Ричард Штерн - Башня

– Мы давно опубликовали наши расценки, – упрямо стоял на своём Фрэзи, – на основе этих расценок уже подписаны некоторые договоры.

– Да ла-а-адно, – протянул губернатор. – А теперь в тех случаях, когда сочтете нужным, разрешите нашим агентам оформить аренду ниже официальных ставок, а клиентам скажете, что им не следует об этом распространяться.

Фрэзи открыл было рот, но на всякий случай быстро закрыл. Губернатор снова продемонстрировал свой волчий оскал.

– Вас это огорчает? Бросьте, самое обычное дело. – Он снова подозвал официанта. – Давайте пообедаем, пока мы еще не допили свои «мартини». Нам предстоит длинный тяжелый день.

Губернатор проштудировал меню, сделал заказ и снова откинулся в кресле.

– В игре большие деньги, Гровер, – заметил он. – Возможно, ваша доля вас не волнует, но моя меня – чертовски. Джентльменская мораль – чудная вещь для плавания под парусом, игры в гольф и прочих безобидных развлечений, но мы строили этот дом, чтобы зарабатывать деньги, – Он помолчал. – Так что пора начинать.

Когда пришла Зиб, Поль Саймон уже сидел в небольшой нише в дальнем конце ресторанного зала. Она с улыбкой приближалась к нему и была чертовски хороша – короткая юбка открыла сильные стройные ноги, длинные волосы ярко блестели, ничем не сдерживаемая пышная грудь задорно покачивалась. Поль встал и Зиб, как всегда непринужденно, проскользнула в глубь ниши.

– Вообще-то мне нужно быть не здесь, – сказала она и двумя руками отбросила назад длинные густые волосы, – а копаться в груде бумаг и пытаться найти среди этого бреда приличную новеллу, которую не стыдно было бы напечатать. – Она смешно наморщила нос.

– Тем приятнее для меня.

Поль кивнул официанту и заказал напитки – два «мартини» с джином, без льда, очень сухие, очень холодные и с лимонной корочкой, – потом облокотился на стол и улыбнулся Зиб: – Когда я тебя увижу?

– Ты меня и так видишь.

– Но не так, как хотелось бы. Мне что, объяснить?

– Ты просто типичный отвратительный эгоист.

– И именно это тебе во мне нравится.

Она улыбнулась загадочной улыбкой, при этом уголки ее губ чуть приподнялись, в глазах загорелись огоньки.

– Дело же только в сексе, – сказал она.

– Ну да?

Зиб снова улыбнулась. Говорить о сексе было забавно – такой приятный интеллигентный треп. Сколько она себя помнит, так было всегда.

– Ну, ты и тип, – ласково заметила она.

– Бывают минуты, когда я сам задумываюсь, что я за тип.

Когда он уходил из конторы, секретарь передала ему указание от Макгроу. Он выслушал и небрежно бросил:

– Позвоните ему еще раз, милочка, и сообщите, что я занят.

– Я уже пыталась это сделать, – ответила девушка. – Но он только повторил: «Передайте, что я его жду».

«Что бы мог означать этот невежливый вызов? »

– Когда-то, – говорил он в эту минуту, – я думал, что буду образцовым гражданином – школа, университет, потом какая-нибудь фирма, где я, не перенапрягаясь, отслужу свое.

Зиб внимательно смотрела на него: «Ну и что?.. » – Голос ее звучал очень спокойно.

В этот момент принесли аперитивы. Поль приветственно поднял свой бокал и пригубил его:

– Ты не знакома с моим тестем?

– Нат часто рассказывает о нем.

Саймон поставил бокал и внимательно посмотрел на нее, потом медленно кивнул:

– Я бы о нем не рассказывал. Мы слишком непохожи. Берт – просто старый неотесанный ирландский грубиян.

– А Нат совсем другой. Он просто ягненок, иногда даже слишком. – Зиб нахмурилась, – Не смотри на меня так. Ягненок и есть.

– Чего я меньше всего хочу, – медленно ответил Саймон, глядя ей в глаза, – это спорить с тобой.

 – Тогда не говори так.

 – Сегодня ты какая-то колючая, а?

– Он мой муж.

– И ты хорошо его знаешь, – кивнул Саймон, а сам подумал, что она его совсем не знает и, возможно, это и к лучшему.

– Ладно, – сказал он, – тогда продолжим о Берте МакГроу, моем уважаемом тесте.

Зиб вдруг блеснула интуицией: «Ты его боишься, да? »

Он отпил «мартини», обдумал ее вопрос и наконец ответил: «Боюсь».

Он совсем не пытался казаться героем, пожалуй, легче будет добиться своего, если он попытается добиться от Зиб жалости и сочувствия. Он уже не раз с успехом использовал этот прием.

– Ты и я, – сказал он, – просто анахронизмы. Мы были воспитаны с верой, что все мужчины – джентльмены, а все женщины – благородные дамы. Никаких обманов, никаких подлостей, никаких ударов ниже пояса, жизнь, где все играют правилам.

Он замолчал, чтобы проверить, как это подействовало. Зиб не была уверена, что правильно поняла мысль Поля, но ей было лестно, что с ней ведут серьезный разговор о серьезных вещах. Редко кто из мужчин так делает. Она и Поль действительно принадлежали к одному кругу, так что с этим она могла согласиться и кивнула: «Продолжай».

– По-моему, сегодняшние дети смотрят на вещи проще нас, – продолжал Поль. – Им прочтут из Матфея: «И поступайте с другими так, как хотели бы вы, чтобы они поступали с вами! », – а они заявляют, что это все бредни, в которые никто давно не верит. Но это не совсем так. Люди, которые на виду, которым мы завидуем, которые, как говорится, добились успеха, на самом деле не всегда руководствуются десятью заповедями, если вообще когда-нибудь их соблюдали.

Зиб показалось, что она поняла.

– Например, твой тесть? – спросила она.

– Именно, Берт – провинциальный деляга, это из-за его происхождения. Он – мастер крутой схватки, а поскольку берет круче остальных, то ему везет.

Зиб с любопытством взглянула на него через стол:

– А тебе нет?

Он пожал плечами, неожиданно поскромнев.

– Я – мелкая сошка, – его усмешка была с приятной грустинкой, – и Патти вынуждена все время меня подталкивать.

«В известном смысле, – подумал он, – я был прав, сказав, что иногда сам задумываюсь, что я за тип. Я был и остаюсь хамелеоном, способным сливаться со своим окружением. Я умен, хорошо знаю технику, – это неудивительно после полученного мной образования, недурен собой, но этим перечень моих достоинств и ограничивается».

Иногда ему казалось, что его личности недостает какого-то важного компонента, может быть какого-то недостатка, и поэтому он так и не стал значительной личностью.

– Мне нравится Патти, – сказала Зиб.

– Желаю удачи, – снова улыбнулся он. – Я не шучу, как тебе может показаться. Меня бы не удивило, если бы Патти решила играть на два фронта. Мужчины ее не слишком интересуют, не исключая и меня. – Помолчав, он добавил: – Это тебя не шокирует?

– Да нет.

– А, эмансипированная женщина!

– Я принимаю вещи такими, как они есть.

Поль подумал, что в феминистках хуже всего то, что они все принимают всерьез и разговаривают одними цитатами

Зиб пригубила свой «мартини» и подняла глаза.

– Я ведь тебя почти не знаю... – она замолчала. – Иногда я сомневаюсь, знаю ли я кого-нибудь вообще. У тебя никогда не бывает такого чувства? Знаешь, как будто ты – никто.

– Очень часто.

Поль показал официанту, что пора нести обед. Если предстоит предстать перед Бертом Макгроу, то стоит подкрепиться.

– То, что ты сказал о Нате... – начала Зиб.

– Я сказал, что он не слишком отличается от Берта Макгроу.

– Что ты имел в виду?

Поль усмехнулся:

– Это фигура с Дикого Запада. Он научился хорошо маскироваться, но все время то тут, то там что-нибудь выглядывает. «Разговаривая со мной, улыбайтесь, чужеземцы!» И тому подобное.

Зиб покачала головой.

– Ты ошибаешься. Я тебе это уже говорила. Он ягненок, и я была бы рада, если б это было не так. – В душе она сказала себе: «Тогда мне не нужны были бы ни ты, ни кто-либо другой. Так что в определенном смысле Нат сам виноват». – Эта мысль ее хоть немного утешала.

– Ласточка моя, – сказал Поль, – я тебе кое-что скажу. Смотри, не зайди с ним однажды слишком далеко. Смотри. А теперь давай поедим. Мне нужно успеть на высочайшую аудиенцию.

Когда Макгроу вошел в ресторан Мартина, Патти сидела за столиком на двоих. Мартин лично встретил его, предложил меню и проводил через зал к дочери. Макгроу наклонился и поцеловал дочь, причем не в щеку, а прямо в губы; для Макгроу поцелуй был поцелуем, а не каким-то символическим жестом.

Он сел. Его уже ожидала порция виски, как всегда, изрядная порция бурбона со льдом. Пригубив, он вздохнул и улыбнулся дочери: — Твое здоровье, лапушка.

– Вы неважно выглядите, мистер Макгроу.

– Возможно, но при виде тебя мне становится лучше.

Он не солгал. Патти была на целое поколение моложе Мери, но они были настолько похожи, что он не переставал удивляться. Обе отличались мягким теплым спокойствием, которое не имело ничего общего с его грубыми генами. Ее присутствие его всегда успокаивало.