Энтони Беркли - Суд и ошибка. Осторожно: яд! (сборник)

– В таком случае это счастье, что Роне удалось ее отговорить, – сказал я. – Полицейские, особенно наши местные, не стали бы копаться в ее психологических комплексах.

Несколько минут мы потягивали пиво, молча размышляя о странностях человеческой психики. Затем я спросил:

– А Джон действительно знал, что Анджела совершенно здорова? Для меня это было полным сюрпризом.

– Не знаю, – ответил Глен. – Возможно, что он верил в ее болезни. Человек поддается внушению, а она была первоклассной симулянткой. С другой стороны, его потайной шкаф, заполненный готовыми микстурами и таблетками, которые он тайком забирал у Анджелы… Джон не хотел, чтобы она накачивалась лекарствами. Значит, считал, что они ей не нужны. Думаю, – добавил Глен с усмешкой, – он пытался изготовить для нее плацебо. Таблетки, например, из мела, и заменить ими настоящие. Скорее всего для этой цели он не так давно позаимствовал у меня старую машинку для изготовления таблеток. Сказал, что у него есть какой-то восточный препарат, очень горький, который вроде бы отвращает от курения. А в таблетках будет не так противно. Я как раз в это время настоятельно советовал ему бросить курить. Потом я намекнул ему, что таблетки из мела можно купить в любой большой аптеке, и он ухватился за это. Потому что вскоре вернул машинку, сказал, что она неисправна, какая-то важная деталь в ней сломалась. И правда, я ведь не пользовался ею много лет.

– Но мне все равно непонятно, – сказал я, – почему Анджела вообразила, что ее совершенно безвредные таблетки, если их растворить в сидре, превратятся в мышьяк?

Глен коротко рассмеялся.

– Эгоцентрики, дружище. Они могут вообразить все, что захотят, и убедить себя, что это правда. Несуразности Анджелу не тревожили. Подсознательно она хотела накормить Джона мышьяком, значит, алоэ и валериана, помещенные в сидр, должны были генерировать мышьяк.

– А почему это невозможно? – спросил я. – Что такое мышьяк? Из чего его получают?

– Мышьяк – это металл, – ответил Глен.

– Я это знаю. Но металлы каким-то образом откуда-то извлекают. Разве нельзя в домашних условиях сделать мышьяк? Я слышал, он содержится даже в обоях, кухонной утвари, даже в пивных бочках. Конечно, в мизерных количествах. Как это происходит?

– Чего ты ко мне пристал? – проворчал Глен. – Я не химик. Если хочешь узнать, посмотри здесь и дай мне спокойно почитать газету. – Он взял с дивана несколько книг и бросил мне на колени. Это были те самые, какие я уже видел. Наверное, лежали на диване с тех пор.

Я полистал книги, но там ничего о получении мышьяка не говорилось. Они все были медицинские. Там обсуждались вопросы отравления мышьяком, симптомы и лечение, а это все было мне уже известно.

Отодвинув книги в сторону, я посмотрел на Глена, развалившегося в кресле. Вдруг почему-то вспомнил идиотские слухи, что он как будто имел какие-то виды на Анджелу. Думаю, он ее скорее недолюбливал, возможно, немного жалел.

Потом я принялся размышлять о жидкостях для опрыскивания деревьев, с которыми работал Джон. Мне всегда казалось, что это только дистилляты, содержащие смолу. И он ни разу не упоминал мышьяк, хотя мы часто это обсуждали. Странно.

Жаль, что в доме больше не нашли ни одного потайного ящика. Интересно было бы посмотреть, что находится в третьем. Какие еще тайны из жизни Джона нам бы раскрылись.

И кем на самом деле был Джон? Глен в недоумении, как и я. Но мне кажется, он преувеличил, говоря, что Джон был полной противоположностью всему, что мы в нем полагали. Он был добрый, приветливый. А как он относился к Анджеле! Какой запас доброты и терпения надо иметь, чтобы прожить с ней в браке столько лет. И при этом постараться, чтобы она после него осталась обеспеченной.

И все-таки как несправедливо устроена наша система, продолжал размышлять я. За всю свою жизнь Анджела не заработала даже одно пенни и катается как сыр в масле, а в это время замечательные, достойные, трудолюбивые люди – даже в нашей округе я мог бы назвать таких по крайней мере дюжину – не знают, как свести концы с концами. Ну разве такое годится?

Мои мысли медленно скользили, перебирая факты последних пяти-шести недель. Сейчас была середина ноября, а Джон умер в начале сентября.

Неожиданно завибрировала натянутая внутри струна. Я выпрямился, напряженно соображая.

Нет-нет, этого не может быть…

«Почему не может? – возражал внутренний голос. – Очень даже может. Именно так все и было».

В уме я начал быстро собирать составную картинку-загадку. Каждый элемент удачно становился на свое место. Один, второй, третий… И вот уже все готово.

Я снова откинулся на спинку кресла, пораженный своим открытием. Должно быть, я издал какой-то звук, потому что Глен отложил газету и посмотрел на меня.

– Что с тобой? Увидел привидение? Ты бледный как полотно.

Я попытался улыбнуться:

– Все в порядке. Наверное, пива перепил. В желудке забурчало.

Интересно, как бы он воспринял мои слова, если бы я сказал, что только что разгадал тайну смерти Джона? И знаю, как он умер и почему, как попал в него мышьяк, и почему он написал письмо коронеру, и что в этом письме правда и что нет, и почему. Я теперь знаю все, только не знаю, что мне с этим знанием делать.

Через несколько минут я заторопился домой.

Давайте в этом месте, уважаемый читатель, ненадолго остановимся. Теперь вы вполне можете отождествить себя с Дугласом Сьюэллом, потому что знаете об обстоятельствах смерти Джона Уотерхауса столько же, сколько и он. А если так, уважаемый читатель, то не пожелаете ли вы развлечься, пытаясь ответить на следующие вопросы:

1. Кто (или что) виновен в смерти Джона Уотерхауса?

2. Как мышьяк попал в его организм и почему? Кратко опишите, как такое могло случиться.

3. Перечислите выводы, какие вам удалось сделать на основании рассказа Дугласа Сьюэлла, и какие вам удалось увидеть указания к разгадке.

4. Какое, по вашему мнению, Главное Указание?

На следующее утро я по-прежнему не знал, что с этим делать. Френсис, конечно, не сказал ни слова. После почти бессонной ночи, когда я снова и снова прокручивал в голове «за» и «против», ко мне пришло окончательное убеждение, что я открыл (думаю, только я один) истинную правду о смерти Джона. Теперь даже было удивительно, почему я так долго пребывал в неведении. Ведь все лежало на поверхности.

Но кое-что все равно нужно было проверить.

Каменщики и другие рабочие по-прежнему трудились на участке Джона, заканчивая сооружение. После завтрака я пошел с ними поговорить. Я хорошо знал бригадира, его фамилия была Грин.

Вначале мы, как водится, обсудили погоду, а затем я спросил, угощал ли когда-нибудь Джон Уотерхаус его эклерами. Вопрос, согласитесь, необычный, но Грин не удивился.

Он сдвинул на затылок кепку и улыбнулся:

– Хм… забавно, что вы об этом спрашиваете, сэр, потому что он действительно угощал. Неоднократно.

– И когда вы виделись в последний раз, тоже?

– Да, сэр, забавно, что вы об этом спрашиваете, но в тот раз тоже угощал. Не только меня, но и остальных. Мы съели три четверти коробки.

– Не всю?

– Можно сказать, что всю. Потому что, когда он открыл коробку, там было эклеров где-то три четверти.

– Коробка была магазинная?

– Хм… сэр, – бригадир опять улыбнулся, – забавно, что вы об этом спрашиваете, но коробка была не магазинная, а из-под сигарет. На сотню.

– Мистер Уотерхаус что-нибудь объяснял, откуда эклеры?

– Да, сэр. Он сказал, что сестра прислала, но миссис Уотерхаус не любит сладости, а ему сейчас нельзя. И он знает, что у меня двое малых детей. Правда, старшему сейчас уже восемнадцатый год, но это не важно. Вот такое дело, сэр. Он был очень добрый джентльмен, мистер Уотерхаус. Всегда. Нам его будет сильно не хватать в нашей деревне, сэр.

Вот так разрешилась загадка той бандероли. Никакие это не были образцы строительных материалов. И выходит, Джон не такой уж и был сластена.

Что касается главного вопроса, то решение я принял только после чая.

В нашей деревне, если у кого возникали проблемы или сомнения, был только один человек, к кому все обращались. Рона. От нее можно ожидать спокойного, вдумчивого и сочувственного совета, и в девяти случаях из десяти проблема разрешалась. Поэтому со своей я тоже решил направиться к Роне.

К тому же мне все время казалось, и Френсис на это намекала, что Рона с самого начала знала о смерти Джона такое, о чем мы не догадывались.

Я знал, что застану Рону одну, потому что в это время у Глена был прием больных.

В две минуты седьмого я позвонил в дверь их дома, пользуясь звонком «Для посетителей».

Рона удивленно вскинула брови.

– Что ты сказал, Дуглас?

– Я сказал, что знаю правду о смерти Джона, – повторил я. – И ты это тоже знаешь.

В конце концов, с друзьями детства можно говорить открыто.