Жорж Сименон - Мегрэ и убийца

— Единственный ребенок?

— Нет, есть еще восемнадцатилетняя сестра, которую им, похоже, нелегко держать в руках.

— Вы ее видели?

— Пока нет.

— Что у них за квартира?

— Очень просторная, богатая и в то же время веселая. Есть, кажется, старинная мебель, но ее немного. Обстановка современная, но не вызывающая.

— Они, должно быть, чрезвычайно богаты, — вздохнул следователь.

— Думаю, да.

— Газетная статья, на мой взгляд, слишком романтична.

— О магнитофоне упомянуто?

— Нет, а что магнитофон играет важную роль?

— Возможно… Впрочем, я пока не уверен. Антуан Батийль очень любил записывать разговоры на улицах, в ресторанах, кафе. Для него это были человеческие документы. Жил он довольно одиноко и по вечерам частенько выходил на охоту за ними, главным образом в густонаселенные кварталы. Вчера он начал с ресторана на бульваре Бомарше, где записал обрывки семейной сцены. Потом отправился в кафе на площади Бастилии; вот, что он там записал.

Мегрэ протянул листок следователю; тот нахмурился.

— Довольно подозрительно, не так ли?

— Очевидно, речь идет о встрече в четверг вечером у какого-то дома в окрестностях Парижа. Хозяин постоянно там не живет: видимо, приезжает в пятницу и уезжает в понедельник.

— Верно. Это следует из текста.

— Чтобы убедиться, что вилла будет пустой, шайка послала туда для наблюдения двух человек — тех, что сменяли друг друга. С другой стороны, я знаю, кто такой Мимиль, и у меня есть его адрес.

— В таком случае…

Казалось, следователь хотел сказать, что дело в шляпе, однако Мегрэ был настроен менее оптимистично.

— Если это та шайка, о которой я подумал… — начал он. — Вот уже два года происходят ограбления богатых вилл в то время, когда их хозяева оказываются в Париже. Почти всегда воры забирают картины и ценные безделушки. В Тессанкуре они не взяли два полотна, которые были копиями, что наводит на мысль о…

— Знатоках.

— Одном, во всяком случае.

— Что же вас беспокоит?

— Эти люди до сих пор не убивали. Это не в их стиле.

— Однако то, что случилось вчера вечером…

— Предположим, они заподозрили, что магнитофон был включен. Им не составляло труда выйти вслед за Антуаном Батийлем, к примеру, вдвоем. Когда они оказались в пустынном месте, вроде улицы Попенкур, им оставалось лишь наброситься на него и отнять магнитофон.

— Это верно, — невесело вздохнул следователь.

— Такие грабители убивают редко, только когда их положение становится отчаянным. Эти работают уже два года, и мы не можем их поймать. Мы понятия не имеем, как они сбывают картины и предметы искусства. Тут нужна хорошая голова, человек, который разбирается в живописи, имеет связи, дает наводку, распределяет обязанности и, быть может, даже сам принимает участие в ограблении. Такой человек, увы, существует, и он не дал бы сообщникам пойти на убийство.

— Тогда что же вы думаете обо всем этом?

— Пока ничего не думаю. Действую наощупь. И, разумеется, иду по следу. Двое моих инспекторов наблюдают за лавкой рамочного мастера по прозвищу Мимиль. Третий роется в делах в поисках человека тридцати пяти лет с густыми темными бровями.

— Держите меня в курсе, ладно?

— Как только что-то прояснится…

Можно ли полагаться на свидетельство Джино Пальятти? Неаполитанец утверждает, что убийца ударил несколько раз, прошел немного вперед, потом вернулся и нанес еще удара три. Это не вяжется с версией о полупрофессионале, тем более что он в конечном итоге не забрал магнитофон.

Жанвье оставил донесение о визите к женщине, которая стояла у окна на втором этаже.

«Вдова Эспарбес, семьдесят два года. Живет одна в трехкомнатной квартире с кухней уже десять лет. Муж был служащим. Получает пенсию, живет комфортабельно, но без роскоши.

Очень нервна и утверждает, что спит чрезвычайно мало; всякий раз, когда просыпается, подходит к окну и прислоняется лбом к стеклу.

— Старушечья причуда, господин инспектор.

— Что вы видели вчера вечером? Прошу вас побольше подробностей, даже если они кажутся вам несущественными.

— Я еще не приготовилась ко сну. В десять, как обычно, послушала по радио новости. Потом выключила приемник и встала у окна. Давно уже я не видела такого дождя; он мне напомнил прошлое… Впрочем, неважно… Чуть раньше половины одиннадцатого из маленького кафе напротив вышел молодой человек; на животе у него висело что-то вроде большого фотоаппарата. Я даже немного удивилась. Почти сразу же я увидела другого молодого человека…

— Вы говорите, молодого?

— Да, он тоже мне показался молодым. Пониже первого, чуть плотнее, но не намного. Я не заметила, откуда он появился. Несколько быстрых и, видимо, бесшумных шагов, и он, оказавшись позади первого, стал наносить ему удары. Я даже хотела открыть окно и крикнуть, чтобы он перестал, хотя это ни к чему бы не привело. Жертва была уже на земле. Тогда убийца наклонился, поднял за волосы голову лежащего и осмотрел ее.

— Вы в этом уверены?

— Совершенно. Уличный фонарь недалеко, и я даже смутно различила черты лица…

— Продолжайте.

— Он пошел прочь. Потом вернулся, словно что-то забыл. Метрах в пятидесяти шли под зонтом Пальятти. Человек ударил лежавшего на земле еще раза три и убежал.

— Он завернул за угол, на улицу Шмен-Вер?

— Да. Потом подошли Пальятти. Остальное вы знаете. Я узнала доктора Пардона; кто был с ним, не знаю.

— Сможете узнать нападавшего?

— Не уверена… Лицо — нет. Только по фигуре…

— И вы уверяете, что он был молод?

— На мой взгляд, ему не больше тридцати.

— Волосы длинные?

— Нет.

— Усы, бакенбарды?

— Нет, я заметила бы.

— Он сильно промок? Как будто шел под дождем или только что вышел из дома?

— Они оба промокли. В такой ливень достаточно нескольких минут, чтобы промокнуть насквозь.

— Шляпа?

— Была… Темная, возможно коричневая.

— Большое спасибо.

— Я рассказала вам все, что знаю, но прошу вас, сделайте так, чтобы мое имя не упоминали в газете. У меня есть племянники; они выбились в люди, и им будет неприятно узнать, что я живу здесь».

Зазвонил телефон. Мегрэ узнал голос Пардона.

— Это вы, Мегрэ?.. Не помешал?.. Не ожидал застать вас в кабинете. Я позволил себе позвонить вам, чтобы узнать, нет ли новостей.

— Идем по следу, только неизвестно, по верному ли. Вскрытие подтвердило ваш диагноз. Смертельным был один удар, пробивший правое легкое.

— Считаете, что это убийство с целью ограбления?

— Не знаю. Нынче на улицах бродяг и пьяниц немного. Драки не было. В двух местах, где пострадавший побывал до Жюля, он ни с кем не ссорился.

— Благодарю. Я, понимаете ли, считаю себя немного причастным к этому делу. А теперь за работу! У меня в приемной одиннадцать пациентов.

— Удачи!

Мегрэ уселся в кресло, выбрал на письменном столе трубку и набил ее; взгляд у него был туманный, как пейзаж за окном.

Около половины шестого позвонил Люкас.

— Я подумал, что вы не прочь были бы получить от меня первое донесение, шеф. Я в маленьком баре прямо напротив магазина рамочника. Его зовут Эмиль Браншю. На улице Фобур-Сент-Антуан обосновался года два назад. Приехал вроде бы из Марселя, но это не проверено. Говорят, был там женат, потом не то просто разошелся, не то развелся. Живет один. Квартиру убирает старуха соседка, питается он большей частью в ресторанчике для завсегдатаев. У него есть машина, зеленый «рено», — он держит ее в ближайшем дворе. По вечерам уходит, возвращается довольно скоро, часто с девушками, каждый раз с новой. Девушки не из тех, каких можно встретить в этом квартале или в кабачках на улице Лапп. Похожи на манекенщиц, в вечерних туалетах и меховых манто. Это вас интересует?

— Конечно. Продолжай.

Люкас работал с Мегрэ дольше других сотрудников, и комиссар иногда обращался к нему на «ты». Он тыкал и Лапуэнту, который пришел в полицию совсем молодым и напоминал тогда серьезного мальчика.

— В лавке побывало трое посетителей — двое мужчин и женщина. Женщина купила двухстороннее зеркало, с одной стороны увеличительное: Браншю торгует и зеркалами. Один из мужчин принес оправить крупный фотоснимок и долго обсуждал заказ. Третий вышел с холстом в раме. Я смог разглядеть картину, потому что мужчина подошел с ней к застекленной двери. Это пейзаж с рекой, работа любительская.

— Он звонил по телефону?

— С моего места хорошо виден аппарат на прилавке: он им не пользовался. Зато когда мимо проходил мальчишка-газетчик, вышел и купил две газеты.

— Лапуэнт там?

— Сейчас нет. Задняя дверь выходит во двор и переулок, каких много в квартале. Учитывая, что у рамочника есть машина, Лапуэнт посчитал, что будет неплохо, если Лурти и Неве, которые нас сменят, тоже приедут на машине.

— Понятно. Благодарю, старина.

Жанвье принес десятка полтора фотографий мужчин лет тридцати пяти с темными волосами и густыми бровями.