Татьяна Гармаш-Роффе - Черное кружево, алый закат

Некоторое время Александра читала у себя в номере; затем включила компьютер и принялась набрасывать следующую статью. Отель меж тем затих. Ушли музыканты, закончились танцы, отдыхающие стали расходиться по комнатам.

Она вышла на балкон. На террасе кафе еще сидели несколько человек, допивая коктейли, да со стороны пляжа доносились взрывы смеха: русская компашка догуливала.

Она вернулась к компьютеру и поработала еще с часик, потом выключила его. Но спать не хотелось. Подумав, Александра вышла из номера – решила прогуляться по ночному свежему воздуху.

…Ян сидел в кресле холла на ее этаже. Словно знал, что она выйдет.

Завидев Александру, он молча поднялся и пошел ей навстречу. Она непроизвольно отступила, потом сделала шаг вперед, головокружительный шаг в бездну, – и бросилась в его руки.

…Плохо быть взрослой. Слишком, слишком много всего в голове.

Они исступленно целовались уже минут пять, но ум втихомолку закидывал вопросы: пусть идет как идет? пусть случится что случится? или надо устоять? но ради чего? верности Алеше? или ради самой себя, чтобы потом не таскать с собой груз измены?

Эти вопросы портили все. От них потихоньку твердели ее губы, делаясь менее податливыми, от них каменело ее тело…

В результате выходило «ни два ни полтора», – их поцелуи порождали вопросы, а вопросы мешали целоваться. И это было, по меньшей мере, глупо.

Может, не так уж и плохо быть взрослой: по крайней мере, легче сделать трезвый выбор.

«Трезвый» – какое убогое слово!

– Ян… – она легонько отстранилась. – Давай на этом остановимся.

– Как скажешь…

– Я уже сказала.

Он разжал руки, выпустив ее из их кольца.

– …Это будет лишним… – добавила Александра и тут же пожалела. Разве банальным словом «лишнее» описывается происходящее? Разве оно исчерпывает всю немыслимую сложность человеческих отношений?

…Когда-то Алеша ей изменил.[2] Но Александра отнюдь не считала, что этой изменой он выдал ей индульгенцию наперед. Мысль о мести тем более не посещала ее – это было бы попросту низко. С точки зрения Александры, право собственности не распространяется на душу и поступки другого человека, пусть и любимого… Она не присваивала себе даже право прощения: ведь это означало бы, что она его судит! А на каком основании? Он ей не принадлежит, он сам по себе, он поступил, как поступил, и только ему об этом судить!

Только ей было больно. Больно, она ничего поделать не могла.

Сейчас же, оказавшись сама на грани измены, Александра вдруг с неожиданной ясностью поняла, что тогда произошло с Алешей. Ей открылось, как можно раздвоиться в чувствах, какой разной бывает любовь, каким непохожим желание и как трудно с этим управляться…

И еще она знала, что ему будет больно от ее измены. Так же, как ей тогда.

Врать? Это пошло. У Александры слишком хороший вкус, чтобы опуститься до пошлости.

Как все запутано в наших душах… Но только разве это называется словом «лишнее»?!

– Я не то сказала… – повинилась она.

Ян не ответил. В его глазах, мягко и чуть тревожно, мерцала грусть. Та грусть, с которой мудрец взирает на мир.

– Санька… – проговорил он наконец, – хочешь, пойдем погуляем по пляжу?

– Да, – ответила она. – Пойдем погуляем…

И в этот момент в ее кармане завибрировал сотовый.

«Алеша!» – подумала Александра, доставая телефон.

– Если муж мне звонит в такое время, – проговорила она обеспокоенно, – значит, что-то серьезное. Не дай бог с детьми!

Наконец она выпростала из кармана мобильный. На входящий посмотреть не успела, боясь, что звонки иссякнут.

– Касьянова, это вы?

– Кто же еще, – ответила она, пытаясь сообразить, чей голос слышит, понимая только одно: голос не Алешин, хотя и вроде бы знакомый.

– Вы добились своего, журналистка! Сегодня из-за вашей статьи убили моего директора! Вместо меня!

– Кто говорит? О чем речь?!

– Степан Катаев говорит. Моего директора, Костика, убили, понятно?! Из-за вашей статьи! А ведь я вас предупреждал: поосторожнее, дамочка! Тут у нас не шуткуют, у нас дела серьезные! Предупреждал? Предупреждал. А вы не послушались. И вот – Костика убили! Вместо меня! Вам бы только статью написать, свой гонорар получить да славу журналистскую слупить, а что люди из-за вас могут погибнуть, так вам по барабану, а?!

Он был пьян, Степан Катаев, Александра явственно слышала по его голосу. Но даже пьяный вряд ли бы такое сочинил…

– Объясните мне подробней! Почему из-за моей статьи, отчего вы так уверены?! И почему вы решили, что его убили вместо вас?!

– Да иди ты, гражданочка, нах!

И он отключился.

Ян смотрел на нее во все глаза.

– Янька… Тут что-то непонятное, но очень плохое произошло… Прости, иди к себе.

– Расскажешь завтра?

– Обязательно, – рассеянно пообещала она.

Александра вышла на балкон, пытаясь совладать с непомерно бьющимся сердцем. Катаев, он сказал ей, что ПО ЕЕ ВИНЕ убили человека?! Из-за ее статьи?!

Она еще с полчаса смотрела на тихо мерцающее под звездами море, перебирая в уме фразы из своей статьи, пытаясь примерить к ним столь страшное обвинение… Затем, очнувшись, бросилась вниз, в интернет-кафе. Но, к ее удивлению и досаде, по ночам оно не работало!

Поколебавшись, она набрала свой домашний номер. Алеша спит, без сомнения, – но делать нечего, ситуация требовала немедленного разрешения.

Услышав его сонный голос, она попросила его сначала поплескать холодной водички в лицо, чтобы проснулся хорошенько, но Алеша заявил, что он привычный и слушает ее внимательно.

– Мне надо срочно вернуться в Москву, Алеш! Тут Интернет по ночам не работает, а мне нужен срочно билет, – ты можешь посмотреть в Интернете?

– Да объясни же, что случилось, Саш!

Александра объяснила в двух предложениях. Собственно, даже если бы ей захотелось приложить все свое красноречие, все равно больше двух предложений она не наскребла бы: вышла ее статья – и в тот же день убили директора ассоциации, деятельность которой служила ей для статьи примером. Хотя нет, у нее имелось третье предложение, с жирным многоточием в конце: директора убили вместо президента… Так, во всяком случае, он заявил.

– На твой взгляд, дурная шутка исключена?

– Полностью!

Алексей доверял Сашиным мнениям о людях, – если и существовал у нее какой-то процент ошибок, то небольшой. Да и у кого его нет, процента ошибок?

– Саша, слушай меня внимательно: ты никуда не полетишь! Оставайся на курорте – ведь если все это правда, то и ты тогда в опасности, сечешь?

– Почему я?

– Сашка, перестань паниковать и включи мозги: у нас журналистов убивают за разоблачения, ты в курсе?

– Алеш, но я никакого разоблачения не писала! Я даже имя президента ассоциации не назвала, который мне интервью дал, – сослалась на то, что мой собеседник пожелал остаться инкогнито, как он и просил! И все, что я вывела из нашего разговора и моих расследований, – так в статье и написала: «В моем воображении нарисовалась следующая картина». В МОЕМ ВООБРАЖЕНИИ, Алеш! Это проблемная статья, как я обычно пишу, и все остальное служило лишь иллюстрацией к проблеме! Какие у кого могут быть к нему – или ко мне – претензии?!

– Саш, если ты попала в точку… А ты, без сомнения, в нее попала… Даже если это были выводы, основанные исключительно на твоем воображении… все же каким-то людям твое воображение пришлось не по вкусу. Оно у тебя слишком хорошо развито. Ты только смоделировала ситуацию, да, – но, надо полагать, очень уж верно… Так что даже и не думай возвращаться!

– Алеш, но…

– Никаких «но». Мы поступим иначе. Дай мне телефон этого Степана… Как его?

– Катаев… Погоди, найду его номер…

Александра нашла и продиктовала мужу.

– Когда он тебе позвонил?

– С час назад. И был, по-моему, пьян.

– Я созвонюсь с ним и все выясню. В случае надобности займусь этим делом. Поняла?

– Поняла…

– Вот и прекрасно, – заявил он. – Ложись спать, чтобы завтра в полной мере насладиться пляжем. Обещаешь?

– Обещаю…

– Я разберусь, не волнуйся, Сашка! Ты ведь мне веришь?

– Конечно…

– На том и поладим. И выбрось билеты из головы, договорились?

Повесив трубку, Алексей еще раз перебрал в уме разговор с женой. Убедил ли он ее?

Может, не до конца… Но он верил, что Александра не станет сломя голову покупать билет и возвращаться в Москву без его ведома.

Одновременно он понимал, что успокоить жену он сможет только в том случае, если завтра же выдаст ей первые результаты. И потому, хоть и с сомнением глянув на часы – три ночи! – он набрал номер Степана Катаева.

Степан был не просто пьян, а архипьян. Надо думать, что за час с небольшим, который прошел между их разговором с Сашей и звонком детектива, Катаев накачался сверх меры. Однако он не спал – и не собирается, по его словам, – что несколько обнадеживало. Выяснив адрес, Алексей тут же перезвонил Игорю, своему ассистенту.