Виктор Доценко - Кровь за кровь

Ян Маркович не на шутку волновался: время шло, а Ванда не появлялась. Значит, что-то случилось! Господи! Какой же он кретин! Неужели и в самом деле склероз? Она же предупреждала его: при неявке одного из них на встречу проверить условленное место… Лановский суетливо бросился к черному репродуктору, висящему на стене, и вытащил из него маленькую записку:

«Папа! Сапожник под подозрением… Пришлось убрать Васю-Василька! Отдала Григория, но времени катастрофически мало! Сюда не вернусь! Встретимся у X… Торопись! Твоя В.».

Пробежав записку, Лановский мгновенно побледнел и метнулся к картине, укрепленной над камином. Отбросив в сторону довольно плохую копию загадочной Джоконды, Ян Маркович нащупал еле заметную выпуклость на стене: откинулась небольшая дверца сейфа. Об этом тайнике, кроме него, не знала ни одна живая душа, даже дочь. В нем он хранил все, что смог накопить, награбить за свою жизнь. Не очень-то доверяя порядочности своих хозяев, которые якобы перечисляют на его имя все полагающиеся за работу суммы, Лановский решил откладывать на черный день свой личный капитал: драгоценности, доллары. В этом же сейфе находились кое-какие документы, за которые многие высшие чины вермахта согласились бы уплатить любые деньги, чтоб обладать ими…

Сложив все это в небольшой матерчатый мешочек, он прикрепил его к поясу. Оставшиеся документы, на его взгляд маловажные в данной ситуации, сложил на полу перед камином, сунул туда же записку дочери. Потом вытащил из кармана красивый, инкрустированный эмалью портсигар, чиркнул вделанной в него зажигалкой и поднес к кучке. Быстро разгоревшись, пламя осветило его красивое лицо, и оно отразилось в гладкой, отполированной поверхности розового мрамора старинного камина. Усмехнувшись, Лановский устало провел пальцем по рваному шраму над глазом и вытащил из портсигара папиросу. Послышалась легкая незатейливая мелодия. Он задумался, вспоминая что-то, и уже поднес папиросу ко рту, но, внимательно оглядев ее со всех сторон, заметил крестик. Огорченно покачал головой, тяжело вздохнул и решительно сунул ее в верхний кармашек пиджака. Другую папиросу закурил сразу и снова задумался, слушая звуки музыки, похожие на звуки старого клавесина…

Его мысли прервал стук в дверь. Щелкнув портсигаром, Лановский выплюнул папиросу и осторожно подскочил к окну: промелькнула белая милицейская фуражка… В дверь постучали настойчивее… Ян Маркович сунул в карман портсигар и выхватил пистолет. Дом окружен! У дверей и у окон охраняют! Остается чердак: через слуховое окно можно выскочить на улицу и… дай Бог ноги! Людей много, и стрелять они вряд ли посмеют… Во всяком случае, это единственный шанс. Ян Маркович быстро устремился наверх…

— Вы уверены, что он еще не выходил из дома? — тихо спросил Панков молоденького лейтенанта.

— Уверен, товарищ майор… Мы, как только получили вашу телефонограмму, сразу же взяли дом под наблюдение. Описанный вами человек пришел минут двадцать назад и оттуда не выходил. Черного хода у дома нет, вокруг расставлены люди…

— Ну, что ж, давайте ломать! — решительно произнес Сергей Петрович, и два дюжих сотрудника налегли на дверь. Панков с лейтенантом встали по бокам, держа оружие наготове. Запор оказался слабым, и вскоре дверь широко распахнулась. Панков с лейтенантом вбежали внутрь и замерли. У камина Сергей Петрович заметил небольшую кучку пепла, из которой струился тоненький дымок. Майор огорченно пожал плечами и хотел что-то сказать, но не успел: наверху послышался какой-то шорох.

— Лейтенант со мной, остальным проверить все внизу! — Панков побежал вверх по лестнице…

А Лановский осторожно выбрался через слуховое окно на крышу и приготовился прыгать вниз.

— Лановский! Стой! Руки вверх! — окликнул его Панков.

Резко выбросив руку в сторону окрика, Ян Маркович выстрелил и тут же сиганул с крыши. Резкая боль в колене заставила вскрикнуть. В его сторону метнулся один из сотрудников, и Лановский выстрелил в него в упор. Белая гимнастерка окрасилась в красный цвет, и молодой парень медленно сполз на землю, оставляя на стене дома кровавый след…

Сильный удар в плечо бросил Лановского на стену, и по телу побежало что-то мокрое и горячее. Не обратив на это внимание, он выстрелил несколько раз и побежал, петляя между деревьев и сильно прихрамывая на больную ногу…

Панков понял, что если Лановский успеет добежать до поворота, то поймать его будет сложно: там много людей, и подвергать их опасности нельзя. Остается только одно: стрелять… Сергей Петрович поморщился с досады: как это они не предусмотрели возможности побега через крышу? Сам во всем виноват… Куда, спрашивается, спешил? Кому это нужно было? А сейчас вот приходится пожинать плоды этой спешки… А с раненым поди попробуй поговори. Но делать нечего… Панков тщательно прицелился в ногу, которую немного приволакивал Лановский. Еще мгновение, и тот скроется за угол… Сергей Петрович мягко спустил курок, и бежавший, словно наткнувшись на неожиданное препятствие, упал на колени и выстрелил в Панкова… Пуля ударилась в нескольких сантиметрах от лица Сергея Петровича, отщепив от рамы большой кусок…

Когда они подбежали к Лановскому, держа оружие наготове, тот лежал неподвижно, раскинув в стороны руки…

— Да-а-а! — укоризненно протянул лейтенант, склонившись над телом. — Наповал…

— Исключено! — озабоченно проговорил Панков, щупая пульс на руке Лановского: пульса не было. — Рана должна быть на правой ноге, чуть ниже колена…

— Вот это да! — удивился тот, разглядев рану. — Как в аптеке! Он что же, от испуга концы отдал, что ли?

Сергей Петрович выпрямился и, нахмурив брови, задумался. Неожиданно его взгляд упал на левую руку, сжатую в кулак. Он попробовал разжать, но это далось сделать после значительных усилий. В кулаке Панков обнаружил папиросу.

— Как ты думаешь, Коля, человек будет думать о куреве в таком положении? — спросил он лейтенанта.

— Очень сомневаюсь, товарищ майор.

— Вот и я сомневаюсь… — Сергей Петрович внимательно осмотрел папиросу и заметил крестик и свежие вмятины от зубов. — А вы, оказывается, были трусом, Ян Маркович, — тихо сказал он и понюхал папиросу, зная уже, какой запах услышит. — Вроде цианистый… Точнее специалисты скажут… — Аккуратно положив папиросину в листок бумажки, вырванной из блокнота, протянул лейтенанту: — В лабораторию отдашь, а этого — на вскрытие… — Склонившись над трупом, он тщательно обыскал его и обнаружил мешочек у пояса, еще один револьвер и знакомый портсигар…

В тот день, когда Ян Маркович покончил самоубийством, Сергею Петровичу удалось обезвредить почти всю группу Лановских. Исчезла Ванда, и вместе с нею еще двое, с которыми она пришла из-за кордона и которые наверняка очень много знали. Через несколько дней охотники случайно наткнулись на два погребенных под снегом трупа: если бы не собака, они пролежали бы до самой весны. Трупы были сильно обезображены, и никаких документов при них не оказалось. Так как никаких запросов об исчезновении этих мужчин не поступало, дело решили сдать в архив. То ли интуиция подсказала, или просто, на всякий случай, Сергей Петрович решил представить для опознания этих убитых арестованному Григорию Корнееву. В одном из трупов тот узнал парня, присутствующего при убийстве Василия… Верная своему правилу, Ванда и в этот раз решительно и зверски расправилась со своими помощниками, избавляясь от ненужных и опасных для нее свидетелей. И на этот раз Ванда Яновна Лановская умело и быстро замела за собой следы, сумев на долгое время исчезнуть из поля зрения советских органов. Шло время, началась страшная и изнурительная для нашей страны война. С первых же ее дней Сергей Петрович подал рапорт с просьбой отправить на фронт. Ответа ждал, как ему казалось тогда, долго. Неожиданно получил вызов в Особый отдел Наркомата внутренних дел. В небольшом кабинете его ожидали трое: хозяин кабинета, седоватый, подтянутый полковник, и двое в штатском — сухощавый пожилой и молодой, в круглых очках, которые мало ему помогали и он всякий раз прищуривался.

Говорили двое: полковник задавал вопросы, а Панков обстоятельно и подробно, как его попросили, отвечал. Беседа длилась довольно долго, но Сергей Петрович, понимая важность подобных вызовов, оставался спокоен и не проявлял нетерпения. Парень в очках все время что-то записывал в своем блокноте, а мужчина в штатском внимательно слушал. Неожиданно он обратился к Панкову на чистом немецком языке:

— Товарищ майор, расскажите, пожалуйста, о том периоде, когда вы вплотную занялись изучением немецкого языка.

— После окончания войны, — начал Сергей Петрович, немного замявшись, не зная, как обращаться к мужчине в штатском, — я имею в виду гражданскую…

— Разумеется, — улыбнулся полковник.