Уилки Коллинз - Закон и женщина

Она хотела выйти, но я остановила ее. Она затронула меня за живое. Сомнение, брошенное ею на мой брак, было нестерпимо.

— Дайте мне адрес миссис Макаллан, — сказала я.

Гнев хозяйки уступил место удивлению.

— Неужели вы хотите отправиться к ней? — спросила она.

— Никто, кроме моей свекрови, не может сказать мне того, что мне нужно знать, — отвечала я. — Ваше открытие может казаться удовлетворительным вам, оно не кажется удовлетворительным мне. Почем мы знаем, что миссис Макаллан не была замужем два раза и что имя ее первого мужа не было Вудвил?

Изумление хозяйки в свою очередь уступило место любопытству. В сущности, как я уже сказала, она была добрая женщина, и, как у всех добрых людей, ее вспышки гнева были непродолжительны.

— Мне это и не пришло в голову, — сказала она. — Вот что. Если я дам вам адрес, обещаете вы рассказать мне по возвращении все, что узнаете?

Я дала требуемое обещание и взамен получила адрес.

— Вы не сердитесь? — спросила хозяйка с прежней фамильярностью.

— Нисколько, — ответила я так дружески, как только могла.

Десять минут спустя я была у двери квартиры моей свекрови.

К счастью для меня, дверь была отворена не хозяином дома, а глупой служанкой, которая впустила меня, не спросив даже моего имени. Сказав мне, что миссис Макаллан дома и одна, она повела меня наверх и ввела в гостиную без доклада.

Свекровь моя сидела перед рабочим столиком, занятая вязаньем. Увидев меня, она отложила работу в сторону, встала и сделала мне знак дать ей говорить первой.

— Я знаю, для чего вы пришли сюда, — сказала она. — Вы пришли для расспросов. Пощадите себя и меня. Я предупреждаю вас, что не буду отвечать на вопросы, касающиеся моего сына.

Это было сказано твердо, но не грубо. Я, в свою очередь, заговорила твердо:

— Я пришла сюда, сударыня, не для того, чтобы расспросить вас о вашем сыне. Я пришла, чтобы задать вам, если позволите, вопрос, касающийся вас самих.

Она устремила на меня пытливый взгляд поверх своих очков. Я, очевидно, удивила ее.

— Какой вопрос?

— Я только сегодня узнала, что ваше имя Макаллан. — Сын ваш женился на мне под именем Вудвила. Насколько мне известно, единственным честным объяснением этого противоречия может быть то, что вы были замужем два раза и что муж мой — ваш сын от первого брака. Дело идет о счастье всей моей жизни. Будете ли вы так добры, чтобы войти в мое положение? Я прошу вас сказать мне, не были ли вы замужем два раза и не было ли имя вашего первого мужа Вудвил?

Она подумала немного, прежде чем ответить.

— Ваш вопрос вполне естественен в вашем положении, — сказала она, — но мне кажется, что лучше не отвечать на него.

— Могу я спросить, почему?

— Конечно. Если бы я ответила вам, это повело бы к новым вопросам, на которые я положительно отказываюсь отвечать. Мне больно разочаровывать вас. Я повторяю то, что сказала вам во время прогулки: у меня нет других чувств к вам, кроме симпатии. Если бы вы посоветовались со мной до свадьбы, я охотно сказала бы вам всю истину. Но теперь поздно. Вы замужем. Я советую вам постараться быть счастливой и примириться с настоящим положением дел.

— Извините, сударыня, — возразила я. — При настоящем положении дел я не уверена, что я замужем. Я знаю только, что сын ваш женился на мне под чужим именем. Могу ли я быть уверена, что я законная его жена?

— Мне кажется, что в законности вашего брака не может быть сомнения, — сказала миссис Макаллан. — Во всяком случае, вы можете посоветоваться на этот счет с юристом. Если вам скажут, что брак ваш незаконен, — сын мой джентльмен. Каковы бы ни были его недостатки и проступки, он не способен обмануть умышленно женщину, которая любит его и верит ему. Он будет справедлив к вам и поправит свою ошибку. Я тоже буду справедлива к вам. Если закон будет против ваших справедливых притязаний, я отвечу вам на все вопросы, какие вам вздумается задать мне. Теперь же, считая вас законной женой моего сына, я говорю вам опять: постарайтесь быть счастливой. Удовольствуйтесь любовью и преданностью вашего мужа. Если вы дорожите своим покоем и счастьем своей будущей жизни, не старайтесь узнать более того, что вы знаете теперь.

И она села с видом женщины, сказавшей свое последнее слово.

Дальнейшие домогательства были бы бесполезны, я видела это по ее лицу. Я повернулась, чтобы выйти.

— Вы жестоки со мной, сударыня, — сказала я на прощание. — Но, делать нечего, я должна покориться.

Она подняла на меня глаза и сказала со вспышкой румянца на своем добром и красивом старом лице:

— Бог свидетель, дитя мое, что я жалею вас всем сердцем.

После этого странного проявления чувства она одной рукой взялась за работу, другой сделала мне знак удалиться.

Я молча поклонилась ей и вышла.

Входя в дом, я далеко не была уверена в своем будущем образе действий. Я вышла из него с твердой решимостью открыть тайну, которую мать и сын так упорно скрывали от меня. Что касается вопроса об имени, я поняла теперь то, что мне следовало бы понять с самого начала. Если бы миссис Макаллан была замужем два раза, как я предположила, она, без сомнения, обратила бы внимание на дважды произнесенное при ней имя ее первого мужа. Если все остальное было загадочно, одно было ясно: Юстас женился на мне под чужим именем.

Подходя к своей квартире, я увидела мужа, ходившего взад и вперед перед домом и, очевидно, поджидавшего меня. Я решилась сказать ему прямо, если он спросит меня, где я была и что произошло между мной и его матерью.

Увидев меня, он бросился ко мне навстречу. Лицо его было взволнованным.

— У меня есть просьба к тебе, Валерия, — сказал он. — Что ты скажешь, если я предложу тебе отправиться со мной в Лондон со следующим поездом?

Я взглянула на него. Я едва верила своим ушам.

— Мне необходимо побывать в Лондоне по одному делу, не касающемуся никого, кроме меня. Ты не желаешь отправиться в море немедленно, если я понял тебя. Оставить тебя здесь одну я не могу. Согласна ты съездить в Лондон дня на два?

Я не только была согласна, я была рада.

В Лондоне я могла узнать, законная ли я жена моего мужа или нет. В Лондоне я могла обратиться за советом и помощью к преданному старому клерку моего отца. Я могла довериться Бенджамену как никому другому. Как ни горячо я любила дядю Старкуэзера, мне не хотелось обращаться с моими затруднениями к нему. Жена его сказала мне, что я сделала дурное начало, записав в церковной книге не то имя, какое следовало. Сказать ли правду? Гордость не позволяла мне теперь признаться, что слова ее оправдались так скоро.

Спустя два часа мы были опять в поезде железной дороги. Как не похожа была эта вторая поездка на первую! На пути в Ремзгейт всякий мог угадать, что мы были новобрачной четой. На пути в Лондон никто не обращал на нас внимания, всем должно было казаться, что мы были женаты уже несколько лет.

Мы остановились в скромном отеле близ Портленд-Плейса.

На следующее утро после завтрака муж объявил мне, что ему необходимо отлучиться по делам. Я еще прежде говорила ему, что мне нужно сделать в Лондоне несколько покупок. Он охотно согласился отпустить меня одну, с условием, чтобы я взяла карету из отеля.

Мне было очень грустно в это утро, я мучительно чувствовала натянутость отношений между мной и мужем. Отворив уже дверь, чтобы выйти, Юстас неожиданно вернулся ко мне и поцеловал меня. Этот внезапный порыв нежности тронул меня. Под влиянием минутного побуждения я обняла его.

— Милый мой, — сказала я, — доверься мне. Я знаю, что ты любишь меня. Покажи, что ты можешь быть откровенным со мной.

Он горько вздохнул и отодвинулся от меня в горе, но не в гневе.

— Я думал, Валерия, что мы решили не возвращаться больше к этому предмету. Ты только напрасно тревожишь себя и меня.

И он поспешно вышел из комнаты, как будто боялся сказать больше, чем хотел. Лучше не говорить о том, что я почувствовала, когда он таким образом оттолкнул меня опять. Я немедленно приказала подать карету, надеясь переменой места и движением заглушить свои мысли.

Я отправилась сначала в лавки и сделала покупки, о которых говорила Юстасу, потом отдалась делу, которое было действительной целью моего выезда. Я поехала в виллу старого Бенджамена в окрестностях Сент-Джонз-Вуда.

Опомнившись от первого изумления, в которое я привела его своим неожиданным появлением, мой старый друг заметил, что я была бледна и озабочена. Я тотчас же созналась ему, что я в горе. Мы уселись перед ярким огнем камина в его маленькой библиотеке, и я рассказала ему откровенно все, о чем говорится на этих страницах.

Он был слишком поражен, чтобы говорить много. Он горячо пожал мою руку, горячо поблагодарил Бога за то, что отец мой не дожил до этого дня и ему не пришлось услышать то, что пришлось услышать его клерку. Затем, подумав немного, он повторил несколько раз вопросительным тоном имя моей свекрови: