Жорж Сименон - Беглый

«Только бы при ней не упомянули мое имя!» — вздрагивает Ж. П. Г., и колени его судорожно подергиваются.

Мадо знает его имя: именно она добыла ему поддельные документы. Ей известно, что теперь его зовут Жан Поль Гийом. Она знает…

А г-жа Гийом, грузная и теплая, не шевелится, но бодрствует под своей периной и настороженно прислушивается.

Что она делала в тысяча девятьсот пятом году? Жила в Орлеане, как Элен живет теперь в домике на авеню Колиньи. Помогала матери вести хозяйство. Играла на рояле, сама шила себе платья, три-четыре раза в год ходила на бал.

Тысяча девятьсот пятый…

Ни о девятьсот четвертом, ни о девятьсот шестом Ж. П. Г, не думает. После стольких лет значение для него имеет лишь один девятьсот пятый: он не то чтобы самый важный, но с ним связаны определенные воспоминания.

В девятьсот пятом в Льеже была Всемирная выставка.

Ж. П. Г, родился в Париже, фамилия его была тогда Вайан, и жил он между площадью Терн и площадью Бастилии.

Великая Всемирная парижская выставка[3] с Эйфелевой башней и большим колесом не оставила следа в жизни Вайана — он был еще ребенком.

Но к 1905-му он стал уже молодым человеком. Получил образование, говорил на четырех языках. Летом носил плоское широкополое канотье с пестрой ленточкой, короткое бежевое с серым отливом пальто, плоские длинноносые ботинки зеленовато-желтого цвета.

На щеках у него было нечто вроде бакенбардов, выгодно оттенявших матовую кожу и карие глаза.

Служить он начал администратором «Гранд-отеля» на площади Оперы и там, в баре, познакомился с Мадо.

— Спишь? — шепчет г-жа Гийом.

Он задерживает дыхание и не отвечает. Жена, тяжело вздохнув, поворачивается на другой бок.

Произнеси он при ней имя Польти, она и ухом не поведет. Кстати, Ж. П. Г, сам не знает, что стало с этим человеком.

В те времена Польти промышлял в Париже азартными играми. Он был так же темноволос, как Ж. П. Г., и мог не спать по целым суткам.

Поскольку азартные игры были запрещены, Польти купил фургон для перевозки вещей и разместил там все необходимое: столы, ковровые скатерти, рулетки, стулья, даже миниатюрный бар.

По утрам в номере, который снимал Ж. П. Г, в гостинице на улице Комартен, раздавался телефонный звонок:

— Авеню де Вилье, шестнадцать.

И молодому Вайану оставалось только не отказываться от житейских благ: пить аперитив в отелях «Риц» и «Крийон», завтракать в кабаре, полдня проводить на скачках. Знание языков позволяло ему завязывать знакомства с иностранцами. Он выдавал себя за молодого человека из хорошей семьи, как выражались в ту пору.

Вечером он приводил новых знакомых играть на авеню де Вилье, где Польти успевал за несколько часов развернуть свой игорный дом на колесах. Если полиции удавалось что-нибудь пронюхать, он в ту же ночь менял адрес.

Мадо состояла на содержании у голландского промышленника, наезжавшего в Париж всего четыре-пять раз в месяц. Это была красивая девушка, немного старше Вайана, с которым она обращалась как с ребенком.

Тысяча девятьсот пятый…

— Стоит, пожалуй, прокатиться на выставку в Льеж, — сказал Польти. — Оттуда рукой подать до Сна, а там есть игорные дома.

В Бельгию их поехало человек шесть, и остановились они в лучшем льежском отеле на бульваре д'Авруа.

Ж. П. Г, ни разу там больше не был, но и теперь отчетливо представлял себе город: недавно построенный мост через Маас, новый квартал, ботанический сад и водяной каскад.

Он мысленно видел даже гигантские машины, изготовляющие шоколад на глазах публики, и ему казалось, что он ощущает его аромат.

В их шайке состоял парень, у которого была мания воровать бумажники, и через две недели его выдворили обратно во Францию.

Что с ним стало? Звали его Виктор, он всегда носил красные галстуки…

А Польти работал в Спа в казино. Лишь через месяц его заподозрили в мошенничестве при игре в баккара, но уличить так и не смогли.

Мадо приезжала на два дня в неделю. Они с Вайаном катались на лодке по Маасу как настоящие влюбленные.

Время от времени Мадо знакомилась с богатым иностранцем, приводила его к Польти, и в задней комнате кафе шла игра в покер.

— Ты спишь?

Ж. П. Г, что-то бормочет. Он сам не понимает, кто рядом с ним — жена или Мадо. У него горят уши. Он дорого бы дал, лишь бы расслабиться, встряхнуться.

Но это невозможно. Он знает, какие воспоминания нахлынут на него сейчас.

Наступил день, когда Польти надумал обосноваться в Баден-Бадене на весь курортный сезон. Из-за своего голландца Мадо не могла надолго покидать Париж. Вайан решил остаться с ней.

Ж. П. Г, мечется в постели, и жена, приподнявшись на локте, в полутьме наблюдает за ним. Она уверена, что он бредит, что у него жар.

А он снова видит короткое бежевое пальто (такие называли тогда полуперденчиками), плоское канотье, трость с золотым набалдашником.

Образы теснятся в его мозгу: сначала Виктор с его галстуками, потом Польти, который никогда не теряется, даже когда полиция в игорном зале отводит его в сторону, чтобы обыскать манжеты и карманы. Он улыбается, обнажив белоснежные зубы, такие же крепкие, как у Ж. П. Г.

Жена по-прежнему смотрит на него и вздыхает. О чем она думает? Да, о чем?

Она никогда не видела игорных залов в казино, баров, роскошных отелей, публики на ипподроме в день скачек или белья такой женщины, как Мадо, во времена ее расцвета.

Итак, Польти оказался в Баден-Бадене, Вайан с Мадо — в Париже. Они ждали голландца с деньгами.

А тот все не ехал. Прошла неделя, и вдруг они узнали, что голландец умер от закупорки сосудов дома, на руках у жены и детей.

Произошло ли все это в том же девятьсот пятом году? Во всяком случае, в августе, потому что Париж был пуст. В Трувиль[4] они не поехали — Вайан сидел на мели, у Мадо тоже не было ничего, кроме долгов.

Жара. Такая же, как в постели, придавленной телом г-жи Гийом. В ресторанах и барах все реже отпускают в кредит. Большинство знакомых метрдотелей сейчас на водах.

Мадо подыскивает нового любовника, но Вайан, считающий себя не менее ловким, чем Польти, придумывает хитрый трюк.

Мадо приведет к себе на квартиру любовника побогаче. В подходящий момент ворвется Вайан, выдаст себя за оскорбленного брата, пригрозит револьвером, потребует возмещения и пойдет на мировую только за крупную сумму…

О чем же все-таки думает г-жа Гийом? Она снова улеглась, но не спит и время от времени касается запястья мужа — щупает пульс. Мужа? Да ведь он даже не муж ей, раз его зовут не Гийом. Он не знает, кто такой Гийом. Паспорт на это имя продал Бебер Итальянец, что торгует поддельными документами в одной из пивных на площади Бланш!

Дело Вайана…

Возможно, жена и помнит об этом деле. О нем писали все газеты. Мадо действительно привела к себе мужчину, похожего на крупного буржуа. Он оказался мучным торговцем из департамента Эр.

Появился Вайан и с угрозами разыграл роль негодующего брата. Но торговец почуял шантаж. Сгреб молодого человека за плечи, хотел вышвырнуть за дверь, припугнуть полицией.

Тогда, задыхаясь, потеряв от страха голову, Вайан трижды выстрелил прямо в живот противнику, и тот рухнул у двери.

Антуан наверняка думает во сне о завтрашних уроках. Элен грезит о своих курах, а г-жа Гийом — о чудодейственных лекарствах для успокоения нервов супруга. Удивительно, как она еще не заговорила о влажных обертываниях: это ее конек.

Две недели Вайан скрывался. Однажды утром, когда он еще лежал в постели, три инспектора ворвались в номер гостиницы и до полусмерти избили его.

А этот идиот Дигуэн только что считал его пульс, посматривая на серебряные карманные часы!

1905… 1906…

Для публики это лишь более или менее регулярная серия газетных статей.

«Вайан отрицает… Вайан признает себя виновным…

Вайан предстанет перед судом присяжных».

Затем отчеты о ходе судебного процесса:

»…сбившийся с пути юноша, никогда не знавший тепла домашнего очага».

Действительно, воспитывала Вайана старая тетка — его родители погибли в железнодорожной катастрофе по пути в Бордо. Но старая тетка была не хуже остальных.

Прокурор с пафосом декламировал:

«Вина подсудимого тем более тяжка, что молодой человек получил превосходное образование и…»

Десять лет каторжных работ! Мадо, не замешанная в убийстве, получила полгода за соучастие в шантаже.

Снова идет дождь. Слышно, как капли стучат об оцинкованное железо на крыше курятника. Г-жа Гийом, кажется, задремала.

К счастью, жители Ла-Рошели ничего не помнят, хотя могли даже видеть Вайана, когда он с другими каторжниками проходил по городу: одеяло через плечо, на ногах деревянные башмаки, за спиной мешок.

И они не знают! Никто не знает! Клетки плавучей тюрьмы… Сосед по камере, исполняющий вечерами танец живота на потеху товарищам…

У Ж. П. Г, болит все тело. За восемнадцать лет он часто слышал разговоры о тропическом солнце, но молчал. Он читал газеты, в которых писалось о каторге…