женщиной. Вы же знаете, я имела в виду другое». Произошла кошмарная нелепость, и она означала объявление войны. Трудно представить, каковы будут ее последствия для Августа Веси, литературного агента.

Мэг всё знала о делах мужа. Она была дочерью издателя, сама писала рассказы и помогала Гасу, разбирая и прочитывая горы рукописей. Это она открыла Амоса Коттла, найдя его рукопись в куче других, которые Гас не удосужился посмотреть сам и дал ей. Но в финансовых делах Мэг ничего не смыслила и не имела ни малейшего представления, насколько Гасу необходим Амос.

Может, Вера не получила ее письмо? Предположим, она не заехала за почтой. Или голливудские секретарши не слишком заботятся о письмах киноактрисам, которые со скандалом покидают студию. Почтальон сломал ногу, или Верин самолет потерпел аварию… Мэг старалась переключиться на что-либо другое, но ей не удавалось. Огромный самолет в тумане врезается в гору, падает, объятый пламенем, и вместо нежного чарующего голоса слышен визг смертельно раненого животного…

Спустился туман, и это показалось Мэг плохим предзнаменованием. Снег на дороге напоминал кипы прессованного хлопка-сырца, а машины, которые можно было угадать лишь по свету фар, ехали слишком быстро для такой погоды. Мэг потеряла ощущение реальности. Ни с того ни с сего стала вспоминать свое завещание и заодно представлять, на ком женится Гас, если уцелеет…

Нет, так больше нельзя. Нужно сказать, пока они не приехали.

— Гас.

— Да!

Слова не шли с языка. Ладно, она попробует начать издалека.

— Гас, Амос любит Веру?

Гас колебался.

— Трудно сказать. По крайней мере, когда она уехала, он был счастлив. Разве ты не помнишь? Амос сам говорил. С тех пор он о ней не говорит, но чем-то Вера все же привлекла его, иначе бы он на ней не женился. Вопрос в том, будет ли она и теперь столь же привлекательна для него. Мне кажется, что иногда он по ней скучает, а может быть, это просто одиночество.

— Бедный Амос. — Слова Гаса тронули ее до слез. — Я раньше об этом не думала, а ведь он и правда очень одинокий человек. Ни семьи, ни друзей, только деловые знакомые вроде тебя и Тони. Он почти нигде не бывает и живет в таком большом и пустом доме.

— В наше время бывшему алкоголику трудно вести светский образ жизни. Редкая вечеринка обходится без выпивки, а просить имбирное пиво, когда все поглощают джин, неловко. А так никто и не догадывается о его болезни. Ты никому не говорила?

— Конечно, нет. Даже Филиппе.

— Я думаю, Амос достаточно умен, чтобы не менять образа жизни. Он много пишет и много читает, иногда они с Тони играют в гольф, раз в неделю у него программа на телевидении. И никаких финансовых или семейных проблем. Идеальная жизнь для талантливого писателя.

Мэг искоса взглянула на него.