Эдмунд Криспин - Дело о золотой мушке. Убийство в магазине игрушек (сборник)

– Хорошо бы нам уже продвинуться дальше, – сказал он кому-то на сцене.

– Клайв еще не появился.

– Разве мы не можем заняться вторым актом?

– Он нужен во всех актах.

– Господи, да где же он?

– Сказал, что поедет на поезде в восемь тридцать из города. Либо поезд опаздывает сверх всякой меры, либо Клайв его пропустил.

– И зачем он все время так спешит в город?

– Он ездит повидаться с женой.

– Подумать только! Каждый вечер?

– Да.

– Ну, надо же…

Все это казалось таким нереальным. «Может быть, эффект искусственного освещения», – думал Найджел. Раньше ему не приходило в голову, как мало актеры и актрисы видят солнца. Вдруг он поймал себя на том, что случайно подслушивает разговор двух человек, стоявших рядом с ним в темноте.

– Но, дорогая, неужели тебе необходимо так за ним бегать?

– Не глупи, дорогой, нужно быть зайчиком с такими, как он, чтобы хоть чего-то добиться.

– Ты что, хочешь сказать, что в театре нужно извлекать выгоду из своей женственности, чтобы получить работу?

– Ах, неужели ты действительно думаешь, что люди получают роли за одну только способность играть?

Кто-то на галерее осветителя включил прожектор, и в короткой вспышке Найджел увидел, что эти двое были Дональд и Изольда. Совесть подсказывала, что он должен отодвинуться, но любопытство вынудило его остаться. Его не заметили.

– Если бы только ты не был так кошмарно ревнив, дорогой…

– Изольда, послушай. Ты же знаешь, как сильно я тебя люблю…

– Да уж. Мне ли не знать…

– Конечно, тебе это зверски надоело, ты ведь меня не любишь.

– Милый, я уже говорила тебе: я тебя люблю. Но, в конце концов, мне же надо думать еще и о карьере…

– Джейн! – вдруг раздался голос Роберта с переднего ряда. – Позови-ка Изольду, будь так добра, дорогая. Хочу с ней быстренько просмотреть ее песню.

– Не нужно, дорогой, я уже здесь, – сказала Изольда и двинулась вперед по проходу.

Маленькая группа на сцене разошлась в разные стороны.

– Друзья, не уходите, – попросил Роберт. – Просто освободите сцену. Это не займет много времени, а после начнем, с Клайвом или без. Кто-нибудь может читать за него. Ты отрепетировала танцевальную часть? – обратился он к Изольде.

– Да. Но я не знала, какие будут декорации. Все будет как сейчас?

– Ричард, можно ли для первого акта оставить все как есть? – спросил Роберт у сценографа.

– Задники в «Оксфорд плейхаус»[34] будут стоять дальше, – ответил Ричард. – И там нет стола. Джейн, Джейн, дорогая!

Помощник режиссера выскочила из своего закутка, как кролик из шляпы.

– Джейн, этот стол должен быть гораздо дальше.

– Извини, Ричард, но сам вспомни – он же закреплен. Мы не можем его передвинуть – и так с ним довольно промучились.

– Что ж, ладно, не важно, – сказал Роберт. – Сделай пока то, что можно. Брюс, дружище, – добавил он, обращаясь к молодому человеку в оркестровой яме, – сыграешь нам этот номер сейчас, ладно? Все сразу, оба куплета.

Молодой человек в оркестровой яме мрачно кивнул.

– «Сердце зачем живет и бьется?» – уточнил он.

– Именно. Это старая песенка[35], но довольно забавная. – Он повернулся к Изольде. – Готова, дорогая? Так, какая там у нас последняя реплика? Ах да, Клайв говорит: «Ну, давай пой, если тебе так хочется».

– Тише, пожалуйста! – Приглушенное бормотание за кулисами резко прекратилось.

– «НУ, ДАВАЙ, ПОЙ, ЕСЛИ ТЕБЕ ТАК ХОЧЕТСЯ!» – рявкнул Роберт.

Пианист сыграл пару вводных аккордов, и Изольда запела.

– Извини, извини, минутку! – сказал вдруг Роберт. Музыка прекратилась. – Изольда, дорогая, сначала ты стоишь в середине сцены. Потом разберемся с движениями во время песни, а пока делай, как хочешь. Ну, вот: «Давай, и как-там-бишь-дальше, и – та-ра-ра-ра…»

Роберт сделал пару шагов назад по проходу, и музыка снова заиграла.

Найджел подошел к Дональду и сказал:

– Привет!

Дональд, чей взгляд был прикован к сцене, вздрогнул от неожиданности.

– О, привет, – ответил он. – Не сразу понял, кто это. Пойдемте сядем, а?

Когда они уселись, внимание Найджела снова вернулось к сцене. Неожиданно для себя, он невольно восхищался пением Изольды, которая переняла для этого случая легкий американский акцент и слегка шепелявила. У нее отлично получалось; выходило вызывающе сексуально.

Песня кончилась, молодой человек за пианино со скучающим видом сыграл еще куплет, и Изольда станцевала. Она танцевала хорошо, с какой-то наивной соблазнительностью, но Дональду это как будто не доставляло удовольствия.

– Жалкое зрелище! – пробормотал он и, обернувшись к Найджелу, добавил: – Не понимаю, как женщины заставляют себя вытворять такое. А ведь им это, похоже, страшно нравится!

– Но ведь все довольно безобидно, – мягко возразил Найджел. – Вы, наверное, имеете в виду музыку.

– Нет, я имею в виду сексуальность. Они ведь просто обожают так выставляться.

– Ну, – ответил Найджел, – нет ничего удивительного, что женщине приятно прибегнуть к такой примитивной форме сексуальных авансов по отношению к целой компании мужчин, сидящих в зале, совершенно не опасаясь, что ее, так сказать, поймают на слове. Восхитительное, должно быть, чувство!

– Но разве вы не возражали бы, если бы так вела себя ваша жена?

Найджел с любопытством взглянул на него.

– Нет, – медленно произнес он, – не думаю.

– Хорошо! – Голос Роберта прервал их разговор. Песня закончилась. – Отлично, дорогая, спасибо, – сказал он Изольде.

– Тебе правда понравилось, дорогой?

– Кое-что, может быть, придется изменить, когда все остальное будет уже готово, – проговорил он, твердо отказываясь выходить за грани обычной вежливости, и поспешно продолжил: – Джейн, милая, позови всех, пожалуйста, начинаем первый акт… Джейн!

– Да?

– Клайв еще не приехал?

– Приехал, только что вошел.

– Слава богу.

Звонок, дающий сигнал к началу репетиции, громко прозвенел на весь театр. Артисты понемногу собирались, в их числе и злополучный Клайв, приятный молодой человек в черной шляпе, казалось, вовсе не подозревавший, как он всех задержал. Спустя некоторое время репетиция началась.

Примерно на середине акта молодая девушка, незнакомая Найджелу, подошла к нему с Дональдом. Это была Джин Уайтлегг, и Найджел понял, что перед ним еще одна участница конфликта, возникшего из-за Изольды и обострившегося с приходом Роберта. В том, что девушка безумно влюблена в Дональда, можно было не сомневаться: каждое слово, каждый жест выдавали ее, так что заметил бы и слепой. Найджел вздохнул про себя. Он никак не мог понять, что Джин нашла в Дональде, который представлялся ему глупым маленьким человечком, и уж совсем не понимал страсти Дональда к Изольде. Ох, как все это непросто… Найджел вежливо поинтересовался, пришла ли она смотреть репетицию.

– Нет, я работаю здесь уже несколько недель, – сказала Джин. – Мне разрешают заниматься реквизитом во внеурочное время.

«Разрешают заниматься реквизитом, вы только посмотрите!» – подумал Найджел, знавший театр достаточно, чтобы понимать, какая это неблагодарная работа. Он решил, что Джин – одна из тех готовых на все актрис-любительниц, которые приходят в восторг от малейшего соприкосновения с профессиональным театром и тратят свою жизнь на бессмысленную подсобную работу. Он еще пытался изобразить на лице заинтересованность, когда Джин отвернулась и тихо заговорила с Дональдом. Найджел видел, как Дональд все сильнее закипал от ее нескончаемых упреков. «Как все это банально, – думал Найджел, – ну, просто сценка из комедии Реставрации, но при этом совершенно не смешная. Горькая, глупая, низкая и бессмысленная». Позднее он понял, насколько ожесточенными были на самом деле эти ссоры, и упрекал себя за то, что обращал на них так мало внимания.

В четверть двенадцатого закончили акт. И хотя актеры читали с листа и постоянно прерывались, чтобы отработать движения, Найджел завороженно наблюдал за рождением пьесы и с сожалением услышал слова Роберта:

– Все, ребята, перерыв на кофе! Только четверть часа!

– Если хотите кофе, он в Зеленой комнате, – сказала Джин Найджелу. – Ах да, кстати: нет ли у вас, часом, виолончели?

– Да что вы, нет, – удивился Найджел.

– Да вы бы и не одолжили ее, даже если б у вас и была, я уж вижу. Я должна где-то непременно достать виолончель к следующей неделе. – И она исчезла в проходе.