Кирилл Казанцев - Когда-нибудь я ее убью

Черная с коричневыми полосами сумка лежала на дальнем краю стола, через дыру на том месте, где была «молния», из прорехи мерцало синим и белым светом. Сверчок снова завел свою песню, звенел упорно и мелодично и чертовски настойчиво. Прервался, точно набирая воздуха побольше, и снова зазвенел, равномерно-тоскливо и неотступно. Егор потянулся через стол, схватил сумку, на ощупь нашел мобильник, глянул на экран. Все то же — знакомый номер, видел он его сегодня раз пять, если не больше. Некто снова прорезался, волнуется, наверное, места себе не находит, а Вика не отвечает, да и затруднительно ей сейчас поговорить с родным или любимым человеком, завтра сможет, после пяти. Даже не завтра — сегодня, часы в углу экрана показывали половину первого ночи.

— Однако, — проворчал Егор, прикидывая мысленно, насколько этот некто взволнован отсутствием девушки, что звонит ей посреди ночи.

— Потерпи, — сказал Егор умолкшему телефону, положил его в сумку, лег и снова сел, глядя на стол, — телефон завел свою песню. Егор выждал пару секунд, взял мобильник и уставился на экран, на ряд цифр, мерцавший на нем под тихую мелодию. Номер как номер, кривой, дешевый с копеечным тарифом, зато абонент отличается редкостным упорством, переходящим в тупость. Или беспокойство за близкого человека зашкалило до предела, и некто, плюнув на воспитание, манеры и вежливость, решил добиться своего. И будет теперь названивать, пока в мобильнике аккумулятор не сдохнет, ему и так недолго осталось: контур батарейки в верхнем углу стал красным и часто мигал. И неизвестно, что для родственника Вики будет хуже: длинные гудки в трубке или голос автоответчика «абонент временно недоступен. Пожалуйста, перезвоните позже».

— Куда уж позже, — себе под нос пробормотал Егор, сел на диване, зачем-то посмотрел в окно на голую яблоню, что мотало ветром, потом на мобильник, потом решился и нажал клавишу с зеленой трубкой. Была не была, надо поговорить с человеком, все объяснить ему, успокоить, если потребуется, а завтра утром по-быстрому смотаться в больницу, отдать Викину сумку врачу или дежурной медсестре, и дальше пусть сами разбираются. Егор выдохнул, нажал зеленую кнопку и поднес телефон к уху.

Мелодия моментально оборвалась, сверчок заткнулся, в доме было тихо, и Егор слышал, как за окном стучат ветки яблони и шуршат кусты смородины и малины. Разрослись они за лето до безобразия, соседи-дачники дружно подавали советы, как все это хозяйство облагородить, но Егор особо не прислушивался — ему нравился внешний вид зеленой изгороди, закрывавшей его участок от чужих глаз. Вот забор он первым делом поправил, и ворота с калиткой, а малина… Да что ей будет, этой малине.

В трубке тоже что-то шуршало и потрескивало, словно абонента с той стороны тоже окружали облетевшие на зиму кусты и деревья, и точно так же шевелились неподалеку, только человек не стоял неподвижно, а шел через заросли, ломая ветки. Зацепился за одну, выдохнул вроде как матерно и произнес небрежно, врастяжечку:

— Слышишь меня, сука? Знаю, что слышишь. Это хорошо, слушай и молчи, курва. Тебя предупреждали по-хорошему? Предупреждали. Не поняла, думала, шутим? Хрен ты угадала, тварь, еще раз рожу твою в городе увижу — закопаю. Живьем закопаю, гадина, и кол сверху вобью, чтобы не вылезла. Сутки тебе, чтобы барахло собрать, и забудь, что тебе братец твой наплел. Слышишь, дрянь? Понимаешь, что тебе люди говорят? Катись отсюда, пока жива, вчера тебе повезло, завтра не прокатит, найдут, когда снег растает, или вообще не найдут, будешь в болоте гнить. Впятером тебя для начала отдерем, а потом, что осталось, фрагментами в канализацию. Или на рельсах тебя разложим, под поезд, сама выбирай, что больше нравится…

Егор бросил телефон на одеяло, сел, спустил ноги на пол. Сон враз куда-то подевался, в доме стало холодно и зябко, ровный, с каким-то романтическим придыханием голос абсолютно трезвого и, похоже, здорового мужика в трубке продолжал перечислять, что ждет Вику, если она останется в городе. Спокойно говорил, без мата и нервов, точно с листа читал заранее заготовленный текст, пожелал напоследок спокойной ночи и отбился. Экран мобильника погас, но Егор на него не смотрел, глядел в окно, на несчастную яблоню, что билась ветками о забор. Мысли, понятное дело, были только об одном, и из перечня угроз и обещаний выбивалась одна фраза: «Сегодня тебе повезло». Сегодня, в смысле вчера, повезло, что кто-то заметил огонь, вызвал пожарных и «Скорую», повезло, что все они приехали быстро. Значит, проводка ни при чем, и пожар — не случайность, машину подожгли, и все сделали так, чтобы не убить, а запугать. И все для того, чтобы Вика уехала из города. Сутки ей дали, какие тут сутки, ей теперь неделю или две в себя приходить. Сутки… «Фрагментами в канализацию» — однако, абонент попался с фантазией, изысканно изъясняется, этого не отнять. Не в первый раз, судя по всему, и не в последний. «Предупреждали…» Или плохо предупреждали, или что-то заставило Вику пренебречь угрозами, и дело зашло непозволительно далеко. Средняя степень отравления угарным газом — Вике действительно повезло, еще пара минут, и готово: судороги, остановка дыхания, падение сердечной деятельности и закономерный финал. Но вчера повезло, а вот завтра, оно же сегодня…

Егор нашарил рядом с собой мобильник, нажал первую попавшуюся кнопку, глянул на экран. Второй час ночи, времени впереди еще полно, и выспаться можно, и придумать, что со всем этим теперь делать. А чтобы никто не отвлекал, надо нажать вот сюда…

Телефон тихонько пискнул, экран моргнул и погас, Егор положил выключенный мобильник в Викину сумку и лег, закутался в одеяло. Недавний монолог сам собой возник в голове, завертелся по кругу от первой до последней фразы, от сказанного было смешно и жутко одновременно. Смешно от того, что словно на два десятка лет назад перенесло, в славные девяностые, в те годы четкие пацаны только так и изъяснялись, не дословно, понятное дело, но суть не пострадала. Простой алгоритм «если — то» сбоев и через годы не давал, вынуждая затравленный объект выбирать один из двух предложенных, одинаково невыгодных для него вариантов. А жутко потому, что и в те незабвенные годы слово и дело во времени не расходились. Сказано — сутки, значит — сутки, интересно, с какого момента у них отсчет пошел? От звонка или от пожара в машине? Но звонивший не уточнил, посему будем считать, что от его насыщенного монолога, на этом пока и остановимся, а там поглядим.

В терапии пахло лекарствами, едой и неистребимой хлоркой. Откуда она тут бралась — уму непостижимо, новое поколение завхозов и санитарок давно перешло на новые, совершенные и ароматные средства дезинфекции, а вот поди ж ты: воняло, как и десять, и двадцать лет назад, когда сам, еще школьником, с приступом аппендицита тут две недели пролежал. Запах начинался уже внизу, у гардероба, крепчал на лестнице и преследовал Егора до пятой палаты, куда еще утром из реанимации перевели Вику.

— Полчаса у тебя, — категорично заявила медсестра на посту, — Рябцева еще под наблюдением, давление низкое, час назад тошнило. Так что говорить тихо и только о приятном, не волновать и все такое. Время пошло.

Она показала Егору в сторону белой двери в самом конце коридора и потянулась к зазвонившему телефону. Егор неторопливо пошел по волнистому потертому линолеуму и прикидывал на ходу, как быть дальше. Согласно новой вводной говорить с Викой он мог только о погоде, цене на нефть, что сегодня так удачно скакнула вверх сразу на несколько пунктов, о котиках и прочей к делу не относящейся ерунде. И ни в коем случае не упоминать о вчерашнем происшествии, и уж подавно — о ночном звонке. Противоречия раздирали его вплоть до самой двери в пятую палату: облезлой, со старой пластмассовой ручкой и замазанной белой краской замочной скважиной. Егор осторожно взялся за эту ручку, постоял так несколько мгновений и отшатнулся — из палаты вышла бабка в теплом байковом халате с лохматым платком на плечах, прошаркала мимо безразмерными тапками, подозрительно глянула на Егора и куда-то ускреблась по коридору. Дверь осталась нараспашку, отступать было некуда: на него из палаты смотрели еще четверо, все тетеньки в летах, седые, измученные жизнью и болячками, смотрели с любопытством и недоверием одновременно, гадая, к кому бы пожаловал этот гость.

А гость быстро пересчитал кровати: их оказалось шесть штук. Если считать попавшуюся на пути бабку, обитало в палате пятеро, одного не хватало. Егор уже решил, что дежурная медсестра ошиблась, и сдал назад, когда тетка на ближайшей к двери кровати учительским голосом спросила:

— Вы к кому, молодой человек?

— К Рябцевой. К Виктории Рябцевой. — Егор вытащил из-под застиранного халата черно-коричневую сумку и показал ее старухе как пропуск. Та благосклонно кивнула и дала добро:

— Проходите. Вон она, у окна. Недавно заснула.