Дороти Сэйерс - Рассказы о лорде Питере

Последнюю точку поставил садовник Уилльям Хоггарти. Он с искренностью, не вызывающей ни малейшего сомнения, утверждал, что простоял в проходе вблизи сада с половины второго до часа сорока, готовясь встретить хористов и показать им их места. За это время ни одна живая душа не спускалась по лестнице из картинной галереи и не заходила в гобеленовый зал. Начиная с часа сорока он сидел в проходе рядышком с Доддом, и мимо них никто не проходил, за исключением мистера Ли.

Вооружившись этими показаниями, можно было не сомневаться более в показаниях Джима Плейфеера, тем более что его партнерши рассказали, где он находился во время фокстрота и вальса, а также в перерыве между двумя этими танцами. В 1.28 или около того он видел Чармиан Грейл живой. В два часа две минуты ее нашли мертвой в гобеленовом зале. За это время в названное помещение не входил ни один человек, хотя незамеченным не мог остаться никто...

В 6 часов утра изможденным гостям разрешили разойтись по своим комнатам, поскольку в доме были выделены покои для всех, в том числе для тех, кто, подобно Беллингэмам, прибыл издалека: суперинтендант уведомил свидетелей о своем намерении снова приступить к допросу позднее в тот же день.

Новое дознание не дало результатов. Лорд Питер Уимзи не стал в нем участвовать. Вместо этого он и Бантер (который мастерски владел искусством фотографии) запечатлевали на пленку танцевальный зал и все смежные с ним помещения и коридоры со всех мыслимых точек, поскольку, как заметил лорд Питер, «никогда не знаешь заранее, что может оказаться полезным». Ближе к концу дня они удалились в подвал, где, пользуясь ванночками, химикалиями и специальной лампой, поспешно доставленными из ближайшей лавки, занялись проявлением отснятого.

— Вот и все, милорд,— объявил наконец Бантер, промокая последний отпечаток в воде и перенося его в фиксаж. — Теперь можно включить свет.

Уимзи подчинился, сощурившись после долгого пребывания в потемках.

— Ну и работенка! — сказал он. — А это что за тарелка с кровью?

— Специальный красный состав, которым надо покрывать обратную сторону снимков, чтобы избежать ореола, милорд. Вы могли заметить, как я смывал его, прежде чем погрузить отпечаток в проявочную ванну. Ореол, милорд, — это явление, при котором...

Но Уимзи не стал слушать дальше.

— Почему же я его раньше не заметил? — поинтересовался он. — Мне казалось, что это — обыкновенная вода.

— Так и должно быть при красном освещении. Белизна появляется ввиду отражения всего света, — поучительно произнес Бантер. — Однако когда имеется только красный свет, то белый и красный цвета становятся неразличимыми. Точно так же, если бы горел зеленый свет...

— Господи! — воскликнул Уимзи. — Погодите-ка, Бантер, дайте поразмыслить... Надо же! Плюньте на отпечатки! Побежали наверх!

Он бегом бросился в танцевальный зал, где теперь было совершенно темно, поскольку окна в южном коридоре были уже зашторены, и слабый свет декабрьских сумерек просачивался только через ряд окон вверху. Лорд Питер поспешил включить все три люстры в танцевальном зале. Из-за тяжелых дубовых панелей, вздымавшихся к потолку по обеим сторонам зала и во всех четырех его углах, лестница в дальнем конце северного коридора так и осталась неосвещенной. Затем загорелся четырехцветный светильник, свисавший в северном коридоре над двумя кушетками. Зеленый свет мигом затопил дальнюю половину коридора и лестницу; ближняя половина коридора сделалась желтой; к танцевальному залу устремились красные лучи, а стена коридора окрасилась в голубой цвет.

Уимзи покачал головой.

— Все равно не ошибешься... Если только — знаю! Бегите, Бантер! Надо вызвать сюда на минуточку мисс Карстерз и мистера Плейфеера.

Оставшись в одиночестве, Уимзи позаимствовал на кухне стремянку и тщательно исследовал крепление светильника. Все оказалось сделано на скорую руку: фонарь висел на крюке, ввинченном в балку; к нему вел провод с вилкой, вставленной в розетку в стене.

— Теперь дело за вами, — обратился Уимзи к подоспевшим гостям. — Произведем небольшой эксперимент. Садитесь-ка на эту кушетку, Плейфеер, как сидели ночью. К вашей же помощи, мисс Карстерз, я прибег потому, что на вас белое платье. Прошу вас, поднимитесь по лестнице в конце коридора, как поднималась ночью мисс Грейл. Мне хочется выяснить, произведет ли это на Плейфеера то же впечатление, что и тогда, — остальные гости, разумеется, не в счет.

Приглашенные подчинились. Уимзи пристально наблюдал за ними. Джим Плейфеер выглядел смущенным.

— Что-то тут не так, — признался он. — Не знаю, что именно, но все-таки разница налицо.

Джоун, выполнив порученный ей маневр, согласилась с Джимом.

— Часть времени я провела на второй кушетке, — поведала она, — и сейчас она кажется мне другой. Она как будто потемнела.

— Наоборот, посветлела, — возразил Джим.

— Отлично! — обрадовался Уимзи. — Такого разговора я и ожидал. А теперь, Бантер, поверните этот светильник влево примерно на четверть.

Через минуту Джоун вскрикнула:

— Вот, вот! Голубое освещение! Помнится, я еще подумала, что входящие с улицы бедняги-хористы выглядят совсем замороженными.

— А вы, Плейфеер?

— Точно! — удовлетворенно констатировал Плейфеер. — Вчера свет был красным. Я-то помню, до чего под ним было тепло и уютно.

Уимзи расплылся в улыбке:

— То-то и оно, Бантер! В чем состоит правило шахмат? Ферзь встает в клетку собственного цвета. Отыщите горничную из гардеробной и узнайте у нее, появлялась ли там миссис Беллингем между фокстротом и «сэром Роджером».

Спустя пять минут Бантер явился с ответом.

— Горничная говорит, что миссис Беллингэм не появлялась в гардеробной в указанное вами время, милорд, — доложил он. — Зато она видела, как та вышла из картинной галереи и побежала вниз, к гобеленовому залу, в тот самый момент, когда оркестр заиграл «сэра Роджера».

— То есть в двадцать девять минут второго, — заключил Уимзи.

— Миссис Беллингэм? — удивился Джим. — Но ведь вы сами говорите, что видели ее в танцевальном зале еще до половины второго! У нее не могло хватить времени, чтобы совершить убийство.

— Не могло, — подтвердил Уимзи. — Но Чармиан Грейл была убита задолго до этого. Вы видели на ступеньках Красного, а не Белого Ферзя. Достаточно узнать, почему миссис Беллингэм сказала неправду о том, где побывала, — и мы добудем истину.

— Весьма печальная история, милорд, — сообщил суперинтендент Джонсон несколькими часами позднее. — Мистер Беллингэм выложил все, как есть, стоило нам предупредить его, что у нас имеются показания, ставящие под подозрение его супругу. Как оказалось, мисс Грейл были известны о нем кое-какие факты, способные погубить его политическую карьеру. Много лет подряд она шантажировала его, вытягивая из него деньги. Вчера вечером она огорошила его новыми требованиями. Протанцевав вместе часть последнего вальса, они удалились в гобеленовый зал, где и произошла ссора. Он вышел из себя и поднял на нее руку. Он клянется, что не собирался причинить ей даже малейшую боль, но она принялась кричать, поэтому он схватил ее за горло, чтобы заставить замолчать и — по сути дела, случайно — задушил ее. Поняв, что он натворил, он поспешил вон, как во сне. Следующий танец он танцевал с женой. Он поведал ей о случившемся, и тут обнаружилось, что он забыл рядом с телом маленький скипетр, который он повсюду таскал с собой... Миссис Беллингэм, будучи отважной женщиной, вызвалась сходить за ним. Она проскользнула в тени под балконом для музыкантов — здесь никого не оказалось — и поднялась по лестнице в картинную галерею. Она не слышала, как ее окликнул мистер Плейфеер. Она пробежала через картинную галерею насквозь, спустилась по противоположной лестнице, отыскала скипетр и спрятала его под платьем. Потом она услышала рассказ Плейфеера и сообразила, что тот при красном освещении принял ее за Красного Ферзя. Ранним утром она нашла возможность повернуть светильник. Конечно, она стала укрывательницей преступления, однако мужу, имеющему такую жену, можно только позавидовать. Надеюсь, впредь ей удастся оставаться в тени.

— Аминь! — сказал лорд Питер Уимзи.

Мисс Сейерс попросила меня заполнить некоторый пробел, а заодно исправить несколько неточностей, вкравшихся в описание жизни и деятельности моего племянника Питера. Я с удовольствием это сделаю. Разумеется, каждый из нас мечтает увидеть в печати свое имя, тем не менее, выступая как лицо, причастное к триумфу моего племянника, я намерен проявить скромность, подобающую моему возрасту.

Семья Уимзи — старинная семья, я бы сказал даже — чересчур старинная. За всю свою жизнь отец Питера сделал единственную разумную вещь — соединил свой выродившийся род с мощной ветвью Делагардье. И несмотря на это мой племянник Джеральд (нынешний герцог Денверский) всего лишь тупоголовый английский сквайр, а моя племянница Мэри была не более чем легкомысленной и капризной глупышкой, пока не вышла замуж за полицейского и не взялась за ум. Питер, я рад это отметить, пошел в свою мать и в меня. Сказать по правде, он весь — нос и нервы, но это гораздо лучше, чем мускулы без мозгов, как его отец и брат, или комок эмоций, как сын Джеральда — Сент-Джордж. По крайней мере, ему повезло в том, что он унаследовал ум Делагардье — в противовес несчастному темпераменту Уимзи.