Патриция Вентворт - Отпечаток пальца

— Уверен, ты испытываешь самые благородные чувства, но я попросил бы не прерывать меня. Я намерен обеспечить Мирри ее безопасность и независимость. Это завещание будет значительно отличаться от настоящего, по которому все мое состояние переходило тебе.

— Дядя Джонатан…

— Твое бескорыстие заходит слишком далеко, дорогая. Не собираешься ли ты притворяться, будто тебя не волнует, если ты останешься без пенни?

Ни на секунду не задумавшись над его словами, она с негодованием воскликнула:

— Безусловно, меня это задело бы! Это означало бы, что ты ужасно рассердился на меня и не желаешь больше заботиться обо мне… Конечно, меня это взволновало бы! Но не из-за Мирри. Я была бы только рада, если бы ты обеспечил будущее Мирри. Дорогой, пожалуйста, приди в себя и прекрати так плохо думать обо мне! Я не представляю, как можем мы с тобой разговаривать в таком тоне. Все это похоже на страшный сон… да так оно и есть. Как такие ужасные мысли могли зародиться в твоей голове?

— Это факты, — ответил Джонатан, — а с фактами не оспоришь. Тебе не удастся игнорировать их, даже если назовешь все это страшным сном. Если все настолько ясно для тебя, что ты получаешь анонимные письма на этот счет, настало время что-то предпринять. С первых дней ее появления у нас ты ревновала к этому бедному ребенку, а я, как последний дурак, не замечал этого.

— Кто же раскрыл тебе глаза? — медленно спросила Джорджина. — Мирри?

В глазах Джонатана мелькнуло раздражение.

— Мирри? Нет, это была не Мирри, это несчастное дитя здесь ни при чем. Она думает, что ты желаешь ей добра. У нее только одно на языке: «Ты видишь, какая Джорджина добрая! Она отдала мне свое старое платье… какой чудесный цвет!», «Какая она заботливая! Пригласила меня пойти на прогулку вместе с ней и Энтони, но я, конечно, понимала, что ей хотелось бы побыть с ним наедине, поэтому отказалась». Кажется, в твоем письме было что-то на этот счет? Что-то насчет того, что Э.Х. влюблен в нее. Вот что, моя дорогая. Я дам тебе небольшой совет, и, если у тебя есть хоть капля здравого смысла, ты примешь его. Нет ничего более отталкивающего, чем ревнивая, злобная женщина. Так что если ты заинтересована в Энтони Хелламе, я посоветовал бы тебе быть осторожнее и не показывать ему, что ты ревнуешь его к Мирри.

Джорджина растерялась, она не знала, что сделать, как переубедить его. Каждое ее слово, взгляд, казалось, только подливали масло в огонь и разжигали его противоестественный гнев. Было бесполезно разговаривать с ним, пока он находился в таком состоянии, ей лучше уйти. Но если она промолчит, он воспримет это как признание ее вины. Сделав над собой усилие, она заговорила:

— Никогда не думала, что я ревнива.

— Так тебе немедленно стоит задуматься над этим. Это страшная ошибка, постарайся как можно скорее исправить ее. Если ты выйдешь замуж, ревность может исковеркать тебе жизнь. Признаюсь тебе откровенно, ничто не действует на мужчину столь отталкивающе.

Джорджина была бессильна. Джонатан находился в таком раздраженном состоянии, что переубеждать его не было смысла.

— Сейчас бесполезно объяснять что-то, но я никогда так не думала о Мирри. Не знаю, что произошло между нами. Не знаю, чего ты от меня хочешь добиться. По-моему, мне лучше уйти…

Она говорила все тише и тише. Наконец ее голос замер. Она отошла от стола, сжав письмо в руке, и направилась к двери. Но как только Джорджина отвернулась от своего дяди, она почувствовала, что позади нее находится что-то очень враждебное. Древний, первобытный инстинкт подсказывал ей, что ни в коем случае нельзя поворачиваться к врагу спиной. Дойдя до порога, она увидела, что дверь приоткрыта, и вышла из кабинета. Ей казалось, что, войдя в комнату, она закрыла за собой дверь. Однако сейчас дверь оказалась приоткрытой.

Энтони Хеллам спускался по лестнице. Поскольку он не отводил глаз от Джорджины, как только она оказывалась в поле его зрения, то увидел ее в ту секунду, когда она появилась в дверях кабинета, и сразу понял, что что-то случилось. Во-первых, с ее лица исчезли все краски, оно стало абсолютно бесцветным, а во-вторых, она пересекала холл так, будто ослепла. Ее взгляд был устремлен в одну точку, но она не замечала его и шла, вытянув перед собой руку, как будто не видела дороги. В левой руке, неуверенно поднятой, ничего не было. Правая с письмом беспомощно повисла вдоль тела. Энтони сбежал по ступенькам и встретил ее у подножия лестницы.

— Джорджина, в чем дело? Ты получила плохие известия?

Он стоял на ступеньку выше ее. Она подняла на него глаза, как будто только что заметила его, и сказала:

— Да.

По ее потерянному виду он понял, что дело неладно.

— Что случилось?

Вытянув перед собой руку, она ухватилась за перила. Другой рукой, с зажатым письмом, она сделала ему знак, чтобы он уступил ей дорогу. Энтони отошел в сторону, и она, не повернув головы, поднялась по лестнице. Энтони последовал за ней. Но она, казалось, не заметила его присутствия. На втором этаже у нее была своя гостиная — просторная комната слева по коридору, выходившая окнами на юго-восток, из нее открывался вид на сад, начинавшийся за террасой, на поросший травой склон и громадный кедр, который посадили там, когда строили дом. Энтони вошел следом за ней в комнату, но она заметила его только в ту минуту, когда хотела закрыть дверь и задела его.

Очнувшись от своих мыслей, Джорджина сказала:

— Я хочу побыть одна.

— Если хочешь, я уйду. Но скажи мне, в чем дело. Ты выглядишь…

Она подошла к столу и положила письмо, которое держала в руке. Потом достала из кармана кардигана желтый носовой платок и вытерла им руку. Ему показалось, что она хочет стереть с нее грязь.

— Ты расстроилась из-за письма? — быстро спросил Энтони.

Она кивнула.

— От кого оно?

— Не знаю. Энтони…

— Не отсылай меня. Я не могу уйти… я хочу помочь тебе. Расскажи мне, что случилось?

Джорджина кивком указала на письмо.

— Ты разрешишь мне прочитать его?

Мгновение она колебалась. Она замкнулась в себе. С одной стороны, ей хотелось отгородиться от него, с другой — излить перед ним душу. Ее сознание не участвовало в решении вопроса, она не знала, какой выбор правильнее. В каждом был свой резон, свои преимущества. И внезапно Джорджина отдала предпочтение второму. За секунду до этого она сама не подозревала о таком решении. И с удивлением услышала собственный голос:

— Да, прочти его.

Джорджина внимательно наблюдала за выражением его лица, пока он читал письмо. Она была высокого роста, но Энтони на полголовы был выше нее. На его загорелом, с приятными, хотя и неправильными чертами лице теплели серо-голубые глаза, красивы были темные брови с небольшим изломом, четко очерченная нижняя челюсть, волевой рот, подбородок. Она смутно сознавала, что от него исходит давно знакомое, привычное ощущение надежности и покоя. Это был человек, на поддержку которого всегда можно рассчитывать в трудную минуту.

Нахмурившись, Энтони читал письмо. Дочитав вторую страницу, где не было подписи, он сказал:

— Анонимные письма лучше всего сжигать. Давай сожжем его.

— Мне кажется, это неправильно.

— Самое разумное как можно быстрее избавиться от него, если только… у тебя нет никаких мыслей, кто мог быть его автором?

— Нет.

— Тогда лучше сжечь его.

Только сейчас Джорджина вспомнила то, о чем следовало подумать заранее: в этом письме содержались намеки на самого Энтони. Одно из самых неприятных предложений всплыло в ее памяти: «…а все потому, что вы ничем не хотите делиться, а еще потому, что она красивее вас и намного способнее, и потому, что Э.Х. и другие теперь тоже так думают». «Она» была Мирри, Э.Х. — Энтони Хеллам. Он не мог не заметить этого или другого места в конце письма, где говорилось: «…а еще из-за того, что вы видите, как Дж. Ф. сохнет по ней, и Э.Х. тоже».

— Не следовало тебе читать его, — сказала Джорджина.

— Я рад, что ты разрешила мне сделать это.

Она с тревогой перевела дыхание:

— Никому не следовало показывать его. Я не думала… никогда бы не поверила, что кто-то примет всерьез этот кошмар.

— Конечно, не примет!

— Дядя Джонатан поверил.

Когда она произнесла эти слова, Энтони понял, почему она шла с таким потерянным видом. Ее потрясло не анонимное письмо. Все дело в Джонатане Филде.

— Не может быть!

— Может. Мне казалось, что я обязана показать это письмо ему. Ни за что не подумала бы, что он поверит в эту чушь, но он поверил. Он просто без ума от Мирри и считает, что я ревную. Не думаю, что он прав… честное слово, не думаю. Но дядя Джонатан верит. Я даже начинаю думать, что он сам написал это письмо. Нет, конечно, ты понимаешь, что это не так, но он, похоже, согласился со всем, что там написано.