Сергей Ковальчук - Новая версия

— Немедленно освободить! Я сказал — немедленно! И по прилету — доложить.

— Но, Юрий Ильич, — испуганно удивился Семеренков, подобострастно вскочив со своего места вслед за поднявшимся начальником, — Минк преступник! Просто свидетели, будто сговорившись, стали давать показания в его пользу, а руководитель «Ассоциация-Чернобыль» умер в камере следственного изолятора от сердечного приступа…

— Молчать! Преступником человека может назвать только суд, и не мне Вам об этом говорить! Если Вы за полгода ничего толком доказать не сумели, то кто поручится за то, что это вообще будет сделано? Мне сегодня звонили из Администрации Президента и просили взять это дело на личный контроль. А я не собираюсь держать уважаемого человека, бывшего руководителя парламента региона в камере. Между прочим, его судьбой интересовался Сам! Вам ли не знать, что Минк учредил Фонд его поддержки? В общем, так, прямо сейчас вылетайте к себе, в Северово, и выпускайте его, а на коллегии за вашу область отчитается мой заместитель…

Вчера начальник СИЗО пообещал Федору Петровичу, что водворит его в карцер. И тем удивительнее было его сегодняшнее освобождение. Нет, начальник учреждения не отменял своего решения. Его просто выпустили под подписку о невыезде. На свободе Минка никто не встречал, и для того, чтобы добраться до дома, он вынужден был поймать такси. Благо, при задержании у него имелась сумма денег, которая позволяла это сделать.

Как говорится, от сумы и от тюрьмы не зарекайся, но если честно, то Федор никогда не думал, что его могут посадить.

Полгода назад, как говорят арестанты, «заехав на централ», он был водворен в одну камеру с бывшими работниками милиции, но уже на следующий день, как бы случайно, оказался в «хате», в которой чалился «блат-комитет».

В российских тюрьмах и следственных изоляторах содержатся люди, хорошо информированные о том, что происходит на воле. Для некоторых из них, не составляет особого труда посредством «тюремного радио» навести справки практически о любом сидельце. А если им об этом еще и шепнет вертухай…

Кроме Минка, в камере находились еще четверо. Наметанным взглядом бывшего офицера конвойных войск Федор, по их татуировкам, манере держаться и блатной музыке понял, что его посадили с представителями черной масти. И не с какой-нибудь там приблатненной шушерой, а с самыми что ни на есть настоящими авторитетами преступного мира, во главе со «смотрящим по централу» с «погремухой» Варавва.

Какое-то время коренные обитатели тюрьмы его словно не замечали, вяло перекидываясь в секу и очко. Однако когда наступило время обеда и он, получив свою миску с супом, спросил у раздатчика ложку, Варавва с иезуитской улыбкой предложил ему ложку, в которой зияла дыра.

— Бери, это тебе. Привыкай к своей новой роли, мусор, — осклабился он.

Тот, кто это затеял, хорошо знал не только то, как зэки относятся к бывшим военнослужащим конвойных войск, но и взрывной характер Минка, никогда бы не позволившего себя опустить. Следовательно, почти наверняка он будет убит, а его смерть выгодна многим. Потом это происшествие можно будет списать на самоубийство, разборки с сокамерниками, внезапную остановку сердца, да на что угодно…

— Давай! — Федор потянулся к протянутой ему Вараввой ложке и внезапно выплеснул тому в лицо горячее содержимое своей миски.

— А-а, — взвыл от боли Варавва. — мочи вертухая! — Однако Минк мощнейшим, некогда бывшим своим коронным, боковым ударом справа послал в глубокий нокаут стоявшего к нему ближе всех зэка. Продолжая атаку, напоминая раненого охотниками дикого кабана-секача, которому все равно терять нечего, Федор бросился к ошеломленным таким поворотом дел оставшимся двум блатным. Схватив опустевшую миску, он с отчаянным воплем, что было сил, опустил ее на голову одному из них, надолго отключив его от окружающей действительности. После этого, прижав последнего стоящего на ногах противника всей своей немалой массой к стене, он стал методично наносить страшные по своей силе удары головой в лицо, пока тот не обмяк.

Подскочив к очухавшемуся было Варавве, Минк заключил его в свои медвежьи объятия и провел удушающий прием. После того, как смотрящий потерял сознание, Федор Петрович запихал его под одну из кроватей, что автоматически переводило Варавву из самой высшей в самую низшую касту сидельцев.

Удовлетворенно оглядев «поле боя», Федор присел на кровать, чтобы отдышаться, но в это время в камеру вбежали четыре прапорщика и, избив его до потери сознания дубинками, бросили в холодный карцер.

Карцер, куда Минк был водворен на пятнадцать суток за то, что «явился инициатором драки с сокамерниками, в результате которой четверым подследственным были причинены телесные повреждения», находился в полуподвальном помещении следственного изолятора. Это был бетонный мешок площадью пять квадратных метров, в котором, кроме откидных нар, табурета, стола и «санузла», не было больше ничего. В специальной нише над дверью находилась электролампа небольшой мощности, изолированная мелкоячеистой металлической сеткой, круглосуточно освещавшая тусклым светом помещение карцера.

Наверху, под потолком, находилось окно размером примерно полметра на полметра, закрытое металлической решеткой и щитом снаружи. Изнутри окно закрывала сетка.

После пятнадцати суток полной изоляции его, как и было положено, содержали в камере с бывшими сотрудниками правоохранительных органов, судов и адвокатуры.

Поначалу он попал в так называемую общую камеру для бывших сотрудников. Дело в том, что «на централе» в то время было всего три камеры, где содержались бывшие сотрудники. Две из них были рассчитаны соответственно на восемнадцать и двадцать человек, поэтому они и назывались общими, А одна, которую и зэки, и сотрудники называли «тройником», была рассчитана всего на шесть «шконко-мест», но в ней больше четырех сидельцев не «парилось».

Как в любой мало-мальски приличной больнице есть коммерческие палаты, так и в любом «уважающем себя» СИЗО имеются «хаты» повышенной комфортности, где сидят люди с деньгами. Северовское исключением не являлось, и здесь роль бывшее-ментовского «комка» была отведена «тройнику».

После того, как Федор попал в общую «хату», его вызвал к себе начальник оперативной части и предложил за двести долларов в сутки скрасить свое пребывание в неволе «на тройнике». Он объяснил, что там Федору Петровичу, правда, за отдельную плату, будет организована «зеленая линия», то есть занос продуктов, лекарств и чуть ли не всего, что он пожелает. Чуя возможный подвох, Минк сначала отказался, но «кум» ему объяснил, что в пресс-хату его сажать никто не собирается. Просто бизнес есть бизнес. После потрясений и передряг, которые он перенес в последнее время, Федору это предложение показалось заманчивым, и он согласился.

«Тройник» находился в «vip-секции» СИЗО, где располагались камеры для очень небедных людей. Войдя в «хату», Федор Петрович не мог поверить в реальность того, что предстало перед его глазами. Это была не камера, а скорее номер пятизвездочного отеля. Площадь метров шестнадцать, на полу и стенах дорогие ковры, стены оклеены добротными импортными обоями, а в углу стоял моющий пылесос. В камере имелась вся необходимая мебель, холодильник, телевизор с видеоплеером, компьютер и даже кондиционер, но что особенно поразило Федора Петровича, так это стоявший в углу огромный аквариум, в котором плавали разноцветные рыбки. Вместо обычных зэковских шконарей здесь стояло шесть новых одноярусных деревянных кроватей-полуторок. Вони, казалось, въевшейся в стены обычных камер, здесь не было и в помине и ощущался легкий и приятный запах молотого кофе и дорогого мужского одеколона.

Постояльцев в «номере» было четверо. Поздоровавшись и представившись, Минк прилег на предложенную ему кровать. С расспросами к нему никто не лез и он незаметно для самого себя уснул.

Сокамерниками Федора были бывший начальник одного из Северовских отделов милиции полковник Вячеслав Артюшкин, бывший опер этого же отдела капитан Аслан Бердыев, адвокат Сергей Василенко и бывший начальник оперативного отдела Управления исполнения наказаний по Северовской области полковник Александр Тумель, он же являлся смотрящим по бээсным камерам.

Тумель был сорокалетним, здоровенным, лысым амбалом с маленькими глазками, мрачным взглядом исподлобья и металлическим голосом, который, судя по тому, что Минку о нем стало известно, являлся самым настоящим отмороженным беспредельщиком. Тумель и несколько его подчиненных, содержавшихся в другом СИЗО, обвинялись в изощренных издевательствах над заключенными, пытках и даже в насильственных действиях сексуального характера.

Смотрящий никогда и ни от кого не скрывал, что он совершил, и даже бравировал этим. Находился под стражей он уже второй год, и суд над ним и его подельниками должен был состояться в ближайшее время. В вину Тумелю вменялось несколько эпизодов преступной деятельности. Прочитав его обвинительное заключение, Федор Петрович содрогнулся.