Сергей Зверев - Крот против оборотня

Шея? Довольно длинная, посадка головы уверенная, даже где-то женственная. Есть в ней женская стать, не корова. Ноги толстоваты, хотя она вся, как это говорится, «в теле». Размер ноги? Примерно тридцать восьмой, но мне это ни о чем не говорит.

– Станция «Парк культуры»… – произнес в динамике четкий женский голос.

– Здесь выходим, – слегка подтолкнула Антона под локоть Славина.

То, что она отказалась в конце концов идти в ресторан с французской кухней и вообще в ресторан, Антона порадовало. Ну какой в ресторане разговор, какой флирт? Туда водят женщин, готовых на все, водят для самоутверждения. А охмурять дам нужно в ситуациях, соответствующих их духовным потребностям. Низкая духовность – значит, тряпки, бутики, колечки. А с Анной все иначе, ей духовную пищу подавай. Наверняка в быту она очень непритязательна.

– Вон пиццерия, – показала она рукой вперед на Пушкинскую набережную. – Я тут была пару раз с подругами. Пицца просто отличная, и готовят ее здесь несколько видов.

Через двадцать минут они сидели, уплетали за обе щеки горячую пиццу и болтали о погоде, о группе молодежи за соседним столиком, о двух тетках с большими сумками и парочке студентов-очкариков, которые наверняка еще и не целовались ни разу. Потом они пили кофе и с улыбкой переглядывались. Антон был уверен, что женщина им увлеклась, хотя была старше лет на семь-восемь. Часто бывает, что это не важно. Для романа не важно, а для серьезных отношений? Что она вообще о нем думает?

– Выставка скоро уезжает, – начал Антон нужный ему разговор, – а вы так ничего еще и не рассказали о ней. А мне еще надо успеть побродить по залам музея, прочувствовать, чтобы изложить на бумаге.

– Вы пишете на бумаге? – удивилась Анна.

– Это образное выражение, – нашелся Антон, поняв, что опять сглупил. – Художественный образ, потому что, когда смотришь на экран ноутбука, в редакторской программе видишь перед собой все равно листок бумаги.

– Ну, что вам рассказать, Антон, – пожала она плечами и поднялась из-за стола. – Выставка в каком-то смысле, конечно, уникальная. Из коллекций Лувра к нам частенько что-то интересное привозят, но в таком вот ключе – впервые.

– И что же в ней такого особенного? – выходя вместе с Анной на набережную, спросил Антон, глубоко вдыхая вечернюю прохладу.

– Есть в ней изюминка, тончайшая незримая нить, которая соединяет нас в веках. Вы знаете, что одной из королев Франции была наша русская княжна?

– А-а, у-у… – Антон понял, что попался, что сейчас он блеснет своей безграмотностью. Писатель! – Из рода Романовых?

– Нет, из Рюриковичей. Это Анна Ярославна, дочь киевского князя Ярослава Мудрого. Князя, объединившего Русь под своей рукой.

– Киевская Русь?

– Да, Киевская Русь. В тысяча сорок четвертом году дочь Ярослава Мудрого стала женой французского короля Генриха I. И в составе экспозиции среди украшений есть и те, что носила Анна Киевская, как ее называли в Париже. Часть драгоценностей она привезла из Киева как приданое, часть подарена ей мужем, часть преподнесена аристократами, зарубежными гостями, другими европейскими монархами.

– Вот она, любовь, которой неведомы границы! – пафосно воскликнул Антон и тут же нарвался на снисходительный взгляд Славиной.

– Не любовь, а политика, – поправила она его. – И задача, которая стояла перед русской княжной, была до предела проста. Она должна была родить бездетному королю Генриху наследника, и через семь лет ей это удалось.

– Интересно, это французский престол потянуло на экзотику. Взять княжну из варварской страны в просвещенную Европу. Или только из-за здоровья и омоложения крови?

– У вас, как и у многих молодых людей, устаревшие представления об истории нашей страны. И судить вас за это нельзя, потому что часто это продукт нашего костного образования и науки, оторванной от нее. Да, Ярослав Мудрый был сыном князя Владимира, который крестил Русь. И всегда принято было считать, что именно тогда началось просвещение Руси, ее подъем по лестнице цивилизации. А до этого были какие-то княжества, которые воевали друг с другом и со степняками, какие-то полудикие племена в лесах и в степях. А ведь все было совсем иначе. Сегодня у нас уже более или менее правильные представления о тех временах.

– Нам, историкам, приходится работать почти как следователям или экспертам-криминалистам. Исторические данные, спорные исторические данные, противоречия, совпадения, причины прямые и косвенные. Но это очень интересная работа.

– Я догадываюсь, – улыбнулся в ответ Антон, – судя по темпераменту, с которым вы все это говорите.

– Дикая Русь, дикие племена, – пропустив мимо ушей его замечание, продолжала Анна. – У нас так принято считать, несмотря ни на какие новые данные. А могла ли дикая разъединенная Русь иметь такой вес в Европе, какой она имела? И ведь не с Ярослава Мудрого это началось. В Чехии хранится часть документа, который выдан славянским союзникам еще Александром Македонским. Часть его армии составляли отряды славян. И в награду за их подвиги он своим указом закрепил навеки за ними свои земли.

– Наши же земли он за нами закрепил?

– Тут возможны два варианта. Либо это были не наши земли, а мы исконно жили западнее, либо он в начале своих походов не рискнул нападать на Русь, потому что видел перед собой сильное государство. Указ – это чисто политический ход «царя мира» и признание того, что он не посягнул и другим не даст. А Змеевы валы под Киевом? Вы представляете рукотворные валы, построенные для защиты от набегов кочевников, тянущиеся с севера на юг на десятки и сотни километров? Могли дикие племена такое построить? Это могло себе позволить лишь сильное большое государство.

– Значит, французский король взял в жены дочь киевского князя…

– Потому что Русь имела вес, она была знаковой фигурой в европейской и мировой политике. Ее знали давно и очень хорошо. Более того, существует множество документов, в которых упоминается, что европейские цари признавали царей-русичей за истинных, в отличие от самих себя.

– И признание это подчеркнуто родством, на которое шли очень охотно. Вторая жена самого Ярослава, ее звали Ингегерда, была дочерью шведского короля Олафа Шетконунга, сын Изяслав был женат на сестре польского короля, а Святослав на австрийской принцессе. Всеволод женился на греческой принцессе, а Игорь на германской. И дочери, помимо Анны, были выданы замуж в Европу. – Елизавета за норвежского короля, а Анастасия – за венгерского. Вот вам и дикая страна!

– Да, не сладко было им идти в чужие страны, – вздохнул Антон с видом знатока. – Чужие люди, чужие обычаи.

– Вы рассуждаете как мужчина, как современный мужчина, – возмутилась Анна. – Вы не понимаете женской психологии. Вы привыкли брать, привыкли действовать силой. А предназначение женщины в ином. Возьмите Анну Ярославну. Что может быть священнее, чем родить сына монарху, продлить род, соединить кровь двух ветвей. Анна семь лет молилась день и ночь, а когда сын все-таки родился, она в честь этого события построила храм. А вы говорите!

– Вы не только любите историю, вы любите тех людей, – засмеялся Антон. – И Анну Киевскую тоже любите, сознайтесь.

– Хотите, Антон, я расскажу вам одну романтическую, загадочную и красивую историю? – задумчиво глядя себе под ноги, спросила Славина.

– Очень хочу. Собственно, на такие истории я и рассчитывал.

– Тогда слушайте. В тысяча сорок четвертом году Ярославу, князю Киевскому, принесли долгожданное известие: король французский Генрих I сделал наконец свой выбор и отправляет посольство в Киев к князю Ярославу Владимировичу просить руки его дочери Анны. Шпионы русского князя поведали, что слух о красоте Анны перевесил чашу весов, но мудрый князь понимал, дело не в красоте, а в том, что у него было многочисленное и здоровое потомство, а это давало физические гарантии. А еще союз с Киевом давал определенные гарантии против угрозы с востока. Слишком хорошо на Западе помнили гуннов и куманов, чьи стрелы летели через стены рыцарских замков, чьи быстрые кони уходили в степь от неповоротливых, закованных в сталь рыцарских коней. Восток всегда страшил Европу, даже больше, чем угроза воинственных скандинавов…

– Путислав! – Подлетевший на вороном как смоль коне молодой дружинник Олеко осадил скакуна так, что тот присел на задние ноги, взбивая землю и вырывая с корнем степные сочные травы.

– Говори.

– С яра, – указал в сторону реки рукавицей дружинник, – мы караван увидели. Со стороны озер идет. Никак франки с посольством. Дождались ли?

– Не торопь, – усмехнулся Путислав, покручивая длинный, ниже подбородка, ус, и, обернувшись, кивнул головой. Из перелеска выехал всадник, сидевший на коне боком, перекинув ногу через седло. Молодой, сильный воин со шрамом на щеке пожевывал травинку и смотрел весело. – Горыня, возьми полсотни и зайди вон с того лесочка. – Он строго глянул на воина: – Лихо ждешь, Горыня? Война не псовая охота. Много ныне в лесах и степях всякого люда скопилось. Половцы снова вышли на разбой удаль показывать да девок воровать. Сторожко надо, сторожко!