Элизабет Джордж - Тайник

— Тише, Пич. Это друг, — утихомиривала собаку Дебора.

— Кто? — переспросил Саймон, взял на руки таксу и успокоил ее.

— Чероки Ривер, — повторила Дебора. — Ты ведь Чероки, правда? — спросила она у гостя.

Хотя она почти не сомневалась в том, что это он и есть, с их последней встречи прошло шесть лет, да и тогда, во времена их знакомства, они встречались всего раз пять или шесть. Не дожидаясь ответа, она продолжила:

— Пойдем в кабинет. Там огонь горит. Господи, да ты насквозь мокрый. Что у тебя с головой, порезался? Как ты сюда попал?

Она подвела его к оттоманке у огня и заставила снять куртку. Та когда-то была непромокаемой, но те времена давно прошли, и с куртки лились на пол реки воды. Дебора развесила ее у огня, и Пич тут же бросилась ее обнюхивать.

Саймон задумчиво повторил:

— Чероки Ривер?

— Брат Чайны, — уточнила Дебора.

Саймон посмотрел на гостя, которого начинала бить дрожь.

— Из Калифорнии?

— Да. Чайна. Из Санта-Барбары. Чероки, что, черт возьми… На, держи. Да садись же. Пожалуйста, садись к огню. Саймон, у нас одеяло есть? А полотенце?

— Сейчас принесу.

— Побыстрее! — поторопила Дебора, потому что освобожденный от куртки Чероки трясся, как человек, у которого вот-вот начнутся конвульсии.

Его кожа так побледнела, что приобрела какой-то синюшный оттенок, а зубы выбивали дробь и даже прорвали кожу на губе, так что кровь закапала на подбородок. И это не считая довольно неприятного пореза на виске, осмотрев который Дебора заметила:

— Тут нужен пластырь. Что с тобой стряслось, Чероки? Тебя что, ограбили? — И тут же добавила: — Не надо, не отвечай. Сначала я дам тебе чего-нибудь согреться.

Она метнулась к старому столику на колесиках, который стоял у окна, выходившего на Чейни-роу. Там она налила в стакан чистого бренди и вернулась с ним к Чероки.

Тот поднес стакан к губам, но его руки тряслись так сильно, что стакан просто стучал о зубы и большая часть бренди пролилась на черную футболку, которая была такой же мокрой, как и вся его одежда.

— Черт. Прости, Дебс.

То ли его голос, то ли состояние, то ли напиток, пролитый на футболку, снова возбудили подозрения Пич, которая оторвалась от изучения его куртки и залаяла.

Дебора шикнула на таксу, но та не успокоилась, пока хозяйка не выволокла ее из комнаты и не отправила на кухню.

— Воображает, что она доберман, — с кривой усмешкой сообщила Дебора, вернувшись в комнату. — Когда Пич рядом, смотри в оба.

Чероки усмехнулся. Но тут его страшно затрясло, и бренди, который он держал в руках, заплескался в стакане. Дебора опустилась на оттоманку рядом с ним и обняла его за плечи.

— Извини, — сказал он. — Я что-то совсем расклеился.

— Не надо извиняться. Пожалуйста.

— Я долго бродил под дождем. Налетел на сук там, у реки. Думал, кровь перестала течь.

— Пей бренди, — сказала Дебора. Она была рада, услышав, что он не попал в какую-нибудь историю на улице. — Потом я посмотрю твою голову.

— Там все так плохо?

— Просто порез. Но посмотреть все равно нужно. Вот, держи. — У нее в кармане был носовой платок, и она вынула его и стала вытирать им кровь с раны. — Ты нас удивил. Что ты делаешь в Лондоне?

Дверь кабинета распахнулась, и вошел Саймон. Он принес одеяло и полотенце. Дебора накинула одеяло на плечи Чероки, а полотенцем начала вытирать его волосы. Они стали короче, чем в те времена, когда Дебора жила с его сестрой в Санта-Барбаре. Но вились так же буйно, как прежде, — в этом они с Чайной были не похожи, да и в остальном тоже: у него было чувственное лицо, глаза с тяжелыми веками и пухлые губы, за которые женщины платят огромные деньги пластическим хирургам.

«Все гены сексапильности унаследовал он, — говорила о брате Чайна, — а мне оставил внешность средневекового монаха-аскета».

— Сначала я вам позвонил. — Чероки плотнее закутался в одеяло. — Это было часов в девять. Чайна дала мне ваш адрес и номер телефона. Я думал, они мне не понадобятся, но вылет из-за погоды отложили. А когда буря наконец немного утихла, идти в это чертово посольство было слишком поздно. Вот я и позвонил вам, но никого не было.

— В посольство? — Саймон взял у Чероки стакан и налил еще бренди взамен разлитого. — Что-то случилось?

Чероки взял стакан, кивнув в знак благодарности. Его руки уже не так дрожали. Он залпом выпил напиток.

— Тебе надо переодеться, — сказала Дебора. — И ванну принять тоже не помешает. Я сейчас пойду и все приготовлю, а пока ты будешь отмокать в ванной, мы бросим твою одежду в сушилку. Ладно?

— Э, нет. Я не могу. Это же… Поздно ведь.

— Об этом не беспокойся. Саймон, отведи его, пожалуйста, в комнату для гостей и дай что-нибудь переодеться. Не спорь, Чероки. Никакой проблемы тут нет.

Дебора поднялась наверх. Пока ее муж искал сухую одежду, чтобы дать гостю, она начала набирать ванну. Достала чистые полотенца, а когда появился Чероки в халате Саймона, с его пижамой, переброшенной через руку, промыла порез у него на виске. Он поморщился, когда ватка со спиртом коснулась его кожи. Твердой рукой она придержала его голову и сказала:

— Терпи.

— Пулю прикусить не даешь?

— Только когда оперирую. А это не считается.

Выбросив ватку, она взялась за пластырь.

— Чероки, откуда ты прилетел сегодня? Не из Лос-Анджелеса, точно. Ты ведь без… А багаж у тебя есть?

— Гернси, — ответил он. — Я прилетел с Гернси. Вылетел сегодня утром. Думал, до вечера все успею и к ночи вернусь, поэтому и оставил все вещи в отеле. А вышло так, что я большую часть дня проболтался в аэропорту, дожидаясь улучшения погоды.

Из всего сказанного Дебору заинтересовало только одно.

— Что успеешь?

И она прилепила полоску пластыря на порез.

— В смысле?

— Ты сказал «все успею». Что успеешь?

На мгновение Чероки отвел глаза. Всего мгновение, но его было достаточно, чтобы Дебора встревожилась. Он говорил, что сестра дала ему их лондонский адрес, и у Деборы сложилось такое впечатление, что она сделала это еще в Штатах, как бывает, когда кто-то собирается в Англию и ему дают адреса знакомых.

«Будешь на каникулах в Лондоне? Загляни к моим друзьям, они очень хорошие люди».

Но, подумав хорошенько, Дебора поняла, что такой сценарий попросту невозможен, ведь ее контакт с сестрой Чероки не возобновлялся последние пять лет.

Это навело ее на мысль о том, что если с самим Чероки ничего не стряслось, но тем не менее он примчался с Гернси в Лондон, вооруженный их адресом и твердым намерением как можно скорее попасть в американское посольство…

— Чероки, с Чайной что-то случилось? Ты поэтому здесь?

Он посмотрел на нее. Его лицо было бледно.

— Ее арестовали, — ответил он.

— Больше я у него ничего не спросила.

Дебора нашла мужа в полуподвальной кухне, где он, предусмотрительный, как всегда, ставил на плиту суп. В тостере сушился хлеб, а исполосованный шрамами кухонный стол, на котором ее отец за последние годы приготовил несколько тысяч обедов, был накрыт на одного.

— Я решила, пусть он сначала искупается… Мне показалось, что надо дать ему отдохнуть. Потом расскажет… Если, конечно, захочет…

Она нахмурилась, скользя ногтем большого пальца по краю столешницы. Торчащая щепка была воспринята ею как укол совести. Дебора пыталась убедить себя в том, что ей нечего стыдиться, все дружбы когда-то начинаются и кончаются, такова жизнь. И все же именно она первой перестала отвечать на письма, которые приходили из-за океана. Потому что Чайна Ривер относилась к той части жизни Деборы, которую ей очень хотелось забыть.

Саймон, стоя у плиты и мешая деревянной ложкой томатный суп, бросил на жену беглый взгляд. Видимо, он истолковал ее неразговорчивость как тревогу, потому что сказал:

— Все может оказаться совсем просто.

— Что значит «просто», когда речь идет об аресте?

— Я хочу сказать, ничего страшного. Какая-нибудь авария. Или похожее на кражу недоразумение в универсаме. Что-нибудь в этом роде.

— Зачем ему идти в американское посольство из-за кражи в магазине, Саймон? И вообще, она ведь не воровка.

— Ты в самом деле хорошо ее знаешь?

— Я хорошо ее знаю, — сказала Дебора. Но этого ей показалось мало, и она с нажимом повторила: — Я очень хорошо знаю Чайну Ривер.

— А ее брата? Этого Чероки? И что это за дурацкое имя?

— Так его назвали при рождении, по-моему.

— Родители из лета «Сержанта Пеппера»?

— Ммм. Их мать была радикальной… что-то вроде хиппи. Нет. Погоди. Она боролась за охрану окружающей среды. Вот. Это было еще до того, как я с ней познакомилась. Она сидела на деревьях.

Саймон посмотрел на нее искоса.

— Чтобы их не срубили, — объяснила Дебора просто. — И отец Чероки — у них разные отцы — тоже боролся за охрану окружающей среды. Или нет?