Жорж Сименон - Мегрэ расставляет ловушку

— Она была различного, почти нейтрального цвета. Такой трудно различить ночью.

Вернувшись в свой кабинет, Мегрэ, как обычно, снял пиджак, галстук, расстегнул ворот рубашки. Солнце падало прямо на его кресло, и он опустил штору. Потом открыл дверь в кабинет инспекторов.

— Жанвье, ты здесь?

— Да, шеф.

— Ничего нового? Никаких анонимных писем?

— Только доносы на соседей.

— Проверьте. Приведите Мазета.

Вчера тот покинул Дворец правосудия через потайную дверь. С восьми часов утра он должен был занять свое место в тюрьме Сурисьер.

— Мне сходить за ним самому?

— Это было бы лучше всего.

— Опять без наручников?

— Да.

На этот раз он не хотел жульничать с журналистами. Из того, что они увидят, пусть делают, какие хотят заключения, Мегрэ не хотел пока путать карты.

— Алло! Дайте, пожалуйста, комиссариат Гранд-Карьер… Инспектора Лоньона… Алло! Лоньон? Что там нового?

— Какой-то тип все утро ждал меня около кабинета и все время ходил за мной. Теперь торчит перед комиссариатом.

— Он не прячется?

— Нет. Я думаю, это журналист.

— Пусть проверят его документы. Все идет по плану?

— Я нашел три комнаты у друзей. Их совсем не интересует, зачем они мне. Вам дать адреса?

— Не надо. Будь у меня минут через сорок пять.

А в коридоре повторилась вчерашняя сцена. Пьер Мазет со шляпой перед лицом в сопровождении двух инспекторов. Защелкали фотоаппараты. Журналисты обрушили град вопросов, опять оставшихся без ответа. Маги выбила шляпу, и Мазет был вынужден закрываться руками.

Дверь закрылась, и кабинет Мегрэ превратился в командный пункт.

Бесшумная операция на безмятежных улицах Монмартра, где по случаю летних отпусков все главные магазины были закрыты, продолжалась. В ней принимали участие более четырехсот человек. Их роль заключалась в том, чтобы наблюдать за происходящим не только в отелях и квартирах, где они могли располагаться без боязни быть раскрытыми, но также на определенных постах на станциях метро, остановках автобусов, в многочисленных бистро и ночных ресторанах.

Чтобы это не походило на захват квартала, операция велась поэтапно.

Женщины из вспомогательного отряда по телефону получили подробные инструкции. На плане квартала было отмечено местонахождение каждого сотрудника.

Двадцать инспекторов из числа тех, кто нечасто показывается на людях, арендовали не только в Париже, но и в его пригородах, вплоть до Версаля, автомобили с невинными номерами, которые при необходимости могли останавливаться в стратегических пунктах, ничем не отличаясь от других.

— Попроси принести пива, Люка.

— И бутербродов?

— Да, хорошо бы и бутербродов.

Это было сделано не для того, чтобы уверить журналистов, что это новый допрос, а потому, что все действительно были заняты, и просто не было времени пойти пообедать.

Приехал Лоньон в своем обычном красном галстуке и соломенной шляпе. Удивительно, насколько цвет галстука меняет человека. У Лоньона был почти игривый вид.

— Твой тип следил за тобой?

— Да. Он в коридоре. Точно, это репортер.

Первая газета появилась около полудня. Она повторяла информацию утренних выпусков, добавляя, что на набережной Орфевр продолжает царить лихорадка и что тайна вокруг арестованного еще больше сгустилась.

Среди прочего там была такая фраза: «Если бы полиция могла, она надела бы на пленника железную маску».

Это позабавило Мазета. Он помогал другим, сам звонил по телефону, что-то чертил голубым и красным карандашом на картах. Он был счастлив, вновь дыша атмосферой этого бывшего для него родного дома.

Обстановка изменилась, когда в дверь постучал гарсон из пивной «Дофин», и только для него вновь была разыграна сценка, после чего все принялись за пиво и бутерброды.

Послеобеденные газеты не напечатали никакого послания убийцы, который, казалось, не имел ни малейшего желания обращаться к прессе.

— Я немного отдохну, ребята. Мне необходимо быть свежим и бодрым в этот вечер.

Мегрэ прошел через кабинет инспекторов, зашел в маленький пустой кабинет. Там он устроился в кресле и несколько минут спустя уже спал.

В три часа он отправил Мазета в Сурисьер и приказал Жанвье и Люка немедленно отправляться отдыхать. Что касается Лапуэнта, то он, одетый в голубой комбинезон, на трехколесном велосипеде разъезжал по улицам квартала Гранд-Карьер. Фуражка, сдвинутая на ухо, прилипшая к нижней губе сигарета придавали ему вид восемнадцатилетнего парня. Время от времени он останавливался у какого-нибудь бистро выпить стакан минеральной воды и позвонить в штаб-квартиру.

По мере того, как шло время, нервозность усиливалась, да и сам Мегрэ понемногу терял уверенность.

Ничто не указывало на то, что в этот вечер что-нибудь произойдет. Однако, если убийца решится совершить преступление, чтобы подтвердить свое существование, оно могло произойти и завтра вечером, и послезавтра, через восемь или десять дней. Но держать такие большие силы в состоянии тревоги столь продолжительное время было невозможно.

К тому же немыслимо в течение недели сохранить секрет операции, в которую посвящено столько народа.

А если убийца решит действовать сейчас же?

Из головы Мегрэ все не выходил разговор с профессором Тиссо, и его отрывки каждую секунду приходили ему на ум.

В какой момент возникнет импульс? В этот час, когда они заняты расставлением западни, для всех окружающих он обычный человек. С ним разговаривают, прислуживают за столом, пожимают руку. Он тоже беседует, улыбается, может быть, смеется.

А вдруг импульс уже был? Сегодня утром во время чтения утренних газет? Не скажет ли он себе, что, поскольку полиция поймала, как она считает, виновного, то он в безопасности?

Где доказательства того, что Тиссо и комиссар не ошиблись и правильно рассчитали реакцию своего «пациента»?

До сих пор он убивал только вечером, когда мгла падала на землю. Но сейчас, во время отпусков и жары, в Париже предостаточно улиц, где прохожие появлялись с интервалом в несколько минут.

Мегрэ вспомнил улицы юга летом, в час сиесты. Дома с закрытыми ставнями. Разомлевший город или деревня под палящими лучами солнца.

Полиция имела кое-что в запасе.

Топография каждого места преступления была такова, что убийца имел возможность скрываться в минимум времени. И ночью быстрее, чем днем. Но даже в разгар дня при благоприятных условиях он мог убить, разрезать одежду на жертве и исчезнуть менее, чем за две минуты.

В конце концов почему это должно произойти на улице? Что помешает ему постучать в дверь квартиры одинокой женщины и действовать так же, как и на улице? Ничего. Только маньяки, а ими является большая часть преступников и особенно воров, применяют ПОЧТИ ВСЕГДА одну и ту же технику и повторяют ее в основных деталях.

Темнеть начнет только к девяти часам вечера, а окончательно станет темно лишь в половине десятого. Луна в своей третьей четверти будет, вероятно, светить тускло, время от времени скрываясь за тучами.

Все эти детали имели свое значение.

— Они все еще в коридоре? — Только Барон.

Журналисты вели наблюдение по очереди, договорившись о том, что тот, кто дежурил, предупредит остальных, если произойдет что-то необычное.

— В шесть часов каждый уйдет, как обычно, останется только Люка. Часам к восьми к нему присоединится Торранс.

В компании с Жанвье, Лоньоном и Мовуазеном комиссар направился в пивную «Дофин».

В семь часов он возвратился домой и поужинал на кухне, окно которой выходило на тихий в это время года бульвар Ришар-Ленуар.

— Тебе, видимо, пришлось попотеть, — заметила мадам Мегрэ, рассматривая рубашку мужа. — Если ты снова пойдешь работать, то лучше переоденься.

— Да, я должен идти.

— Он не признался?

Мегрэ предпочел не отвечать, так как не привык лгать своей жене.

— Ты поздно вернешься?

— Вполне возможно.

— Как, по-твоему, после этого дела ты можешь взять отпуск?

Еще зимой они хотели поехать в Бёзек-Конк в Бретани, что возле Конкарно, но, как это случалось каждый год, срочные дела заставляли Мегрэ переносить отпуск на более поздние сроки.

— Может быть! — вздохнул комиссар.

В противном случае, это означало бы, что ему не удастся успешно завершить расследование, что убийца проскользнет мимо расставленной для него западни или что он будет действовать не так, как предполагали Тиссо и комиссар. Это также означало бы, что появятся новые жертвы, публика и пресса будут упрекать полицию в бездействии, судья Комельо будет иронизировать и буйствовать, а Мегрэ придется давать неприятные объяснения начальству и в более высоких инстанциях.

— Ты выглядишь усталым.

Мегрэ не спешил уходить из дома. После ужина он принялся расхаживать взад и вперед по квартире, курил трубку и не решался налить себе стаканчик сливянки. Иногда он останавливался перед окном и задумчиво смотрел на улицу.