Артур Дойл - Лучшие классические детективы в одном томе (сборник)

Розанна вскочила и стала смотреть в ту сторону, откуда слышался голос. Я сам собирался уже подняться, но тут меня испугала внезапная перемена в лице девушки.

Лицо ее покрылось таким прекрасным румянцем, какого я никогда не видел у нее прежде; она как будто вся просияла от безмолвного и радостного изумления.

– Кто это? – спросил я.

Розанна повторила мой же вопрос.

– О! Кто это? – сказала она тихо, скорее про себя, чем говоря со мною.

Я повернулся и стал смотреть в ту сторону. Из-за дюн показался молодой человек с блестящими глазами, в прекрасном светло-коричневом костюме, в таких же перчатках и шляпе, с розаном в петлице и с улыбкой на лице, которая могла бы вызвать в ответ улыбку даже у Зыбучих песков. Прежде чем я успел стать на ноги, он прыгнул на песок возле меня, обнял меня за шею, по иностранному обычаю, и так крепко, что из меня чуть дух не вылетел.

– Милый Беттередж, – сказал он, – я должен вам семь шиллингов и шесть пенсов. Теперь вы знаете, кто я?

– Господи, спаси нас и помилуй!

Это был мистер Фрэнклин Блэк, приехавший на четыре часа ранее того, чем мы его ожидали.

Прежде чем я успел сказать хоть слово, я увидел, что мистер Фрэнклин с удивлением смотрит на Розанну. Следуя его примеру, я тоже посмотрел на девушку. Она покраснела больше прежнего – может быть, потому, что заметила взгляд мистера Фрэнклина, – повернулась и вдруг ушла от нас в замешательстве, совершенно для меня непонятном, не поклонившись молодому джентльмену и не сказав мне ни слова, что совсем не походило на нее: более вежливой и приличной служанки трудно было найти.

– Какая странная девушка! – сказал мистер Фрэнклин. – Желал бы я знать, что такого удивительного нашла она во мне?

– Я полагаю, сэр, – ответил я, подтрунивая над континентальным воспитанием нашего молодого джентльмена, – ее удивил ваш заграничный лоск.

Я привел здесь небрежный вопрос мистера Фрэнклина и мой глупый ответ в утешение и поощрение всем глупым людям, – ибо я приметил, что ограниченным людям служит большим утешением сознание, что и те, которые умнее их, при случае поступают не лучше, чем они. Ни мистеру Фрэнклину с его удивительным заграничным воспитанием, ни мне, в моих летах, с моей опытностью и природным умом, не пришло в голову, что значило непонятное смущение Розанны Спирман. Мы перестали думать о бедняжке, прежде чем скрылся за дюнами ее серый плащ. Что ж из этого? – спросите вы весьма естественно. Читайте, добрый друг, терпеливо, и, может быть, вы пожалеете Розанну Спирман, так же как пожалел ее я, когда узнал всю правду.

Когда мы остались одни, я прежде всего сделал третью попытку приподняться с песка. Мистер Фрэнклин остановил меня.

– В этом зловещем месте есть одно преимущество, – сказал он, – мы здесь одни. Не вставайте, Беттередж, я должен сказать вам кое-что.

Покуда он говорил, я смотрел на него и старался найти сходство с мальчиком, которого помнил, в мужчине, находившемся передо мною. Мужчина сбил меня с толку. Как я ни смотрел, я так же мало мог бы узнать румяные щечки мальчика, как и его детскую карточку. Теперь лицо мистера Фрэнклина было бледным, а подбородок покрылся, к моему величайшему удивлению и разочарованию, кудрявой каштановой бородкой и усами. Его живая развязность была очень приятна и привлекательна, я с этим согласен, но она не могла сравниться с его прежней непринужденностью обращения. Что еще хуже: он обещал сделаться высоким – и не сдержал обещания. Он был гибок, строен и хорошо сложен, но ему не хватало дюйма-двух до среднего роста. Словом, он совершенно обманул мои ожидания. Годы не оставили в нем ничего прежнего, кроме прямого, открытого взгляда. В этом я опять узнал нашего милого мальчика и этим заключил свои исследования.

– Добро пожаловать в родные места, мистер Фрэнклин! – сказал я. – Тем приятнее видеть вас, что вы приехали несколькими часами ранее, чем мы ожидали.

– У меня была причина приехать раньше, мистер Беттередж, – ответил мистер Фрэнклин. – Я подозреваю, Беттередж, что последние три-четыре дня за мной в Лондоне следили, и я приехал с утренним, а не с последним поездом, потому что мне хотелось ускользнуть от одного иностранца зловещего вида.

Слова эти чрезвычайно удивили меня. В голове моей промелькнула, как молния, мысль о трех фокусниках и о предположении Пенелопы, что они могут нанести какой-то вред мистеру Фрэнклину Блэку.

– Кто следил за вами, сэр, и почему? – спросил я.

– Расскажите мне о трех индусах, которые были у вас сегодня, – продолжал мистер Фрэнклин, не обращая внимания на мой вопрос. – Может быть, Беттередж, мой иностранец и три фокусника окажутся друг другу сродни.

– А как вы узнали о фокусниках, сэр? – спросил я, отвечая на вопрос вопросом.

Я сознаю, что это был очень дурной тон. Но ведь вы не ожидаете многого от бедной человеческой натуры, – не ожидайте же многого и от меня.

– Я видел Пенелопу, – продолжал мистер Фрэнклин, – и она рассказала мне. Ваша дочь обещала сделаться хорошенькой, Беттередж, и сдержала свое обещание. У Пенелопы маленькие уши и маленькие ноги. Разве покойная миссис Беттередж обладала этими неоценимыми преимуществами?

– Покойная миссис Беттередж обладала множеством недостатков, сэр, – сказал я. – Один из них, – если вы позволите упомянуть о нем, – состоял в том, что она всегда отвлекалась. Она скорее походила на муху, чем на женщину; она не могла ни на чем сосредоточиться.

– Она мне очень подошла бы, – заметил мистер Фрэнклин. – Я также не могу ни на чем сосредоточиться. Беттередж, вы сделались еще остроумнее прежнего. Ваша дочь упомянула об этом, когда я расспрашивал ее подробно о фокусниках. «Батюшка вам все расскажет, сэр, он удивительный человек для своих лет и выражается бесподобно», – собственные слова Пенелопы; при этом она божественно покраснела. При всем моем уважении к вам я не удержался от того, чтобы… Впрочем, это пустяки; я знал ее, когда она была ребенком, и она не сделалась от этого для меня хуже… Будем говорить серьезно. Что делали тут фокусники?

Я был не совсем доволен своей дочерью – не за то, что она разрешила мистеру Фрэнклину поцеловать себя – мистеру Фрэнклину это дозволено, – но за то, что она заставила меня рассказывать эту глупую историю. Однако делать было нечего, пришлось пересказывать все обстоятельства. Веселость мистера Фрэнклина пропадала по мере того, как я говорил. Он сидел, нахмурив брови и дергая себя за бороду. Когда я кончил, он повторил два вопроса, которые главный фокусник задал мальчику, – вероятно, для того, чтобы хорошенько запечатлеть их в своей памяти.

– «По этой дороге, а не по другой поедет сегодня англичанин? Имеет ли англичанин это при себе?» Я подозреваю, – сказал мистер Фрэнклин, вынимая из кармана маленький запечатанный пакет, – что это значит вот что: это, Беттередж, значит – знаменитый алмаз моего дяди Гернкастля.

– Великий боже, сэр! – вскричал я. – Как к вам попал алмаз нечестивого полковника?

– Нечестивый полковник в своем завещании отказал этот алмаз в подарок кузине моей Рэчел ко дню ее рождения, – ответил мистер Фрэнклин, – а мой отец, как душеприказчик нечестивого полковника, поручил мне привезти его сюда.

Если бы море, бесшумно заливавшее Зыбучие пески, вдруг превратилось перед моими глазами в сушу, сомневаюсь, удивило бы меня это более, чем слова мистера Фрэнклина.

– Полковник отказал алмаз мисс Рэчел? – воскликнул я. – А ваш отец, сэр, душеприказчик полковника? Ну, готов биться об заклад на что угодно, мистер Фрэнклин, что ваш отец не захотел бы дотронуться до полковника даже щипцами!

– Здорово сказано, Беттередж! Что дурного можно сказать о полковнике? Он принадлежал к вашему времени, не к моему. Расскажите мне, что вы знаете о нем, а я расскажу вам, как отец мой сделался его душеприказчиком, и еще кое о чем. Я узнал в Лондоне кое-что новое и не совсем благовидное о моем дяде Гернкастле и его алмазе, и я хотел бы знать, подтвердите ли вы это. Вы назвали его сейчас «нечестивым». Поройтесь-ка в вашей памяти, старый друг, и скажите мне – почему?

Видя, что он говорит серьезно, я рассказал ему все, что знал.

Вот сущность моего рассказа, приводимая здесь единственно для вас. Будьте внимательны, а то вы совсем собьетесь с толку, когда мы зайдем подальше в этой истории. Выкиньте из головы детей, обед, новую шляпку и что бы там ни было. Постарайтесь забыть политику, лошадей, биржевой курс Сити и неприятности в вашем клубе. Надеюсь, вы не рассердитесь на мою смелость; я пишу это только для того, чтобы возбудить ваше внимание, любезный читатель. Боже! Разве я не видел в ваших руках величайших авторов, и разве я не знаю, как легко отвлекается ваше внимание, когда его просит у вас книга, а не человек?