Найо Марш - Убийство в частной лечебнице

Филлипс вытащил из кармана маленький футляр для шприцев, откуда вынул крохотную трубочку с надписью «Гиосцин. 1/100 грана». Увидеть содержимое трубочки, полностью оклеенной этикеткой, было очень трудно. Он вытащил пробку, внимательно посмотрел внутрь, отложил трубочку и вытащил из футляра точно такую же. Пальцы хирурга двигались неуверенно, словно мысли его были заняты совершенно другим. Наконец он взял один из маленьких шприцев, наполнил его дистиллированной водой и выпустил содержимое в мензурку. Затем он бросил туда же таблетку гиосцина, размешал иглой шприца и, наконец, вытягивая плунжер, втянул раствор в шприц.

В операционную вошел Томс со словами:

— Нам пора мыться, сэр.

Он взглянул на стол.

— Ну и ну! — воскликнул Томс. — Две трубочки! Велика честь для него.

— Одна оказалась пустой. — Филлипс машинально взял ее и положил обратно в футляр.

Томс посмотрел на шприц.

— Вы что-то уж очень много воды используете, — заметил он.

— Так и есть, — сухо ответил Филлипс.

Взяв с собой шприц, он вышел из операционной на пост анестезиолога. Томс с беспечным видом, какой бывает у людей, намеренно игнорирующих то, что их одернули, остался в операционной, рассеянно глядя на столик. Через несколько минут он присоединился к остальным в предоперационной. Филлипс вернулся из анестезиологической.

Джейн Харден и сестра Мэриголд помогали хирургам превратиться в простерилизованных роботов. Через несколько минут предоперационная превратилась в суровую композицию белизны, стали и бурой резины. В абсолютной белизне есть нечто очень красивое, но и что-то отталкивающее. Это отрицание цвета, выражение холода, эмблема смерти. В белом гораздо меньше чувственного удовольствия, чем во всех остальных Цветах, больше намека на нечто жуткое. Хирург в его белом халате, когда живое тепло его рук скрыто скользкой холодной резиной, а цвет волос — белой шапочкой, больше похож на символ модернистской скульптуры, чем на живое существо. Для непосвященного он скорее жрец в священных одеяниях, ужасающая и завораживающая воображение фигура.

— Видели новый спектакль в «Палладиуме»? — спросил Томс. — Вот сволочная перчатка! Сестра, дайте другую.

— Нет, не видел, — ответил сэр Джон Филлипс.

— Такая одноактная пьеса. Предоперационная в частной лечебнице. Знаменитый хирург должен оперировать человека, который разбил ему жизнь и соблазнил его жену. Вопрос в том, зарежет он его или нет. В общем, балаган. Дикая чушь, по-моему.

Филлипс медленно повернулся и уставился на него. Джейн Харден издала сдавленный крик.

— Что такое, сиделка? — спросил Томс. — Вы видели этот спектакль? Ну-ка, давайте сюда перчатку.

— Нет, сэр, — пробормотала Джейн. — Я его не видела.

— Очень здорово поставлено, и кто-то проконсультировал их насчет технической стороны дела, но вообще-то ситуация очень надуманная. Я пойду пока посмотрю… — Он вышел в операционную, продолжая что-то говорить, а немного спустя позвал старшую сестру, которая последовала за ним.

— Джейн, — тихо произнес Филлипс.

— Да?

— Это… это очень странная штука.

— Может быть, рука Немезиды, — проговорила Джейн Харден.

— Что вы хотите этим сказать?

— Нет, ничего, — сказала она устало. — Только все очень напоминает греческую трагедию, правда? «Рок отдает в наши руки врага». Мистер Томс посчитал бы эту ситуацию надуманной.

Филлипс медленно вымыл руки в тазу с дистиллированной водой.

— Ведь я ничего не знал про эту его болезнь, — сказал он. — Я только что приехал из клиники Святого Иуды и чисто случайно оказался в тот момент на месте. Попытался было избежать этой операции, но его жена настояла, чтобы оперировал я. Видимо, она не имеет ни малейшего понятия, что мы… поссорились.

— Она вряд ли могла знать, почему вы поссорились с ним…

— Я бы что угодно отдал, лишь бы в этом не участвовать… что угодно.

— И я тоже. Как, по-вашему, я должна себя чувствовать?

Филлипс выжал воду из перчаток и повернулся к ней, держа руки перед собой на весу. Выглядел он комично и немного жалко.

— Джейн, — прошептал он, — вы не измените своего решения? Я так вас люблю.

— Нет, — ответила она. — Нет. Я презираю его. Я не желаю больше его видеть, но, пока он жив, я не могу выйти за вас замуж.

— Не понимаю я вас, — тяжело сказал он.

— Я сама себя не понимаю, — отозвалась Джейн, — так как же вы меня поймете?

— Я буду снова и снова… просить вас выйти за меня замуж.

— Ничего не получится. Понимаю, я выгляжу странной, но пока он жив… я его раба.

— Это безумие — после того, как он обошелся с вами. Он бросил вас, Джейн.

Она резко рассмеялась:

— О, да. Все вполне соответствует викторианским традициям. Я — «падшая женщина», сами знаете!

— Что ж, пусть будет согласно викторианским традициям, тогда дайте мне «сделать вас порядочной женщиной».

— Послушайте, — вдруг сказала Джейн, — постараюсь быть честной с вами. Я хочу сказать, что попробую объяснить вещи необъяснимые и весьма унизительные. Я сказала ему, что хочу быть сама себе хозяйкой, испытать все, что возможно, и все такое прочее. Я обманула себя саму, да и его тоже. В глубине души я знала, что я просто дурочка, которая потеряла и голову, и сердце. Потом, когда все было кончено, я поняла, как мало это значило для него и как много для меня. Я знала, что мне следовало бы поддержать правила игры, пожать ему руку и остаться друзьями, и все такое. Так вот… я не смогла. Моя гордость хотела поступить именно так, но я сама — не смогла. Это все очень банально и грустно. Я, как говорится, люблю и ненавижу его в одно и то же время. Мне хотелось удержать его рядом с собой, я знала, что у меня нет никаких шансов, и мне хотелось сделать ему больно. Я так и сказала ему об этом в письме. Это кошмар, и он по-прежнему продолжается. Ну вот! Не нужно снова возвращаться к этой теме. Оставьте меня в покое, чтобы я, как могу, справилась с этим.

— Я могу чем-нибудь помочь?

— Нет. Тише: кто-то идет.

Вернулись Томс и Робертс и принялись мыться. Потом Робертс отправился давать наркоз. Филлипс стоял и смотрел на своего ассистента.

— И какой конец был у пьесы? — вдруг спросил он.

— Что-что? А-а-а… Вы о том разговоре… Пьеса оставляет зрителя в неведении. Вам предлагается самому угадать, умер ли пациент под наркозом или хирург его прикончил. Собственно говоря, при таких обстоятельствах никто не мог бы с уверенностью сказать, что именно произошло. А что, вы хотите попробовать этот метод на нашем министре внутренних дел? Я думал, вы с ним в приятельских отношениях.

Маска на лице Филлипса сморщилась, словно он улыбался под ней.

— Учитывая все обстоятельства, — проговорил он, — мне кажется, это искушение.

Он услышал за спиной какой-то шорох и, обернувшись, увидел, что сиделка Бэнкс неотрывно смотрит на него от дверей операционной. За ее спиной появилась сестра Мэриголд и, сказав ледяным тоном: «Позвольте, сиделка…», прошла в дверь.

— Сестра, — отрывисто сказал Филлипс, — я, как всегда, сделал укол гиосцина. Если обнаружим перитонит, в чем я не сомневаюсь, нужно будет сделать вливание сыворотки.

— Разумеется, я помню про гиосцин, сэр Джон. Я поставила аптечный раствор на столик, но видела, что вы приготовили свой.

— Да, аптечный раствор нам не понадобится. Я всегда пользуюсь собственными препаратами, чтобы быть уверенным в правильной дозировке. Мы все готовы?

Он направился в операционную.

— По-моему, — сказала сестра Мэриголд, — для простых смертных и аптечный раствор хорош.

— Предосторожность никогда не помешает, сестра, — добродушно уверил ее Томс. — Гиосцин — щекотливая штука, знаете ли.

В предоперационную просочилась тошнотворная вонь эфира.

— Должна сказать, что не совсем понимаю, почему сэр Джон так любит давать гиосцин.

— Это экономит наркоз, к тому же после операции притупляется боль. Я и сам им пользуюсь, — важно добавил Томс.

— Какова обычная доза, сэр? — вдруг спросила сиделка Бэнкс.

— От одной до двух сотых грана, сиделка.

— Так мало!

— Да, конечно. Минимальную смертельную дозу я вам сказать не могу — она индивидуальна. Но четверть грана прикончит кого угодно.

— Четверть грана! — задумчиво сказала сиделка Бэнкс. — Подумать только!

Четверг, одиннадцатое. Вечер

Сэр Джон ожидал пациента в операционной.

Старшая сестра, Джейн и сиделка Бэнкс вошли вместе с Томсом. Они встали возле стола, группа закутанных и невыразительных роботов. Все молчали. Послышался скрип колесиков. Появилась каталка, за которой шагали доктор Робертс и сестра-анестезистка. Доктор Робертс придерживал маску на лице своего пациента. На каталке лежало тело министра внутренних дел. Пока они перекладывали его на стол, министр вдруг невнятно и очень быстро забормотал: «Не сегодня, не сегодня, не сегодня, черт побери!»