Жорж Сименон - Мегрэ ошибается

Через несколько минут на лестнице послышались шаги, потом кто-то закрыл входную дверь, которую Мегрэ оставил полуоткрытой. Раздался стук в дверь, и инспектор произнес:

— Входите, мадам.

Госпожа Гуэн вошла спокойно, словно так входила в любую иную квартиру. Она не осматривалась в комнате Луизы, ее взгляд сразу же остановился на Мегрэ.

— Это мой помощник Люка, — произнес Мегрэ. — Садитесь, пожалуйста…

— Благодарю.

Это была высокая женщина, крепкого телосложения, но не полная. Профессору было шестьдесят два года, его ясене скорее всего лет сорок пять, во всяком случае, она не выглядела старше.

— Полагаю, что вы ожидали моего звонка? — произнесла она с еле заметной улыбкой.

— Это консьержка вас предупредила? - Мгновение она колебалась, продолжая смотреть комиссару прямо в глаза, и улыбка на ее лице стала более заметной.

— Да. Она позвонила мне минуту назад.

— Значит, вы знали, что я здесь, и звонили мне в полицию лишь затем, чтобы ваш приход сюда выглядел правдоподобным.

Она слегка покраснела, но ни на минуту не утратила самоуверенности.

— Я не сомневалась, что вы догадаетесь, но, поверьте, так или иначе, но нам необходимо было встретиться. Еще утром, как только я узнала, что тут произошло, хотела с вами побеседовать.

— Почему же вы этого не сделали?

— Наверное, потому, что не хотела бы, чтобы имя мужа фигурировало в этой истории.

Мегрэ не спускал с нее глаз. Он отметил, что взгляд женщины ни разу не скользнул по комнате. Своим безразличным видом она старалась показать, что совершенно не любопытна.

— Когда вы были здесь в последний раз?

Она снова слегка покраснела, но по-прежнему хорошо владела собой.

— Вы и это знаете? Но вам никто не мог об этом сказать, даже мадам Карне.

Она на секунду задумалась, но тут же нашла ответ на свой собственный вопрос.

— Безусловно, я не произвожу впечатление человека, впервые попавшего в эту квартиру, тем более в такую, где накануне совершено преступление?

Люка сидел теперь на софе, почти на том самом месте, где утром было найдено тело Луизы Филон. Мадам Гуэн расположилась в кресле

Мегрэ стоял, опираясь спиной на искусственный камин.

— В конце концов это неважно. Сейчас я вам все объясню. Как-то месяцев семь-восемь назад, ночью, особа, жившая здесь, обезумев от страха, позвонила мне, поскольку у мужа, находившегося у нее, произошел сердечный приступ, и он потерял сознание.

— Когда вы пришли, он находился в спальне?

— Да. Я оказала ему первую помощь.

— Вы изучали медицину?

— До замужества я работала медицинской сестрой.

С самого начала Мегрэ не мог определить, к какой социальной среде принадлежит мадам Гуэн Теперь он понял, на чем основана эта уверенность в себе.

— Продолжайте.

— Это почти все. Я хотела позвонить одному из наших друзей — он врач, но Этьен пришел в себя и запретил мне вызывать кого-либо.

— Он удивился, обнаружив вас у своей постели?

— Нет. Он всегда и обо всем говорил мне. Не скрывал ничего. В ту ночь он поднялся со мной наверх и спокойно уснул.

— Тот приступ произошел с ним впервые?

— Года три назад тоже произошла подобная история, но менее опасная.

Она по-прежнему держалась так спокойно и уверенно, что можно было подумать, что мадам Гуэн в костюме медсестры находится у постели больного. Если кто и удивлялся, так это Люка, который не знал подробностей дела и не понимал, как женщина вообще может так спокойно говорить о любовнице собственного мужа.

— Почему вы решили поговорить со мной сегодня? — спросил Мегрэ.

— Консьержка сказала, что вы хотите поговорить с мужем. И я подумала: нельзя ли этого избежать? Не смогу ли я снабдить вас аналогичными сведениями? Вы знаете профессора Гуэна?

— Только понаслышке.

— Это необыкновенный человек. Таких, как он, — единицы.

Комиссар согласно кивнул головой.

— Он всю жизнь посвятил своей работе, и она для него — настоящее призвание. Кроме того, что ему приходится делать в больнице Кошена, случается, он проводит три-четыре операции в день, а вы, наверняка, знаете, как тонки эти операции. За них не берется ни один врач. Так что ничего удивительного, что я взяла на себя все остальные заботы, стараясь оградить его от повседневной суеты.

— После смерти Луизы Филон вы видели вашего мужа?

— Он приходил пообедать. Утром же, когда он уходил, мы ничего еще не знали.

— Как он воспринял сообщение о ее смерти?

— Это было сильным ударом для него.

— Он любил ее?

С минуту мадам Гуэн смотрела на Мегрэ, не произнося ни слова. Потом бросила быстрый взгляд на Люка, чье присутствие ее явно смущало.

— Мне кажется, господин комиссар, насколько я о вас слышала, вы человек, способный понять многое. В том числе и то, почему я хочу избежать огласки. Профессор принадлежит к той категории людей, которых не должны касаться сплетни, а его работа слишком валена для людей, чтобы обременять его повседневными заботами.

Услышав — слова «повседневные заботы», Мегрэ невольно посмотрел на то место, где еще сегодня утром лежал труп Луизы Филон.

— Если позволите, я вкратце опишу его характер.

— Будьте любезны.

— Вы, вероятно, знаете, что он родился в Севенне, в бедной крестьянской семье?

— Я знаю лишь, что он из крестьянской семьи.

— То, чего он добился, произошло исключительно благодаря его собственному уму и сильной воле. Без всякого преувеличения можно сказать, что у него никогда не было детства. Вы понимаете, что я этим хочу сказать?

— Прекрасно понимаю.

— У него попросту природный дар. Хоть я и его жена, но рискну утверждать, что он — гений. И многие говорят это, и еще будут говорить.

Мегрэ одобрительно кивал.

— У большинства людей странное отношение к гениям. Они считают вполне нормальным, что те отличаются от всех умом и профессиональными способностями. Никого из больных не удивляет, например, то, что профессор Гуэн поднимается в два часа ночи, чтобы провести операцию, которую только он в состоянии сделать, а ровно в девять утра он должен быть в больнице у своих пациентов. Однако все эти больные будут шокированы, если узнают, что профессор Гуэн отличается от них и в остальных вопросах.

Мегрэ догадался, куда она клонит, но предпочел, чтобы мадам Гуэн закончила свою мысль. Она сделала это с полным самообладанием.

— Его никогда не интересовали мелкие жизненные радости. У него и друзей-то нет. Не припомню, когда он в последний раз ездил в отпуск. Его жизненная сила и энергия поразительны. Но единственным способом снять это напряжение для него являются лишь женщины.

Она бросила быстрый взгляд на Люка и снова обратилась к Мегрэ.

— Надеюсь, вас это не шокирует?

— Абсолютно нет.

— Вы понимаете, о чем я говорю? Профессор не из тех людей, что способны ухаживать за женщинами. Он просто не любит этого, да у него и не хватает терпения. Ему нужна от женщины только грубая физическая близость, и вряд ли он когда-либо в жизни влюблялся.

— В вас он тоже не был влюблен?

— Я сама часто задумывалась над этим. Понятия не имею. Мы поженились двадцать лет назад. Когда мы познакомились, он был холостяком и жил один со старой служанкой.

— В этом доме?

— Да. Он снял эту квартиру случайно, когда ему было тридцать лет, и ему не приходило в голову сменить ее, даже когда он стал профессором в больнице Кошен, находящейся на другом конце города.

— Вы работали в больнице вместе с ним?

— Да. Думаю, что я могу быть с вами откровенной? Долгое время он не обращал на меня ни малейшего внимания. Я, конечно, знала, как и все в больнице, что через его постель прошло большинство сестер. Но на следующий день он забывал об этом. Однажды ночью, когда я дежурила и мы оба ждали результата одной очень сложной операции, которая длилась три часа… тогда мы и стали близки.

— Вы его любили?

— Думаю, что да. Во всяком случае, восхищалась им, как и все медсестры. И меня очень удивило, когда через несколько дней он пригласил меня пообедать в один ресторанчик на Фабур Сен-Жак. Спросил, замужем ли я. Раньше это его не интересовало. Потом спросил, чем занимаются мои родители, я ответила, что отец мой рыбак в Бретани. Вам не скучно?

— Нет, отчего же.

— Мне так бы хотелось, чтобы вы все поняли.

— Вы не боитесь, что муж, вернувшись, удивится, не застав вас дома?

— Прежде чем спуститься к вам, я позвонила в клинику Сен-Жозеф, где он оперирует. Раньше половины восьмого он не вернется.

Было только четверть седьмого.

— О чем это я говорила? Ах, да, мы вместе обедали, и Гуэн спрашивал, чем занимается мой отец. Сейчас мне понятно, почему он об этом спрашивал, и мне не хотелось, чтобы вы ошиблись. Он успокоился и даже был доволен, что я происхожу из такой же простой семьи, как и он. Ведь никто не знает, как он страшно, я бы даже сказала болезненно, смущается, когда встречает людей, принадлежащих к иному социальному слою. Думаю, что именно из-за этого он не женился до сорока лет, и, как говорится, не вращался в обществе.