Анна Литвинова - Прогулка по краю пропасти

Второму для того, чтобы добраться до президента, требовалось преодолеть как минимум две ступеньки в иерархической лестнице. Потому, несмотря на разницу в званиях, неизвестно еще, кто из них был важнее. И разговор между ними шел равно уважительный.

– Привет, Глеб Исидорович, – сказал в трубку первый, спецслужбист.

– Здравствуй-здравствуй, коль не шутишь. Чего тебе не спится в ночь глухую?

– Служба.

– Ты еще на пенсию-то не вышел?

– Какие наши годы!.. Я чего звоню, Глеб Исидорович: по-моему, у тебя неприятности.

– Откуда ж ты все на свете знаешь!

– Служба такая.

– И какие, по твоим сведениям, у меня имеются неприятности?

Глеб Исидорович, генерал-полковник из Министерства обороны, стоял в пижаме на холодном полу, на своей даче у аппарата «вертушки». С первых же слов собеседника он почувствовал свою зависимость от генерала-спецслужбиста. Тот явно знал что-то, о чем генерал из Минобороны не имел понятия. Что-то, о чем он не ведал. Да и мудрено было б иначе. В три часа ночи для того, чтобы сообщить радостное, по «кремлевке» не звонят.

– А такие, Глеб Исидорович, у тебя имеются неприятности, – ответил спецслужбист, – что твои хлопцы, исследователи с юга, захотели ноги сделать. Смотрел, наверно, сегодня телевизор? Вести со всесоюзной здравницы? Это все они устроили, твои ребятки.

Утверждали, что разговор по АТС-1 невозможно подслушать. Но это невозможно врагам, всяким там ЦРУ и «МОССАДу». А вот для коллег – ничего невозможного нет. Оба генерала помнили об этом. Поэтому и изъяснялись эзоповым языком.

– Телевизор я не смотрю, – буркнул Глеб Исидорович. – Глаза болят. – Это было, конечно, полное вранье. За всем, что происходило сейчас на юге, генерал следил по всем доступным ему источникам информации. – А что там показывают, в телевизоре-то?

– Пока еще не показывают – но вот завтра могут показать. Покажут, например, как твои служаки через море пару драгоценных вещичек увезли. И пару-тройку ученых с собой прихватили.

Глеб Исидорович покрылся холодным потом. Он прекрасно понял, что за «драгоценные вещички» имеет в виду собеседник.

Он самолично трижды сегодня пытался связаться с «южным объектом» – связь не работала. Вечером ответил грубый мужской голос, пароля не назвал – Глеб Исидорович швырнул трубку.

«Если их бегство за кордон – его блеф, он бы в три ночи не звонил, – тоскливо подумал военный о собеседнике. – Все очень похоже на правду».

– Так они уже утекли, эти мерзавцы? – по возможности спокойно спросил он. – Я не понял.

– В пути, Глеб Исидорович. Они в пути. Плывут. В смысле идут-с! По морю идут, по Черному.

– На чем они идут, засранцы?

– Записывай.

– Я запомню.

– «Глория», флаг либерийский. Вышли из Туапсе в двадцать два семнадцать.

– Куда они идут-то?

– А кто ж их знает? У меня, ты же знаешь, спутников-шпионов в хозяйстве нет. И самолетов-разведчиков – тоже нет. Эти средства ведь, кажется, у одного тебя имеются. А у меня – только люди.

– И что дальше?

– А я не знаю. Твои люди за кордон убегают – тебе и решать.

– А если… – Голос генерала слегка дрогнул. – Если пароход вдруг в крушение попадет?..

– Всякое в жизни бывает… – неопределенно протянул собеседник.

– А ты – ты президенту доложишь о том, как дело было?

– Не знаю, Глеб Исидорович, не знаю. – Спецслужбист явно наслаждался своей временной властью над старшим по званию генералом. – Не могу тебе точно сказать.

– Ладно. Я понял. А информация у тебя точная?

– Точная, точная… «Что касается ма-ых инфа-рмата-ров, – процитировал генерал, младший по чину, всенародно любимый фильм (его явно радовала сложившаяся ситуация, иначе бы он такую детскую выходку себе не позволил), – то ма-ы инфа-рмата-ры – этта вэрные и надеж-ныы луди».

– Ладно, конец связи.

Армейский генерал-полковник досадливо бросил трубку.

Варя и Сергей Александрович медленно шли вдоль главной улицы поселка Абрикосово, улицы Ленина, – она же федеральная магистраль М4.

Их ослепляли фары. В обе стороны тянулся непрерывный поток: автоотдыхающие спасались бегством из зачумленного района.

Борисова они оставили мирно спящим. Как только закончилось действие амитала, он беспробудно захрапел прямо в кресле.

Спецназовцы вернулись на вертолет. Двадцать минут назад винтокрылая машина поднялась с площадки возле реки Буран и взяла курс на «биостанцию» – на соединение с остававшимися там бойцами.

Сергей Александрович вызвал свою «Волгу» – она все время, пока они перелетали из гостиницы на «биостанцию», а после – на Буран, оставалась возле гостиницы. В ожидании, пока шофер подаст транспорт, Сергей Александрович и Варя медленно топали автомобилю навстречу.

«Волга» прибыла только через полчаса. Остановилась на обочине. Водитель вышел.

– Виноват, – пробормотал. – Сплошные пробки. Хуже, чем в Москве.

– Ноутбук девушки у нее в номере взял? – спросил Сергей Александрович.

– Так точно.

– Как там… – Варя начала спрашивать, но слегка замялась, не зная, как именовать Саню, – как там мой спутник? Появился?

– Так точно. Ваш спутник находится в вашем номере. Спит как убитый. Я выносил компьютер, он даже не проснулся.

– Поня-атно, – протянула Варя.

Что-то подсказывало ей: вряд ли они с Саней еще когда-нибудь увидятся. Да, да, она почему-то была уверена: вчера ночью она видела Саню последний раз в жизни.

– Куда едем? – спросил шофер.

– В Суджук, – бросил Сергей Александрович и открыл пассажирскую дверцу.

Варя юркнула на заднее сиденье.

Занял свое место водитель. «Волга» включила проблесковый маячок, взвыла сиреной и, не пропуская никого из непрерывного, еле едущего потока, рванула вперед.

…Варя почти сразу уснула. Уснула сидя, даже не укладываясь на сиденье.

Она слышала сквозь сон, как «Волга» то тащилась, то, взревывая сиреной, принималась нестись. Порой открывала глаза – видела темную дорогу, фары навстречу, фары сзади. Крутые обрывы слева, скалы справа. Перевал… Опять перевал… От неудобной позы снова – сквозь сон – болела спина…

Сергей Александрович на переднем сиденье непрерывно – так казалось Варваре – говорил по телефону. О чем, она не могла понять. Голос его звучал ровно, но порой становился жестким: «Ордер!.. – кричал он на кого-то. – Добудь мне ордер!..»

«О чем это он? – сквозь дрему думалось Варваре. – Квартиру, что ли, получает?» И она опять засыпала.

Пароход «Глория» давно покинул российские территориальные воды. Он находился от берега уже на расстоянии примерно шестидесяти морских миль (или около ста десяти километров) и шел курсом на Трабзон.

Полковник Бурдаков в одиночестве стоял на корме. Курил.

Еще не рассвело, но в небе уже угадывалось то светлое, что предшествует рассвету. Воздух был теплым, море – тихим, лишь белые буруны пенились за кормой «Глории».

Пассажиры «Глории» спали. И жена бурдаковская Анжелика Петровна, и доктор наук Ярослав Михайлович, и еще двое ученых с объекта, и четверо техников на подхвате, которым посулили интересную загранкомандировку.

В аэропорту турецкого города Трабзон пассажиров и груз уже ждал самолет. Во всяком случае, так обещали Бурдакову. Раньше они его ни разу не обманывали. Будем надеяться, не обманут и сейчас.

Причин для беспокойства вроде бы не было. А вот поди ж ты! Бурдаков не ложился, стоял у леера и все курил, курил… Нет, его не мучила совесть. Напротив, от сознания того, что он сделал, его охватывала какая-то мстительная радость. Он ясно понимал: то, что он совершил, будет сочтено всеми предательством родины.

Но дело заключалось в том, что родина предала его раньше. И сейчас он просто отвечал ударом на удар. Родина предала его, когда после скитания по гарнизонам, после «горячих точек» направила в виде благодарности в страшнейшую глушь – куда добраться-то можно только на вездеходе или на «Урале».

Его обещали отблагодарить за риск, и за преданность, и за верную службу. Ему сулили Москву, и Генштаб, и карьеру, а вместо этого, отговорившись «проектом особой важности», заперли на уединенной «биостанции».

Да, там он действительно занимался важнейшим, сверхсекретным, революционным делом. И какая же награда ждала его? Денежного довольствия одно время не хватало даже на табак – не то что на выпивку. Да и то жалкое довольствие родина выплачивала полковнику с опозданием в три месяца, в полгода… Нигде у Бурдакова с Анжеликой Петровной не было не то что квартирки – даже угла своего. И не было никаких надежд поселиться на пенсии где-нибудь в приятном месте и жить безбедно, ходить на рыбалку и угощать друзей-отставников хотя бы коньяком, а не водярой-«сучком».

Родина загнала его в угол. И бросила там. Она поступила с ним не как с любимым сыном или, по крайней мере, уважаемым пасынком. Она отнеслась к нему не просто как чужому. Она вела себя с ним так, будто бы ненавидела его. И – за что-то ему мстила.