Найо Марш - Пение под покровом ночи

Капитан Бэннерман засунул руки в карманы кителя и уставился на вновь прибывшего пассажира. Аллейн не понравился капитану с первого взгляда, ибо не соответствовал его представлению о сером детективе, к тому же и говорил с чертовски шикарным акцентом, вовсе не подходящим для полицейского, хотя бы и старшего инспектора. Сам Бэннерман с трудом скрывал свой провинциальный выговор.

— Ну, значит, вы тот самый старший инспектор полиции Аллейн. Если я все правильно понял, вы должны объяснить мне, в чем дело. Хорошо, если бы вы с этого начали.

— Очевидно, сэр, вы проклинаете меня с того момента, как получили радиограммы, — сказал Аллейн.

— Ну, не то чтобы проклинаю…

— Прекрасно понимаю, что причиняю вам огромные неудобства, но единственное объяснение всему этому звучит примерно так: дело не терпит ни малейшего отлагательства.

— Ээ-этоо-о… — капитан Бэннерман нарочито растягивал гласные.

— Это убийство. Точнее, несколько убийств.

— Несколько убийств? Позвольте, уж не о том ли субъекте идет речь, который поет и оставляет после себя цветы?

— О нем самом.

— Но, черт побери, какое он имеет отношение к моему судну?

— Есть все основания предполагать, что он на борту вашего судна.

— Нелепица.

— Вы правы. Это на самом деле похоже на нелепицу.

Капитан Бэннерман вынул руки из карманов, подошел к иллюминатору и выглянул наружу. Туман рассеялся, и теперь «Феревелл» шел полным ходом вперед.

— Ну и дела! — воскликнул он каким-то изменившимся голосом. — Вот какую нынче тебе дают команду. Убийцы!

— Ради бога не думайте, будто это кто-то из команды.

— Со стюардами я уже был в трех плаваньях.

— И не из стюардов. Разве что вашим матросам и стюардам дают посадочные талоны.

— Уж не хотите ли вы мне сказать, что у меня на борту убийца-пассажир?

— Это больше похоже на истину.

— Минутку. Давайте присядем и выпьем. Я бы сходу усек, будь это один из них.

Аллейн сел, но выпить отказался. Капитану было явно не по себе, и Аллейну пришлось сказать:

— Но это вовсе не значит, что я собираюсь арестовать вас.

— Ну, вам бы вряд ли это удалось. Пока мы в открытом море. Вряд ли.

— К счастью, в данный момент эта проблема перед нами не стоит. Итак, позвольте вас ознакомить вкратце с этим делом, вернее, с его частью, непосредственно связанной с моим пребыванием на вашем судне.

— Именно этого я от вас и жду.

Капитан Бэннерман сел, сложил на коленях руки и уставился на Аллейна.

— Полагаю, в какой-то мере вы с этим делом уже знакомы, — начал тот, в упор глядя на капитана. — О нем много писали в газетах. За минувшие тридцать дней вплоть до одиннадцати часов прошлого вечера было зарегистрировано два убийства. Они, как мы склонны думать, совершены одним и тем же человеком и могут оказаться началом целой серии запрограммированных убийств. В обоих случаях жертвами убийцы были женщины. В обоих случаях они были задушены и у них на груди разбросали цветы. Однако я ни в коем случае не стану перегружать вас подробностями. За несколько минут до отплытия вашего судна была обнаружена третья жертва. Ее нашли в темном закутке аллеи, которая ответвляется от главного прохода, соединяющего автостоянку с причалом, где вы стояли на якоре. Ею оказалась девушка из цветочного магазина — она несла корзину цветов для одной вашей пассажирки, миссис Диллинтон-Блик. Ее ожерелье из искусственного жемчуга было разорвано, на груди, как обычно, разбросаны цветы.

— А пение было?

— Что? Ах да, эта самая деталь, со всех сторон обыгрываемая прессой. Его слышали в ночь первого убийства, пятнадцатого числа прошлого месяца. Тогда, как вы помните, жертвой оказалась Берил Коэн, владелица небольшой лавочки на Ворвик-роуд, прирабатывающая проституцией. Ее обнаружили в собственной спальне в переулке за Паддингтон-роуд. Жилец с верхнего этажа показал, что слышал, как где-то около десяти от нее выходил посетитель. По словам свидетеля, он пел.

— Какая мерзость, — не выдержал капитан Бэннерман. — И что же он пел?

— Арию Маргариты с жемчугом из «Фауста» Гуно. Голос — альт.

— У меня баритональный бас, — как бы невзначай ввернул капитан. — Могу петь в ораториях.

— Вторая жертва была всеми уважаемая старая дева по имени Маргарет Слеттерс, — продолжал Аллейн. — Ее нашли задушенной в ночь на двадцать пятое января в Фулхэме. Ночной сторож, дежуривший возле склада поблизости от того места, показал, что слышал, как в предполагаемое время ее смерти кто-то пел высоким голосом «Жимолость и пчела».

Аллейн замолк. Капитан Бэннерман сверлил его недобрым взглядом.

— Как выяснилось, матрос, стоявший прошлой ночью на вахте у вашего трапа, тоже слышал пение в тумане. Он сказал, что голос был какой-то странный. Разумеется, петь мог подвыпивший матрос или кто-то еще. Мелодия оказалась ему незнакомой.

— Постойте. Вот вы говорите про прошлый вечер, а откуда вы взяли, что ее задушил…

— В левой руке девушки был зажат обрывок посадочного талона, которым снабжает пассажиров ваша компания. Насколько мне известно, к талону обычно прикалывают билет, и офицер, в чью обязанность входит проверять билеты, оставляет посадочные талоны у пассажиров. Эти талоны в общем не нужны, но большинство пассажиров считает их проездными документами и сохраняет. Увы, на том обрывке была лишь часть слова «Феревелл» и дата.

— А фамилия?

— Ее не было.

— Вот видите. Я же сказал, что это нелепица. — Капитан Бэннерман облегченно вздохнул.

— Но это дает основание сделать вывод, что жертва, боровшаяся перед смертью с убийцей, оторвала клочок талона, который был у него в руке. Другая часть либо осталась у него, либо ее унесло ветром.

— Но ведь могло случиться, что убитая схватила эту бумажку, когда ее несло ветром по причалу.

— Могло.

— Что я считаю вероятней всего. Ну а вторая половина?

— Когда я выезжал утром в Портсмут, вторая половина талона еще не была найдена.

— Вот видите!

— Но если у ваших пассажиров сохранились посадочные талоны…

— Почему они должны у них сохраниться?

— Если не возражаете, обсудим этот вопрос чуть позже. Итак, группа из Ярда прибыла на место происшествия и произвела свои обычные расследования. Мы связались с представителями вашей компании, которые больше всего на свете опасались, чтобы ваше судно не задержали…

— Никогда бы такого не допустил! — вырвалось у капитана.

— Однако мое начальство пришло к выводу, что у нас нет достаточных оснований для того, чтобы задерживать отплытие и производить на судне обыск.

— Этого еще не хватало!

— Следовательно, было решено, что я поплыву с вами, по мере возможности сохраняя все в тайне.

— Ну а если вы не получите моего согласия? Что тогда?

— Думаю, вы не станете чинить нам препятствия. Но давайте предположим обратное: вы против каких бы то ни было расследований, я вам подчиняюсь — чего, разумеется, никогда не будет. Так вот, еще до того, как мы ступим на сушу, на борту будет труп.

Капитан Бэннерман уперся ладонями в колени и подался вперед, вплотную приблизив к Аллейну свое лицо цвета старого кирпича. У него были голубые и очень проницательные глаза — именно такие, какими сухопутные люди не без основания наделяют в своем воображении моряков.

— Вы хотите сказать, что этот парень еще не утихомирился и что он не вытерпит до конца плавания? — Капитан был явно раздражен.

— До сих пор он действовал с интервалами в десять дней, так что он вполне может возобновить свою деятельность где-то между Лас-Пальмасом и Кейптауном.

— Не верю. Не верю, что он на моем судне. Кстати, какой он из себя?

— То же самое я мог бы спросить и у вас.

— Я тут ни при чем.

— Это я к примеру. Закурить можно?

— Пожалуйста.

Капитан полез в карман за портсигаром.

— Свою трубку, если не возражаете. — Аллейн достал трубку и стал набивать ее табаком. — Такие случаи, с нашей точки зрения, самые каверзные. Благодаря кое-каким выработанным навыкам мы можем изловить шулера, афериста, вора или обычного убийцу. Те, как правило, ведут себя соответствующим образом и держатся своих. Что касается человека, который никогда в своей жизни не имел дела с полицией и который, возможно, лишь на склоне лет начал столь необычным способом сводить счеты с женщинами… — Аллейн развел руками. — Тут бы очень помог психиатр. Да ведь он ни за что к нему не обратится. Он единственный в своем роде образец. Только чего? Результата дурных семейных отношений или жертва деспотичной мамаши? А может, когда-то он получил удар футбольным мячом по голове? Или же над ним измывался школьный учитель? А что, если всему виной наследственная болезнь? По этому поводу можно лишь гадать, бесспорным же является то, что он существует. В повседневной жизни это может оказаться обычный, незаметный человечек, проживший в полном согласии с законом, ну, скажем, пятьдесят лет, шесть месяцев и один день. На второй день он попирает закон и становится убийцей. Наверное, и раньше в его поведении были какие-то аномалии, которые ему до сих пор хоть и с трудом удавалось скрывать. Но вот они вырвались из-под его контроля и сделали его своим рабом. Они вынуждают его совершать преступления. Он весь в их власти и не способен от нее освободиться. Таким образом, он превращается в убийцу.