Владимир Гриньков - Так умирают короли

Мне вспомнился вчерашний вечер на квартире Константина Евгеньевича. «Хочешь, я ему рога обломаю?» – спросил хозяин у Загорского. «Ему» – это Самсонову. Не все, стало быть, относились к моему шефу с достаточным пиететом. Быть может, сегодняшнее происшествие каким-то образом и связано с оброненной накануне вроде бы в шутку фразой? Я промучился над этим вопросом некоторое время, прежде чем сказал себе с достаточной уверенностью: «Нет, чепуха!» Константин Евгеньевич произвел на меня впечатление умного и осторожного человека. И думать, что он скажет в моем присутствии опасные для себя слова, по меньшей мере глупо. Зачем же ему раскрываться? Будь у него действительно какие-то счеты с Самсоновым, разобрался бы с ним тихо, без огласки, и уж конечно не говорил бы при мне такое, ничего, в сущности, обо мне не зная.

Еще одна возможная причина сегодняшнего происшествия – месть «героев» одной из самсоновских передач. Не всем нравится, когда их разыгрывают. Но вряд ли в передачах было что-то такое, из-за чего к их создателю надо подсылать двух «качков». Эту версию я тоже отбросил.

Оставались деньги. Рэкет или что-то в этом роде. Самсонов выплачивал нам вознаграждение как будто из своего кармана, безо всяких ведомостей. И Загорский вчера подтвердил – имеет место «черный нал», нигде не учтенные наличные. А там, где «черный нал», всегда происходят какие-то неприятные вещи. Вот как сегодня, например.

Вечером я заговорил об этом со Светланой. Мы сидели с ней на балконе в глубоких плетеных креслах и смотрели на закат. Уставшее от дневной жары солнце скатилось за крыши домов. Мы потягивали прохладное белое вино. Было уютно и спокойно.

– Наша передача богатая, да? – как можно беззаботнее спросил я.

Светлана наморщила лоб, не поняв вопроса.

– Денег у нас много крутится?

– Наверное, много, – ответила Светлана. – По деньгам у нас Илья главный. Он знает.

– А откуда деньги?

– От продажи передач.

– Кому?

– Телекомпании, кому же еще. Мы производим товар, этот товар – наша передача. Потом мы наш товар продаем телекомпании, она платит нам деньги.

– Большие?

– Ну, наверное. Десятки тысяч долларов, насколько мне известно.

– За каждую? – поразился я.

– Конечно. Ты знаешь, сколько стоит «Поле чудес»? Или «Пока все дома»? Целую кучу денег. И нам платят не меньше, потому что наш рейтинг и их рейтинг практически совпадают.

Десятки тысяч долларов за каждую передачу – это очень много. Может быть, из-за этих денег Самсонов и пострадал?

– А кто этими деньгами распоряжается? – спросил я. – Демин?

– Формально – да. Но настоящий хозяин, конечно, Самсонов.

Светлана поставила пустой стакан на пол. Я предупредительно взял бутылку вина, но Светлана отрицательно покачала головой и посоветовала:

– Не забивай себе голову этими глупостями.

– Если я участвую во всем этом, то почему бы мне не знать, откуда к нам поступают деньги.

– А зачем?

Я понял, что вопрос задан серьезно. Можно было отшутиться, конечно, но я вдруг осознал, что поступать так – себе дороже выйдет. И тогда я рассказал ей все: про Самсонова и его гостей, про кровь на самсоновском лице, про свои сегодняшние мысли. Светлана немного побледнела, и лицо у нее стало строгим, но я все-таки рассказал ей все до конца. Она была единственным человеком, который мог бы открыть мне подоплеку происходящего, и я не хотел лишиться ее доверия.

– Только ты не говори Самсонову, что я тебе об этом рассказал, – попросил я.

Светлана кивнула. У нее было печальное и строгое лицо.

– Не переживай, – успокоил я. – Нас это, в общем-то, напрямую не касается.

– Да, да, – меланхолично подтвердила она.

Солнце уже спряталось, оставив в напоминание о себе неширокую красную полосу над черными крышами домов. Чувство расслабленности ушло, уступив место неясной тревоге. Чтобы нас окончательно не накрыл покров печали, я увел Светлану в комнату и зажег свет.

– Ты не лезь во все это, – вдруг сказала Светлана, не глядя на меня.

– Почему?

– Потому! – огрызнулась она.

Есть простое правило, позволяющее сохранять душевное спокойствие: если женщина не в настроении, постарайся не докучать ей вопросами, и еще – не проси у нее любви. Я всегда придерживался этого правила и ни разу об этом не пожалел.

Утром Светлана была очень ласкова и предупредительна, хотя плохое настроение, посетившее вас прошедшим днем, не самый страшный грех, не так ли?

Алексея Рустамовича Алекперова я никогда не видел, но слышать о нем приходилось очень много: президент телекомпании; хозяин и кормилец; вежлив, но крут. Мне представлялся хитрый и коварный азиат, настоящий бай или какой-нибудь там имам Шамиль, а оказалось, что он высокий и стройный мужчина вполне славянской наружности, и только разрез глаз да скулы выдавали в нем сына многих народов, в котором столько кровей намешано, что и не разобрать уже, откуда пошла его родословная. Алекперов вошел в самсоновский кабинет, и я сразу понял, хотя никогда раньше его не видел, кто передо мной.

Он пожал руку мне и Самсонову, причем мне – первому, и это подняло меня в собственных глазах так высоко, что вниз уже и посмотреть было боязно.

– Добрый день, – сказал Алекперов.

У него был довольно громкий, хотя и глуховатый голос и очень доброжелательная улыбка. Не заискивающе-доброжелательная, а доброжелательная улыбка хозяина. Большая разница. Если кто с этим сталкивался, тот понимает.

– Как дела?

– Нормально, – ответил Самсонов.

Он тоже улыбался. Но как-то выжидательно. У них, наверное, должен был состояться серьезный разговор. Не мог же президент телекомпании прийти к Самсонову просто так, у него и без нашей передачи забот полно. Я посмотрел на Самсонова – не уйти ли мне? Он никак не прореагировал на мой безмолвный вопрос, и я остался.

– Видел твою последнюю передачу, – сказал Алекперов. – Про расклейщика афиш.

Сдержанно улыбнулся, давая понять, что оценил комизм подсмотренной самсоновскими операторами ситуации.

– Неплохо. Хотя парня было жаль.

Самсонов все так же молчал и выжидательно улыбался.

– Ты, Николаич, иногда своих героев ставишь в такое дурацкое положение…

Алекперов сделал пальцами левой руки так, будто щупал воздух.

– Я иногда даже думаю: «Ну что ему стоит придумать что-нибудь более безобидное». Хотя тебе виднее, конечно.

Помолчали. Алекперов рассматривал плакат на стене. Самсонов выжидал.

– Чего нам еще ждать? – спросил Алекперов.

– Мы подготовили сюжет об обменном пункте, в котором сто рублей меняют на сто долларов.

Алекперов засмеялся:

– Да, это я видел. Мне просмотр устроили прямо в кабинете. Все, кто присутствовали, смеялись от души. Но тоже, кстати, отметили, что дураком героя выставили! – Алекперов погрозил пальцем.

– Ты же знаешь, что мои герои не ведают – до поры, конечно, что их снимают, – пожал плечами Самсонов. – И репетиций с ними я не провожу. Они на экране такие, какие в жизни.

– В жизни они не попадают в ситуации, которые ты им подстраиваешь.

– Иногда попадают. Просто этого никто не видит.

– Но ты их провоцируешь, Сергей! Это нечестно!

– Категории «честно» и «нечестно» слишком абстрактны в нашей жизни, – отрезал Самсонов.

– Ты когда-нибудь доиграешься! – засмеялся Алекперов и снова шутливо погрозил собеседнику пальцем. – Тебя скоро будут бить герои твоих передач.

Я быстро посмотрел на Самсонова. Тот неуловимо изменился в лице, но Алекперов ничего не заметил и добавил:

– А если серьезно, то я боюсь за ваш рейтинг.

– Рейтинг у нас повыше, чем у всех других, будет, – огрызнулся Самсонов.

– До поры, Сергей, до поры. Сделай передачу чуть добрее – и наберешь дополнительные проценты.

– Я не могу приукрашивать жизнь. Я показываю людей такими, какие они есть. Мне нужны настоящие эмоции, а не сироп.

– Но есть определенные правила игры…

– Я соблюдаю эти правила и не снимаю ничего такого, что не пройдет в эфир.

– А есть задумки? – осведомился Алекперов.

– Сколько угодно! Я бы хотел показать настоящие чувства, на грани фола. Ты понимаешь? Чтобы у зрителя – мурашки по коже.

Самсонов преобразился. Кажется, он постепенно забыл о нас, уносясь куда-то туда, где нас с Алекперовым не было и куда нам путь был заказан.

– Представь себе морг…

Я открыл рот. Съемки в морге – это что-то.

– Бетонные подиумы-столы, на них лежат трупы. Приводят группу студентов-медиков. Они будут присутствовать при вскрытии. Перед ними труп. Патологоанатом берет скальпель, и вдруг «мертвец» открывает глаза.

Алекперов покачал головой, похоже, еще не решив для себя, как следует воспринять услышанное.

– И что? – наконец спросил он. – Ты действительно находишь это интересным?

– А ты? – вопросом на вопрос ответил Самсонов.

– Чушь какая-то, если честно.

Самсонов недобро засмеялся: