Жорж Онэ - Таинственная женщина

Они напрягали все свои способности, принимали всевозможные предосторожности, не полагаясь на удачу. Враг их был силен и опасен. Лихтенбах стал вхож в самые закрытые аристократические дома и в скором времени приобрел огромное влияние на партию, в которой лишь духовные лица отличались постоянством. После смерти жены, эльзаски, он поместил свою единственную дочь в пансион при церкви Сакре-Кер, где она получала строгое религиозное воспитание.

Хотя Лихтенбах и внушал страх, тем не менее его окружали почетом и вниманием в великосветском обществе, где влияние его упрочилось. Он оказывал разорившимся древним дворянским родам неоценимые услуги, ссужая их в критические моменты деньгами. Сам он, казалось, не имел никаких нужд, жизнь его отличалась крайней простотой. Он обитал в мрачном безмолвном доме на улице Барбе-де-Жуи с прислугой, привезенной из Лотарингии, которая большей частью говорила по-немецки. У себя он гостей не принимал, но каждый вечер сам выезжал и играл в вист – единственная роскошь, которую он себе позволял.

Контора его занимала два этажа небольшого дома напротив биржи. Тут он встречал своих высокопоставленных клиентов, тогда как ворота дома на улице Барбе-де-Жуи отворяли только для кареты хозяина. Он много ходил пешком, всегда мрачный и молчаливый. Банкир жил аскетом, хотя ему было не более сорока пяти лет.

Женщины, казалось, внушали ему какой-то безотчетный страх. Герцогиня Берне, оплатившая свои долги и избежавшая разорения благодаря удачным спекуляциям сурового Элиаса, сказала однажды в минуту откровенности: «Мне ужасно хотелось бы узнать получше этого Лихтенбаха. Он относится к женщинам до обидного сдержанно. Уж не знаю, объясняется ли это робостью или бессилием…» Несколько вечеров подряд она кокетничала с ним на глазах у своих друзей, но так ничего и не добилась, а потом неожиданно оставила эту затею. На ироничные вопросы окружающих герцогиня отвечала уклончиво: «Я только даром потеряла время!» Тем не менее все заметили, что обстановка в доме молодой женщины изменилась, что она сделала много крупных покупок и что, перестав заигрывать с банкиром публично, стала свободнее распоряжаться деньгами. То же было замечено и относительно некоторых других светских дам, молоденьких и очень хорошеньких.

Прибыв на улицу Прованс, военный министр выскочил из кареты с ловкостью юноши, миновал двор, вошел в контору и властно обратился к служащему:

– Господин Барадье у себя?

Молодой человек машинально вытянулся по-военному.

– Да, господин министр. Я сейчас ему доложу.

Он бросился к дверям, оставив министра в передней. Не прошло и нескольких минут, как дверь с шумом отворилась, и рыжий толстяк бросился к гостю с распростертыми объятиями.

– Ах, это вы, генерал… Вы были так добры, что сами… Пройдемте в кабинет.

Высокий гость направился в кабинет и, как только дверь за ним захлопнулась, воскликнул:

– Ах, бедные мои друзья! Какое несчастье!

– Мы страшно потрясены, – заговорил Граф, придвигая кресло гостю. – Садитесь, генерал, прошу вас…

– Кто сообщил вам об этом? – поинтересовался министр.

– Бодуан. Он прибежал сегодня совершенно расстроенный и сообщил страшную весть. Но как это случилось? Обстоятельства, при которых произошла катастрофа, еще трагичнее самого события. Мы не в состоянии разрешить ужасную загадку…

– Если бы Марсель был здесь! – простонал дядюшка Граф. – Он помог бы нам. Он так хорошо знал жизнь генерала Тремона, его привычки и увлечения…

– Увлечения? – спросил министр. – Вы хотите сказать, что тут замешана женщина, не правда ли?

– Именно, господин министр, – последовал ответ.

– Вы неверно судите об этом деле, – возразил старый солдат решительно, – интрижка тут ни при чем… Действительно, тут была замешана женщина, но у нее была особая роль… Несомненно, она оказалась звеном хорошо продуманного и очень ловко исполненного плана…

– Но с какой целью? – спросил Барадье. – Будьте откровенны с нами, господин министр. Возможно, сообща мы разгадаем эту трагическую загадку…

– Прекрасно. Я уверен, что все закрутилось вокруг открытия Тремона. И вдохновителем этого гнусного преступления, повлекшего убийство дорогого нам человека и замечательного ученого… я склонен считать – но пусть это останется между нами – одну из иностранных держав.

Наступило молчание. Барадье и Граф в нерешительности смотрели друг на друга. Но пылкий Барадье не мог больше сдерживаться:

– Черт возьми, я чувствую тут предательство! Я готов поклясться, что Лихтенбах принимал какое-то участие в этом деле…

– Послушайте, Барадье, – вмешался министр, – не горячитесь. Нельзя такое серьезное обвинение основывать на каких-то предчувствиях! Если расследование подтвердит догадки, тогда следует принять необходимые меры. Впрочем, имейте в виду, что следствие идет, и если вы можете представить доказательства…

– Это невозможно! – прервал министра Барадье. – Вам я могу высказать свои самые сокровенные мысли, но прокурору ни в коем случае их не повторю. Я заговорю, только если следствие даст результаты, подтверждающие мои догадки… Но я буду искать доказательства и найду их…

– Если твои предположения верны, тогда мы имеем дело с врагом, который намного сильнее нас, – заметил Граф.

– Лихтенбах… – протянул министр. – Не тот ли это банкир, сторонник клерикально-роялистской партии? Но для чего он стал бы подкупать Тремона, чтобы затем его укокошить?

– А исследования взрывчатых веществ? Лихтенбах руководит французским синдикатом рудников. Он акционер крупных предприятий в России, Австрии и Испании. Создание недорогого и безопасного при использовании пороха – а этим отличался состав Тремона, – разве такое изобретение не могло привлечь алчного дельца? Тремон получал много заманчивых предложений. Переговоры велись сначала от имени крупной английской фирмы… Генерал отказал, но этим дело не кончилось – на него пытались воздействовать с разных сторон. Тогда-то Тремон заговорил со мной и Графом о намерении основать французское общество для использования его изобретения. Он прекрасно знал, что это неистощимый источник доходов, но не хотел привлекать иностранный капитал. К тому же он работал над созданием нового, более совершенного пороха для пушек и хотел внедрить в производство оба своих изобретения сразу. Он не раз говорил: «И то и другое мы запустим одновременно; одно принесет богатство, другое даст силу. И тогда общество простит мне выгоду, которую я извлеку из первого, ради преимуществ, которые обеспечит нашей армии второе».

– Да, он провел уже немало опытов с новым составом пороха. Мы удивлялись необычайной силе этого вещества: ничего подобного прежде не существовало. И этот секрет для нас утрачен… Какое несчастье для Франции! – с сожалением в голосе произнес высокопоставленный гость.

На лице Графа мелькнула улыбка.

– Как знать!.. – сказал он, пожимая плечами. – Возможно, кое-кому известно об этом открытии…

– Кому же? – в один голос воскликнули Барадье и военный министр.

– Ну, например, моему племяннику… – произнес Граф, потирая руки.

При этих словах Барадье побледнел. Обращаясь к зятю, он воскликнул голосом, полным отчаяния:

– Несчастный, никогда больше не говори этого! Тремон убит! Неужели ты хочешь, чтобы и Марселя убили?

– Ну, Барадье, я считал вас более храбрым! – воскликнул генерал. – Итак, возьмите себя в руки, и поговорим спокойно.

– Генерал, если тайна изобретения оказалась роковой для Тремона, которого хотели только обобрать, то чего должен опасаться Марсель Барадье, если подтвердится, что этим гнусным делом руководил заклятый враг нашей семьи?

– Но вы понимаете, – сказал генерал, – что если полиция не имеет понятия о ваших подозрениях, то я считаю своим долгом направить ее…

– Благоразумнее не делать этого, – прервал его Барадье. – Если за этим действительно стоит Лихтенбах, будьте уверены, что преступника никогда не найдут.

– Согласен с вами. Но это не значит, что мы должны опустить руки. Во всяком случае, если за Лихтенбахом установят надзор, возможно, удастся напасть на какой-нибудь след. Но теперь это дело полиции… Скажите, у генерала Тремона, кажется, осталась дочь? Совершенно одна и без средств к существованию…

– Простите, но она не одинока, господин министр… Она станет полноправным членом нашей семьи и ни в чем не будет нуждаться, – решительно проговорил банкир.

– Все же я назначу ей пенсию от военного министерства. Могу ли я увидеться с ней?

– Она очень расстроена, но Граф сейчас предупредит ее.

Когда партнер вышел, Барадье подошел к генералу и шепнул ему на ухо:

– Скажите откровенно, не стоят ли за этим происки иностранцев?

– Это станет ясно лишь в том случае, если удастся арестовать виновных… Да и тогда будет сложно установить взаимосвязь… Наше вооружение всегда будет интересовать наших врагов. Не подлежит сомнению, что порох Тремона дал бы огромное преимущество нашей артиллерии. Этим и объясняется покушение на жизнь изобретателя…