Уилки Коллинз - Мой ответ - нет

— Это Эмили возвращается, — сказала Франсина.

— И кажется, торопится, — заметила Сесилия.

Эмили даже не смотрела на Франсину. Она была явно огорчена. Сесилия встала, испугавшись. Ей прежде всех Эмили поверяла свои семейные беспокойства.

— Дурные известия от вашей тетушки? — спросила она, когда девушка приблизилась.

— Нет, милая моя; совсем никаких известий.

Эмили нежно обняла подругу.

— Настала пора, Сесилия, — сказала она, — мы должны проститься.

— Разве миссис Рук уже здесь? Вы уезжаете?

— Это вы уезжаете, — грустно ответила Эмили. — За вами прислали гувернантку. Мисс Лед занята в классной и не может видеть ее, — а она все рассказала мне. Не пугайтесь. Дурных известий из дома нет. Только планы ваши изменены.

— Изменены? — повторила Сесилия. — В каком отношении?

— В очень приятном. Вы едете путешествовать. Отец ваш желает, чтобы вы поспели в Лондон к вечернему поезду во Францию.

Сесилия угадала, что случилось.

— Моя сестра нездорова, — сказала она, — и доктора посылают ее за границу.

— На Сен-Морицкие ванны, — прибавила Эмили. — Вы знаете, как Джулия вас любит. Она не хотела и слышать об отъезде, если вы не поедете с ней. Квартира на ваннах уже нанята.

— Я очень рада ехать с Джулией, — с жаром ответила Сесилия. — Я думала о вас, душечка.

Ее нежная натура, ужасавшаяся суровых трудностей жизни, ужасалась теперь жестокости близкой разлуки.

— Я думала, что мы проведем вместе еще несколько часов, — сказала она, — зачем нас так торопят? В Лондон с нашей станции поезд идет довольно поздно.

— Есть скорый поезд, — напомнила ей Эмили, — и вы поспеете к нему, если тотчас поедете.

Она взяла руку Сесилии и прижала ее к груди.

— Благодарю вас опять и опять, за все, что вы сделали для меня. Увидимся мы или нет, но пока я жива, я буду вас любить. Не плачьте.

Она сделала усилие и вернула свою обычную веселость.

— Постарайтесь быть так же спокойны сердцем, как я. Думайте о вашей сестре — не думайте обо мне. Только поцелуйте меня.

Сесилия заплакала.

— О, моя милочка, я так беспокоюсь о вас! Я так боюсь, что вы будете несчастливы с этим старым эгоистом — в этом скучном доме. Откажитесь, Эмили. У меня довольно денег для нас обеих. Поезжайте за границу со мной. Почему же нет? Вы всегда хорошо сходились с Джулией, когда приезжали к нам на праздники. О, моя дорогая! Моя дорогая! Что я буду делать без вас?

— Наши пути в жизни расходятся, — сказала Эмили. — Но всегда остается надежда встретиться опять.

Сесилия еще крепче обняла ее.

— Нет ни малейшей причины, Сесилия, тревожиться о моей будущности, — успокаивала ее Эмили. И пошутила: — Я намерена сделаться фавориткой сэра Джервиса Редвуда.

Неожиданно Эмили запнулась. К девушкам подходила гувернантка.

— Еще один поцелуй, дорогая, — попросила Сесилия. — Мы не должны забывать счастливых часов, проведенных вместе. Мы должны постоянно писать друг другу.

Эмили не выдержала.

— О, Сесилия! Оставь меня ради бога, я больше не могу переносить этого.

Гувернантка развела их. Эмили опустилась на стул, с которого только что встала ее подруга.

— Предпочли ли бы вы быть на моем месте? — спросила Франсина после некоторого молчания. — Не имея ни души, любящей вас?

Эмили подняла голову. Франсина стояла возле нее, обрывая листья розы, которая упала из букета Сесилии.

Эмили посмотрела на нее. В глазах мисс де Сор не было ответной доброты, а только мрачная терпеливость, которую грустно было видеть в таком молодом существе.

— Вы с Сесилией будете переписываться, — сказала она. — Я полагаю, что в этом есть некоторое утешение. Когда я уехала с острова, от меня рады были освободиться. Мне сказали: «Телеграфируй, когда благополучно приедешь в школу мисс Лед». Видите, мы так богаты, что издержки на телеграмму в Вест-Индию ничего для нас не значат. Притом телеграмма имеет преимущество над письмом. Ее недолго прочесть. Я, конечно, напишу домой; но они не спешат и я не спешу. Школа закрывается, вы уезжаете в одну сторону, я в другую — и кому какое дело, что будет со мной? Только безобразной старой содержательнице школы, которой платят, чтобы она заботилась обо мне. Желала бы я знать, зачем я все это говорю? Затем ли, что вы нравитесь мне? Не знаю, нравитесь ли вы мне больше, чем я нравлюсь вам. Когда я желала подружиться с вами, вы обошлись со мною холодно; я не намерена навязываться вам. Я не особенно вас люблю. И все-таки… Могу я написать вам в Брайтон?

— Как вы можете спрашивать? — ответила Эмили дружелюбно.

— Оставим это «как»! Да или нет, вот все, что мне нужно от вас.

— О, Франсина! Из чего вы созданы? Из плоти и крови? Или из камня и железа? Разумеется, пишите мне — и я буду вам отвечать.

— Благодарю. Вы останетесь здесь под деревьями?

— Да.

— Совсем одна?

— Совсем одна.

— Без всякого дела?

— Я буду думать о Сесилии, — ответила Эмили.

Франсина пристально посмотрела на нее.

— Не говорили ли вы мне вчера, что вы очень бедны? — спросила она.

— Говорила.

— Так бедны, что принуждены зарабатывать на свое пропитание?

— Да.

Франсина опять посмотрела на нее.

— Вы, наверное, не поверите мне, — сказала она, — но я хотела бы быть на вашем месте.

Она отвернулась и направилась к дому.

Не успела Эмили подняться, как к ней подошла служанка и подала визитную карточку с именем сэра Джервиса Редвуда. Под именем было написано карандашом: «Миссис Рук должна проводить мисс Эмили Браун». Путь к новой жизни наконец открылся!

Она подняла глаза от карточки. Служанка ушла. Албан Моррис ждал поодаль — ждал молча, в надежде, что она приметит его.

Первым побуждением Эмили было уйти от учителя рисования. Через минуту доброе чувство одержало верх. Прощальный разговор с Сесилией оставил влияние, благоприятное для Албана Морриса. Это был день пожеланий и всеобщей разлуки. Может быть, он только пришел проститься. Она подошла подать ему руку. Он остановил ее, указав на карточку сэра Джервиса Редвуда.

— Могу я сказать слово, мисс Эмили, об этой женщине? — спросил он.

— Вы говорите о миссис Рук? Вы знакомы с нею?

— Я совсем ее не знаю. Я встретил ее случайно, когда она шла сюда. Если бы миссис Рук только попросила меня указать ей дорогу к школе, я не беспокоил бы вас в эту минуту. Но она пристала ко мне с разговором и сказала то, что мне кажется, вам надо знать. Вы прежде слышали что-нибудь об экономке сэра Джервиса Редвуда?

— Моя подруга — мисс Сесилия Вайвиль — сказала мне, что она служит в его доме.

— А говорила вам мисс Сесилия, что миссис Рук была знакома с вашим отцом или с кем-нибудь из ваших родных?

— Нет.

Албан размышлял.

— Это естественно, — продолжал он, — что миссис Рук решила узнать о вас. Но вот только почему она спросила меня и о вашем отце?

Интерес Эмили тотчас был возбужден. Она вернулась к стульям.

— Расскажите мне, мистер Моррис, в точности, о чем спрашивала эта женщина.

Албан приметил природную грацию ее движений, когда она подала ему пример и села, приметил легкий румянец на ее лице, вызванный тревожным желанием узнать, что он еще скажет ей. Он невольно любовался ею.

— Вы колеблетесь? — спросила она. — Разве миссис Рук сказала что-нибудь о моем отце, чего я не должна слышать?

— Нет, ничего подобного!

— Вы как будто конфузитесь.

Память учителя вернулась к прошлому — напомнила неуместную страсть его юности и жестокое оскорбление, нанесенное ему. Его гордость расшевелилась. Не делает ли он себя смешным? Пылкое биение сердца почти душило его. Он взял себя в руки и обратился к Эмили с непринужденной вежливостью светского человека.

— Прошу извинения, мисс Эмили. Если бы миссис Рук просто спросила меня, живы ли ваши родители, я приписал бы этот вопрос простому любопытству пустой женщины и ничего не подумал бы об этом. Но она сказала: «Может быть, вы можете сказать мне — жив ли отец мисс Эмили». Тут она остановилась и вдруг переменила вопрос таким образом: «Живы ли родители мисс Эмили?» Возможно, я делаю из мухи слона; но я подумал в то время (и теперь еще думаю), что она имела какую-нибудь особенную причину осведомляться о вашем отце, и не желая по каким-то причинам, чтобы я приметил это, переменила вопрос так, что включила в него и вашу мать. Не находите ли вы это натянутым включением?

— И как вы ответили ей? — спросила Эмили.

— Я не мог доставить ей никаких сведений.

— Позвольте мне сообщить вам эти сведения, мистер Моррис. Я лишилась своих родителей.

— Давно ли умер ваш отец?

— Около четырех лет, — ответила девушка. — Это был самый великодушный человек на свете; миссис Рук, может быть, спросила о нем из признательности. Может быть, он был добр к ней когда-то — и она помнит это с благодарностью. Как вы думаете?