Жорж Сименон - Отпуск Мегрэ

Мегрэ вошел в дом, не испытывая ни смущения, ни удивления. Под ногами в коридоре он ощутил толстый ковер. Здесь с первых же шагов чувствовались комфорт и богатство.

Трудно было создать более спокойный и гармоничный интерьер, так, чтобы это богатство не давило. Взгляд ни на чем не задерживался, и даже свет был «хорошего качества», как это ценится у дорогого вина или бывает иногда в ясный весенний денек ранним утром, когда все вокруг искрится.

Удобная широкая лестница с коваными стойками перил вела на верхние этажи. Доктор и стал по ней подниматься, пригласив:

– Давайте пройдем в кабинет…

Он не старался скрывать удовлетворения от окружающего. В его глазах даже светилась какая-то гордость.

Они медленно поднимались, и тут случился небольшой инцидент.

Несколько выше, над их головами, открылась дверь.

Для Мегрэ она была одной из многих в этом доме, поскольку он не знал расположения комнат, но доктор сразу узнал скрип этой двери, отличающийся от других.

Он нахмурился. Вверху по ковровой дорожке зашуршали шаги. Шаги были легкие и неуверенные – поступь человека, который не лучше, чем Мегрэ, разбирался в топографии дома.

Спускавшийся по лестнице остановился, свесив голову, и ждал их. Они в свою очередь взглянули вверх и обнаружили, что на них смотрит какая-то девчонка-подросток. Их взгляды скрестились на мгновение, и в ее глазах отразилась растерянность. Она как бы заколебалась: не стоит ли подняться обратно и скрыться.

Но вдруг вместо этого она начала быстро спускаться и стала во весь рост видна на лестничной площадке.

Это была рослая и худенькая девица лет четырнадцати, с тощими коленками, в простом ситцевом платьице. Но Мегрэ сразу поразила маленькая дамская сумочка, вышитая цветным бисером, у нее в руке. Девушка, казалось, примеривалась, где она пройдет мимо них. Чиркнула спиной по стене, побежала вниз, набирая скорость, поспешно нашарила дверную ручку, действуя лихорадочно, будто ее подстерегала опасность.

Доктор, одновременно с комиссаром обернувшись, смотрел, как открылась дверь, высветившись прямоугольником, и девушка исчезла.

На этом все кончилось. Беллами посмотрел наверх.

Может быть, он думал, что оттуда кто-то за ними подсматривает. Или был просто удивлен и озабочен. Чувствовалось, что в этом появлении для него было что-то неожиданное и необъяснимое.

Они снова стали подниматься. Увидели дверь, из которой вышла девица, но та была закрыта. Прошли по длинному коридору, в конце которого Беллами открыл другую дверь:

– Входите, месье… Располагайтесь, как вам удобно.

Если жарко, снимайте пиджак.

Они находились в просторном рабочем кабинете, стены которого были заставлены книжными полками. Солнце врывалось через окно, поблескивая на корешках книг.

Беллами привычным движением закрыл жалюзи, и свет в комнате стал золотистым.

Над камином висел прекрасно написанный маслом портрет дамы, и ее же фотография в серебряной рамке стояла на столе.

Доктор снял трубку внутреннего домашнего телефона и подождал.

– Это вы, матушка? Я вам не нужен?

Из трубки донесся крикливый голос, но слов Мегрэ разобрать не смог.

– Я сейчас занят. Не пошлете ли вы ко мне Франсиса?

До прихода слуги в белой куртке они молчали.

– Я вас не спросил, будете ли вы пить виски. Портвейн, полагаю, вы тоже не желаете? Может, стаканчик пуи? Принесите бутылку пуи, Франсис. Мне же, как обычно…

Он коротко глянул на лежавшие на столе конверты, но вскрывать не стал.

– Извините меня, я отлучусь ненадолго.

Он вышел вслед за слугой. Не пошел ли он спросить о девчонке, которая попалась им на лестнице? Дойдет ли до двери на лестничной клетке, а потом еще и до жены, той, что на фотографии и на картине?

Комиссар Мансюи не преувеличивал. Такую женщину трудно было не заметить даже в уличной толпе.

И тем не менее поражала ее какая-то необыкновенная простота. Она казалась несколько робкой, но как бы отметала взгляды, устремленные на нее. Первыми чувствами ее должны быть боязнь и неприятие всего нового и неизвестного.

У нее были ясные большие глаза фиолетово-голубоватого цвета, нежный детский овал лица, но в то же время она выглядела очень женственной.

– Прошу извинить меня, что оставил вас одного…

Беллами сделал вид, будто не заметил, как внимательно его гость рассматривает портрет. Но сказал, выдвигая ящик стола:

– Сестра очень от нее отличалась, как сами вы сейчас убедитесь.

Он выбрал из фотографий одну и протянул Мегрэ.

Отличие действительно было разительное. С фото глядела брюнетка с неправильными чертами удлиненного лица, в коротком простом платье без вышивки, что придавало ей вид строгий, но простоватый.

– Они не похожи друг на друга, не правда ли? Если вам еще не сказали, то наверняка скажут, что у них разные отцы. И это, скорее всего, именно так… Признайтесь, месье, что вы бы рано или поздно пришли встретиться со мной. Не знаю, правда, каким бы предлогом вы воспользовались… Со своей стороны откровенно скажу вам, что, несмотря на все случившееся, мне хотелось поговорить с вами…

Это уже становилось любопытным: откровенность доктора была столь ненаигранной, что выглядела несколько суховатой. Он даже не давал себе труда улыбаться.

Послышался тонкий звон стекла за дверью. Это Франсис принес поднос, уставленный бутылками и стаканами.

– Извините, что сразу не предложил вам курить здесь трубку. Курите, если хотите. Наверное, мне нужно было дождаться похорон, чтобы пригласить вас. Но они назначены на завтра, как вам известно. Вы также знаете, что тела покойницы в доме не было.

Он достал из кармана часы и взглянул на них. Мегрэ понял, что в это время должно начаться вскрытие.

– Я был очень привязан к свояченице. Относился к ней, как к собственной сестре, с тех пор, как она в тринадцать лет появилась у меня в доме.

Мегрэ вспомнил девчонку, которая попалась им на лестнице, и собеседник, догадавшись о его мыслях, слегка нахмурился, проявляя плохо скрытое нетерпение.

– Извините, что не пью те же напитки, что и вы.

Ваше здоровье! Лили была нервным ребенком, немного нелюдимым и помешанным на музыке. Если вас это интересует, то я сейчас покажу то, что мы, да впрочем и она сама, называем ее убежищем…

Он медленно отхлебнул виски, поставил стакан на стол и подождал, пока Мегрэ покончил со своим.

Беллами оставлял комиссару возможность самому проявить хоть какую-то инициативу, но это не вызывало у Мегрэ ни протеста, ни чувства унижения. Однако будь здесь какой-либо посторонний свидетель, он бы счел комиссара неуклюжим и зависимым. Его взгляд казался отсутствующим, а движения тяжеловесными, но доктор тем не менее вовсе не заблуждался на его счет.

– Вы ведь в отпуске, как мне сказали. Я много раз наблюдал за вами, когда вы присутствовали при наших партиях в бридж. Эти партии стали необходимостью для большинства из нас. Что же касается лично меня, то это единственные свободные часы в течение дня, которые я провожу вне дома, и рассматриваю эту привычку как своего рода умственную гигиену. Кстати, извините, что не спросил вас о здоровье вашей супруги. Ею занимается один из наших лучших хирургов, доктор Бернар, он из моих друзей.

Беллами не солгал, когда заявил, что с самого начала интересовался Мегрэ.

– Вы уже познакомились с атмосферой нашей клиники и нашими добрыми сестрами?

Еле уловимая улыбка. Он отлично понимал, насколько неуклюже выглядит Мегрэ среди этих монашек с бархатными, скользящими шагами.

Теперь ему нужно было перейти к самой трудной теме разговора и объяснить свое внезапное приглашение, свою заботу о том, чтобы рассеять те подозрения, которые мог вынашивать комиссар полиции против него.

Подозревал ли он о записке, которую передала Мегрэ сестра Мари-Анжелика?

– Возможно, вам случалось пожить в маленьком городке вроде нашего. Замечу сразу, что лично я его люблю и вовсе не хочу сказать о нем что-либо дурное. Если я здесь, то именно потому, что сам так захотел…

Он говорил об этом с какой-то страстной нежностью.

А когда его взгляд задержался на жалюзи, можно было догадаться, как по утрам он любуется из окон своего кабинета парусниками и чайками, а проснувшись, с Удовольствием вдыхает свежий, напоенный ароматами воздух.

– Я люблю спокойствие. Я люблю свой дом…

Наверное, так же он любил свои книги в переплетах с золотом, безделушки, ждущие ласки его пальцев, и все остальное.

– Я бы очень легко мог стать дикарем, и, может быть, именно поэтому мне нужна ежедневная партия в бридж.

Это ведь просто и естественно, не так ли? Жизнь выглядит для каждого совершенно простой, пока не случится нечто неожиданное и люди не станут считать нас не такими, какие мы есть на самом деле, а будут рассматривать уже со своим отношением к случившемуся. Полагаю, именно поэтому я и пригласил вас прийти сюда.