Эллери Квин - Игрок на другой стороне

Все понимали, что эти собрания были скорее надоедливым ритуалом, чем необходимостью. Рассматриваемые вопросы вполне мог решить кто-нибудь один, возможно иногда связываясь по телефону с остальными. Но так было условлено, когда они, по странной прихоти покойного Натаниэла Йорка-старшего, поселились в четырех замках Йорк-Сквера, и должно было продолжаться до тех пор, пока смерть не вмешается в их жизни.

Роберт Йорк, все еще взволнованный загадочной вспышкой кузена Персивала, с радостью сосредоточил внимание на мелких делах. Эмили занималась ими, так как считала это своим долгом, а долг для нее был превыше всего. Арчер, ощущая важность возложенной на него ответственности, относился к происходящему с искренним вниманием. Майра Йорк была поглощена чем-то находящимся на полпути между пространством и временем, а Энн Дру не сводила глаз с Тома Арчера. Наконец последний пункт был отмечен в гроссбухе, последний чек подписан для отправки по почте следующим утром, и, что самое главное, была назначена дата очередного собрания — как всегда, второй рабочий день следующего месяца (в этом правиле путались все, кроме Роберта). После этого присутствующие разошлись: Эмили отправилась к своим незамужним матерям, Майра — в постель, Энн, уложив Майру, — на невинное рандеву с Арчером, а Роберт — к себе в кабинет, к грандиозным планам каталогизации коллекции марок.

Разумеется, никто не занимался Майрой Йорк, после того как ее уложили спать. Энн Дру и Том Арчер каким-то образом разминулись друг с другом. Роберт Йорк так и не смог заняться планированием каталога. Эмили попала на собрание значительно позже, чем рассчитывала. И никто не знал, чем занимается Персивал (впрочем, это никогда не было известно).

Был просто один из многих дней…

Он сидел один в номере отеля. Постель и два полотенца были нетронуты. Он печатал на дешевой портативной машинке, работая медленно и тщательно, с одинаковыми интервалами между ударами, что свойственно только опытным машинистам, действующим двумя пальцами, и делая паузы лишь для того, чтобы установить строку в соответствии с разлинованной бумагой.

Он писал:

«…и ты проведешь утро, подстригая плющ на башне замка Роберта Йорка. Когда придет время ленча, ты оставишь ножницы на башне и спустишься вниз. На сей раз ты войдешь через парадный вход, чтобы пройти мимо двери его кабинета.

Ты остановишься, дабы убедиться, что твои часы показывают с точностью до секунды то же время, что часы на его каминной полке. Если кто-нибудь окажется поблизости, или дальше, сверь часы позднее в тот же день.

Ни при каких обстоятельствах не забудь об этой детали. Она жизненно важна для моего плана и твоего славного будущего.

В 7.20 вечера потихоньку снова поднимись на башню. Если тебя заметят, когда ты будешь подниматься или спускаться, скажи, что тебе надо забрать садовые ножницы.

В 7.31 ты начнешь считать каменные блоки на северном краю парапета. Под номером один будет первый с правой стороны бетонной кладки в углу.

В 7.33 ты дойдешь до седьмого блока. Ты обнаружишь, что бетон на нем треснул, и известка рассыпалась вокруг.

Ровно в 7.34 ты толкнешь этот блок изо всех сил, чтобы он свалился с башни.

Потом ты возьмешь свои ножницы и не спеша вернешься через кухню и коридор к гаражу.

Когда войдешь, повесь ножницы на крючок и возьми со скамейки гаечный ключ. Затем зайди с правой стороны спортивного «райана» Персивала Йорка, устройся на тележке механика, стоящей наготове, подлезь под автомобиль и начни сливать масло из двигателя.

Не обращай внимания на любые звуки и голоса, которые ты услышишь, пока тебя не позовут. Если это произойдет, не отвечай, пока тебя не позовут вторично. Ни тогда, ни впоследствии ты ничего не знаешь о башне, о камне и обо всем остальном, связанном с этими инструкциями. Держись уверенно, не говори ничего лишнего и оставайся самим собой.

Тогда, Мой Дорогой Уолт, ты оправдаешь мой выбор, разделишь со мной мою гордость тобой и поймешь, как понимаю я, что я в тебе не ошибся.

Никто не мог сделать того, что сделал ты. Никто никогда не сделает того, что сделаешь ты. Только ты мог получить на это право. Поэтому будь самим собой, Мой Дорогой Уолт.

Спросил ли ты себя, почему я пишу это обращение с заглавных букв, почему я не делал этого раньше и имеет ли это какое-нибудь особое значение?

Уверяю тебя, что имеет, и обещаю, что открою это значение в следующем письме, которое ты получишь, когда выполнишь это поручение для меня — для нас.

Уничтожь это письмо так же, как остальные.

».

Наступило время, когда инспектор Ричард Квин из Главного полицейского управления Нью-Йорка в очередной раз почувствовал хорошо знакомые ему признаки приближения кризиса. Благодаря долгой практике он знал, как сохранить нужное и потихоньку избавиться от остального. Но он также знал, что одна лишняя капля может переполнить вместилище оскорбленных отцовских чувств, и они с ревом хлынут наружу.

Вернувшись домой однажды вечером, инспектор не обнаружил Эллери, с улыбкой (или с нахмуренным лицом) приветствующего его и подносящего ему виски с содовой, дабы прополоскать рот от асфальтовой пыли Сентр-стрит.

Старик ощутил болезненный укол разочарования. Пнув ногой дверь прихожей и спрятав ключи, он по-воробьиному склонил голову набок, прислушиваясь, ибо, как ни странно, надеялся, что находится в квартире один. Это означало бы, что Эллери нашел для себя какое-то интересное занятие. Однако из кабинета сына послышался шелест газеты, и предчувствия инспектора перешли из первого уровня во второй.

Третий уровень относился к области надежд на превращение бородавчатой лягушки в прекрасную принцессу или шести центов в семьсот восемьдесят пять долларов. В соответствии с нынешним состоянием Эллери третьим уровнем предчувствий являлось ожидание услышать стук его пишущей машинки, позволяющий унестись прочь из мира Сентр-стрит и газетных статей в мир межпланетных пространств царства Чистого Разума. Этот звук означал бы появление на свет новой оригинальной идеи — например, еще неиспользованного варианта убийства в запертой комнате или преступления с таким глубоко скрытым мотивом, что до него мог добраться только всевидящий логический ум Эллери. Такой сюжет мог бы удовлетворить и критиков, и автора, и, разумеется, инспектора. Реализация третьего уровня предчувствий означала бы создание Книги Книг, описывающей совершенное преступление. Старику это доставило бы несказанную радость, хотя он понимал, что его надежда нереальна.

Однако полная тишина, горький запах переваренного кофе и голубоватый дым от большого количества выкуренных сигарет, свидетельствующих о неудаче, сокрушили основы третьего уровня, и плечи инспектора поникли под тяжким грузом разочарований.

Старый джентльмен прошел через гостиную к двери кабинета Эллери и остановился, глядя на фигуру за письменным столом, уныло склонившуюся над безмолвной пишущей машинкой. В этой позе инспектор заставал сына уже целую неделю и, возможно, будет заставать еще неопределенное количество дней. Эллери оторвал потускневшие глаза от газеты и, не поворачивая головы, произнес усталым голосом:

— Привет, папа. Что-нибудь произошло сегодня в городе? — Этим он словно давал понять, что здесь, как обычно, не произошло ничего.

«Что же сегодня случилось?.. — начал припоминать инспектор. — Ах да, водитель хлебного грузовика на глазах у одиннадцатилетнего сына прострелил жене голову из ружья 12-го калибра. Двое хороших полисменов оказались в критическом состоянии после того, как были зверски избиты в трущобном квартале при попытке задержать торговца наркотиками. Девочка-подросток успела так устать от жизни, что наглоталась бензина, а когда ее везли в больницу, машина «Скорой помощи» врезалась в такси. В результате погибли оба водителя, врач и пассажир — только несчастный ребенок остался жив. Поймали тридцатилетнего капитана, которого я знал с тех пор, когда полицейские конюшни пахли лошадьми, а не карболовой кислотой — он запустил руку в кассу. Могут эти проблемы заинтересовать тебя, сын?»

— Ничего не произошло, — ответил инспектор.

— Черт! — выругался Эллери. — А я надеялся…

Наступил момент, когда шлюзы треснули — инспектор не мог больше сдерживаться.

— Ты надеялся! — рявкнул он. И тут потоки воды хлынули наружу с оглушительным грохотом. — Надеялся, что я принесу тебе подарок, маленький мальчик? Шоколадную конфетку прямо с Сентр-стрит?

Непривычная агрессивность, прозвучавшая в голосе отца, заставила Эллери повернуться и подняться.

— Значит, ты в состоянии оторвать задницу от стула? — рявкнул инспектор. — И чем ты занимался весь день?