Агата Кристи - Занавес

Конечно, размышлял я, если все это лишь химера воображения Пуаро, то его молчание легко объяснить.

К тому времени, когда прозвучал гонг, я не пришел ни к какому выводу и спустился к обеду безо всяких предубеждений, но бдительный и настороженный, надеясь раскрыть личность мифического X Пуаро.

В данный момент я решил принять за чистую правду все сказанное Пуаро. Под этой крышей находится человек, который уже убил пятерых и приготовился убить опять. Кто он?

В гостиной перед обедом меня представили мисс Коул и майору Аллертону. Она была высокой, все еще красивой женщиной лет тридцати трех или тридцати четырех. Майора Аллертона я сразу невзлюбил. Он оказался красивым мужчиной в начале пятого десятка, широкоплечим, с загорелым лицом, непринужденным в беседе, и почти все, что он говорил, несло двойной смысл. Под глазами у него были мешки, что свидетельствовало о распутном образе жизни. Я подозревал, что он отпетый гуляка, игрок, любит выпить и самый что ни на есть настоящий бабник.

Я увидел, что и старому полковнику Латтреллу он не очень-то нравился, и Бойд Кэррингтон тоже относился к нему холодно и свысока. Зато у женщин Аллертон пользовался успехом. Миссис Латтрелл восхищенно с ним щебетала, а он лениво льстил ей с едва скрываемой наглостью. Я еще больше разозлился, увидев, что и Джудит, похоже, наслаждается его компанией и из кожи вон лезет, чтобы с ним поговорить. Долгое время для меня было неразрешимой проблемой, почему худшие из мужчин всегда могут рассчитывать на интерес приличнейших женщин. Я знал инстинктивно, что Аллертон был самой настоящей дрянью, и девять мужчин из десяти со мной бы согласились. В то время как девять женщин или даже все десять немедленно бы в него влюбились.

Когда мы сидели за обеденным столом, созерцая расставленные перед нами тарелки, наполненные белой клейкой жидкостью, я разглядывал сотрапезников и прокручивал в уме возможности.

Если Пуаро прав и сохранил ясность ума, один из них был опасным убийцей… и, возможно, к тому же сумасшедшим. Пуаро не распространялся насчет его пола, но я предположил, что почти наверняка X был мужчиной. Итак, кто бы это мог быть? Конечно, не старый полковник Латтрелл со своей нерешительностью и немощью. Нортон — человек, который тогда выскочил из дома с полевым биноклем? Очень уж маловероятно. Похоже, он парень приятный, не особо деятельный и не слишком энергичный. Конечно, говорил я сам себе, многие убийцы были маленькими, незаметными людьми… И по этой-то причине и совершали преступления… дабы утвердиться. Они обижались на то, что их не замечают и игнорируют. Нортон мог быть убийцей такого типа. Но он любил птиц. Я всегда считал, что любовь к природе — обязательный признак здоровой натуры.

Бойд Кэррингтон? Вне любых подозрений. Человек, известный всему миру. Великолепный спортсмен, администратор, человек, которого любил и почитал каждый. Фрэнклина я тоже исключил. Я знал, как Джудит его уважала и им восхищалась. Наступила очередь майора Аллертона. Я приценился к нему. Если уж когда-нибудь я видел негодяя, так это он! Он бы с родной бабки кожу содрал. И весь покрыт лоском очаровательных манер. Сейчас он разговаривал — рассказывал историю одного ляпсуса — и заставил всех рассмеяться, уныло отпустив шутку в свой адрес.

Если Аллертон был X, решил я, то его преступления диктовала какая-то выгода.

Конечно, Пуаро не сказал определенно, что X был мужчиной. Я рассмотрел в качестве возможности мисс Коул. Двигалась она как-то беспокойно и резко — явно женщина нервная. Красивая, хотя и подавленная. Однако с виду она была вполне нормальной. Она, миссис Латтрелл и Джудит были единственными женщинами за обеденным столом. Миссис Фрэнклин обедала наверху, у себя в комнате, и сиделка, которая за ней ухаживала, ела после нас.

После обедав стоял возле окна гостиной, смотрел на сад и вспоминал то время, когда увидел Синтию Мердок, девушку с каштановыми волосами, бегущую по этой лужайке. Какой очаровательной она была в белом халате!

Погрузившись в воспоминания, я вздрогнул, когда Джудит взяла меня под руку и вывела из комнаты на террасу.

Она резко спросила:

— Что случилось?

Я был поражен.

— Случилось? Что ты имеешь в виду?

— Ты так странно вел себя весь вечер. Почему ты таращился на всех за обедом?

Я почувствовал досаду. Я и понятия не имел, что позволил своим мыслям настолько захватить надо мной власть.

— Я? Наверное, думал о прошлом. Может быть, видел призраков.

— О да, ты же гостил здесь, когда еще был молодым человеком, верно? И тут убили какую-то старую даму или что-то в этом роде?

— Отравили стрихнином.

— И какая она была? Хорошая или плохая?

Я подумал.

— Она была очень доброй женщиной, — медленно ответил я. — Щедрой. Много давала денег на благотворительные цели.

— О, вот, значит, в чем щедрая.

В голосе Джудит послышалось слабое презрение. Потом она задала странный вопрос:

— Люди… были… здесь счастливы?

Нет, они не были счастливы. По крайней мере, это я знал.

Я медленно сказал:

— Нет.

— Почему?

— Потому, что они чувствовали себя узниками. Видишь ли, всеми деньгами владела миссис Инглторп… и… и выдавала их. Ее приемные дети не могли вести собственную жизнь.

Я услышал, как Джудит резко втянула дыхание. Она сильнее сжала мою руку.

— Безнравственно… безнравственно. Злоупотребление властью. Нельзя такое позволять. Старые люди, больные люди, они не должны мешать жить молодым и сильным. Держать их на привязи, изводить, растрачивать понапрасну их силу и энергию, которая могла бы быть использована… в которой есть надобность. Это просто эгоизм.

— Не одни старики, — сухо заметил я, — обладают таким качеством.

— О, знаю, отец, ты считаешь, что молодые — эгоисты. Может, так оно и есть, но наш эгоизм — чистый. По крайней мере, мы только хотим делать то, что хотим, и не заставляем никого делать то, что хотим, мы не хотим превращать других людей в рабов.

— Да, вы попросту затаптываете их, если они оказываются у вас на пути.

Джудит сжала мою руку. Она сказала:

— Не будь таким озлобленным? Так уж ли многих я затоптала… да и ты никогда не пытался заставить нас жить по-своему. Мы тебе за это благодарны.

— Боюсь, — честно признался я, — мне бы хотелось поучить вас уму-разуму. Это ваша мать настояла, чтобы вам было позволено сойершать свои ошибки.

Джудит опять быстро сжала мою руку. Она сказала:

— Знаю. Ты все время суетился из-за нас, словно курица-наседка! Я ненавижу суету. Не могу ее выносить. Но ты согласен со мной, не так ли, что полезные жизни часто приносятся в жертву бесполезным?

— Иногда такое случается, — признал я. — Но нет надобности в решительных мерах… Можно ведь просто уйти.

— Да так ли все происходит? Так ли?

Ее тон был столь неистов, что я изумленно посмотрел на нее. Было слишком темно, чтобы ясно видеть лицо. От продолжила низким озабоченным голосом:

— Так много проблем… так трудно… нужно принимать во внимание финансы, чувство ответственности, нежелание повредить кому-то, кого любил… все такое… и некоторые такие беспринципные… они знают, как сыграть на чувствах других. Некоторые люди… некоторые люди — настоящие пиявки!

— Моя дорогая Джудит! — придя в замешательство от ярости ее голоса, воскликнул я.

Похоже, она поняла, что переборщила, потому что засмеялась и убрала руку с моей.

— Я говорила слишком бурно? Просто у меня свои взгляды на сей счет. Видишь ли, я знала один случай… старая скотина. И когда кто-то оказался достаточно храбрым… разрубил узел и освободил любимых людей, ее назвали сумасшедшей. Сумасшедшей? Да это был нормальнейший из поступков… и храбрейший!

Ужасные сомнения охватили меня. Где не так давно я слышал нечто подобное?

— Джудит, — резко сказал я, — о каком случае ты говоришь?

— О, ты их не знаешь. Друзья Фрэнклинов. Старика звали Литчфилд. Он был очень богатый и практически морил голодом своих несчастных дочерей… не позволял им ни с кем видеться, никуда их не выпускал. Вот он был ненормальный, но не настолько, чтобы отправить его в сумасшедший дом.

— И старшая дочь его убила, — сказал я.

— О, наверное, ты читал? Полагаю, можно назвать ее поступок убийством… но оно было совершено не по личным мотивам, Маргарет Литчфилд сразу пошла в полицию и призналась. Думаю, она была очень храброй. У меня бы не хватило смелости.

— Смелости сдаться или смелости совершить убийство?

— И на то, и на другое.

— Рад слышать, — сурово отозвался я, — и не хочу, чтобы ты больше говорила об убийстве как об оправданном обстоятельствами поступке. — Я помолчал и добавил: — Что думал доктор Фрэнклин?

— Он считал, что так ему и надо, — ответила Джудит. — Знаешь, отец, некоторые прямо-таки напрашиваются, чтобы их убили.