Агата Кристи - Кривой домишко

— Дорогая моя девочка, — сказал я, — ты напрасно взвинчиваешь себя. Ведь этак можно договориться до того, что каждый окажется способным совершить убийство!

— Мне кажется, что так оно и есть. Даже я.

— Только не ты!

— О да, Чарльз, меня нельзя исключать. Думаю, что тоже могла бы убить кого-нибудь… — Она помолчала минуту-другую и добавила: — …Но, конечно, в том случае, если бы игра стоила свеч!

Я рассмеялся. Просто не мог удержаться от смеха. И София улыбнулась.

— Может быть, я просто дурочка, — сказала она. — Но мы должны докопаться до правды в отношении смерти деда. Мы должны. О, если бы только убийцей оказалась Бренда… Мне вдруг стало очень жаль Бренду Леонидис.

По тропинке в нашем направлении быстрым шагом шла какая-то высокая женщина. На ней была видавшая виды старая фетровая шляпа, бесформенна юбка и довольно неуклюжий вязаный жакет.

— Тетя Эдит, — тихо сказала София.

Женщина несколько раз останавливалась и, наклонившись, внимательно рассматривала цветочный бордюр, окаймлявший дорожку. Наконец она подошла к нам. Я встал.

— Познакомься, тетя Эдит, это Чарльз Хейуорд. А это моя тетя, мисс де Хэвиленд, — представила нас София.

Эдит де Хэвиленд было на вид около семидесяти: копна небрежно заколотых седых волос, обветренное лицо и зоркие проницательные глаза.

— Рада познакомиться, — сказала она. — Слышала, что вы вернулись с Востока. Как поживает ваш отец?

Несколько удивленный, я ответил, что отец жив-здоров.

— Я его знала еще мальчиком. Знала и его мать. Вы очень на нее похожи. Вы пришли, чтобы помочь нам… или наоборот?

— Надеюсь помочь, — ответил я, чувствуя себя довольно неловко.

Она кивнула.

— Помощь нам была бы очень кстати. Дом просто кишит полицейскими. Шагу нельзя ступить, чтобы не наткнуться на кого-нибудь из них. Некоторые весьма несимпатичные. Мальчику, который учился в приличной школе, не следует идти служить в полицию. На днях видела, как сынишка Мойры Кайноул регулировал движение возле Марбл-Арч. Просто перестаешь понимать, что есть что на этом свете! — Она повернулась к Софии. — Нянюшка искала тебя, София. Надо позвонить насчет рыбы.

— Не беспокойся, — ответила София. — Сейчас пойду позвоню.

Она торопливо направилась к дому. Мисс де Хэвиленд повернулась и медленно побрела в том же направлении. Я пошел с ней рядом.

— Не представляю себе, что бы люди делали без нянюшек, — сказала она. — Почти в каждой семье есть своя нянюшка. Даже когда дети вырастают, нянюшки и стирают, и гладят, и готовят обед, и выполняют всякую другую домашнюю работу. Преданные люди. Нашу я выбирала сама… много лет назад.

Она нагнулась и безжалостно выдрала из земли длинный извивающийся побег какого-то сорного растения.

— Терпеть не могу ползучие сорняки! Хуже их быть ничего не может! За все цепляются, всех душат… и до корня как следует не доберешься, потому что он тянется под землей.

Она наступила каблуком на плеть сорной травы и безжалостно растоптала ее каблуком.

— Плохи наши дела, Чарльз Хейуорд, — сказала она, поглядев в сторону дома. — Что думает обо всем этом полиция? Наверное, мне не следовало бы вас спрашивать? В голове не укладывается мысль, что Аристида отравили! Если уж говорить откровенно, то вообще трудно представить себе, что он умер. Я никогда его не любила… никогда! Но никак не могу свыкнуться с мыслью, что его нет в живых… Без него дом кажется таким… опустевшим.

Я молчал. Несмотря на лаконичность ее повествования, было совершенно ясно, что на Эдит де Хэвиленд нахлынули воспоминания.

— Я вспоминала сегодня утром… я ведь прожила здесь много лет. Больше сорока. Приехала, когда умерла моя сестра. Он сам попросил меня. Осталось семеро детей… Младшему едва минул годик… Разве могла я допустить, чтобы их воспитанием занимался какой-то даго? Конечно, этот брак в свое время был для всех неожиданностью. Мне тогда казалось, что Марсия была… как бы это сказать?.. околдована. Безобразный карлик, иностранец, простолюдин! Правда, когда я приехала, он предоставил мне полную свободу действий… няни, гувернантки, школа… И полноценная здоровая пища для детей… а не все эти странные блюда из риса и специй, какие обычно готовились, ему.

— И с тех пор вы живете здесь? — тихо спросил я.

— Да. Это в какой-то мере странно… Казалось бы, могла уехать, когда дети выросли и обзавелись семьями… думается, я просто увлеклась садоводством. К тому же положение Филипа вызывало тревогу. Если мужчина женился на актрисе, разве может быть у него хоть какая-то семейная жизнь! Не понимаю, зачем актрисам рожать детей. Не успеет у нее родиться ребенок, как она уже мчится сломя голову на сцену, в театр… в Эдинбург или еще куда-нибудь, лишь бы подальше от дома! Филип поступил разумно, переехав сюда со всеми своими книгами.

— А чем занимается Филип Леонидис?

— Пишет книги. Не могу понять зачем. Никто их не читает. О каких-то никому не нужных, до сих пор не выясненных подробностях исторических событий. Вы, наверное, никогда не слышали о них?

Я признался, что действительно не слышал.

— Это все оттого, что у него чересчур много денег, — сказала мисс де Хэвиленд. Большинству людей приходится расстаться со своими причудами и зарабатывать на жизнь.

— Разве его книги не приносят дохода?

— Ну конечно же нет! Его считают крупным специалистом по некоторым периодам истории и все такое. Но ему ведь не нужно беспокоиться о том, чтобы книги приносили доход… Аристид выделил ему что-то около ста тысяч фунтов… ну совершенно фантастическую сумму! Якобы для того, чтобы избежать налогов на наследство! Аристид каждому из них обеспечил финансовую независимость. Роджер управляет Объединенной компанией по обслуживанию обедов, свадеб и т. п. Софии выплачивается весьма значительное содержание. Деньгами, принадлежащими детям, доверено распоряжаться опекунскому совету.

— Похоже, что от его смерти никто не выгадывает?

Она как-то странно посмотрела на меня.

— Ошибаетесь, выгадал каждый из них. Все они получат еще больше денег. Правда, могли бы получить их в любом случае, если бы, скажем, просто попросили у него.

— Вы сами никого не подозреваете, мисс Хэвиленд?

Она ответила на этот вопрос в типичной для нее манере:

— Ничего не могу сказать. Но это меня страшно беспокоит. Не очень-то приятно сознавать, что некий Борджиа свободно расхаживает по дому! По-моему, полиция остановит свой выбор на бедняжке Бренде.

— Вы считаете, что они будут неправы?

— Трудно сказать. Бренда всегда казалась мне весьма недалекой и простоватой, то есть совершенно заурядной. Не представляю себе ее в роли отравительницы. И все же не следует забывать, что если женщина двадцати четырех лет от роду выходит замуж за старика, которому близко к восьмидесяти, то она, несомненно, выходит замуж по расчету. При естественном течении событий она могла бы рассчитывать на возможность в самом ближайшем будущем стать богатой вдовой. Однако Аристид был необычайно крепким стариком. Его диабет стабилизировался. И, казалось, он действительно был способен дожить до ста лет. Может быть, ей просто надоело ждать…

— В таком случае… — начал было я.

— В таком случае, — живо подхватила мисс де Хэвиленд, — все было бы более или менее в порядке. Конечно, не удалось бы избежать неприятной огласки. Но Бренда, в конце концов, не состоит с нами в кровном родстве.

— Никаких других идей у вас нет? — спросил я.

— Какие могут быть другие идеи?

Я не сообразил, что ответить. Но у меня возникло вдруг подозрение, что под этой видавшей виды старой фетровой шляпой бродят кое-какие мысли, о которых я и понятия не имел.

Мне показалось, что за этим отрывистым, сбивчивым повествованием скрывалась работа очень практичного, трезвого разума. На какой-то момент даже пришла в голову мысль, уж не сама ли мисс де Хэвиленд отравила Аристида Леонидиса…

И это была не такая уж абсурдная идея. Где-то в глубине моего сознания запечатлелась картина: мисс де Хэвиленд безжалостно затаптывает каблуком в землю ползучее сорное растение.

Я вспомнил, как София говорила о жестокости, принимающей разные формы.

Краешком глаза я взглянул на мисс де Хэвиленд.

Да, если бы у нее были веские основания… Однако что могла бы Эдит де Хэвиленд счесть вескими основаниями?

Я пока еще слишком мало знал ее, чтобы ответить на этот вопрос.

Парадная дверь была распахнута настежь. Войдя в нее, мы попали в неожиданно просторный холл, меблированный в весьма сдержанном стиле: полированный мореный дуб и тускло мерцающая бронза. В глубине холла, где обычно бывает расположена лестница, ведущая наверх, находились стена с белой панельной обшивкой и дверь.